Незавершенная месть. Среди безумия - Уинспир Жаклин. Страница 39

– Именно так, мисс Доббс. На первый взгляд в пожарах прослеживается некий злой умысел, однако необходимо учитывать, что Геронсдин – сообщество сельское, где кирпичный завод – не более чем дополнение. Геронсдинцы не делают трагедии из каждой неприятности, а просто помогают друг другу, и все. Этих людей связывают особые узы, как вы, вероятно, успели заметить. Главное, что все остаются живы и невредимы.

– Несколько недель назад чуть не погибли лошади мистера Сандермира.

– Пожалуй, на этот конкретный пожар не мешало бы обратить внимание.

– Вот я и обратила.

– Вижу.

Мейси улыбнулась, чтобы смягчить Стэплса – у нее уже был готов для него следующий вопрос, который, она знала, викария может насторожить.

– Расскажите, пожалуйста, о семье Мартин.

Преподобный Стэплс почесал правое ухо, потянулся за своей до сих пор не тронутой чашкой чаю.

– Хорошие были люди. Очень набожные. И очень музыкальные. Миссис Мартин играла на органе в церкви, Анна – на фортепьяно, а Джейкоб был одаренным скрипачом.

– Скрипачом, говорите?

– О да. К сожалению, все трое трагически погибли при налете «цеппелина».

– Да, я об этом слышала. Вы ведь находились в Геронсдине, когда произошла эта трагедия?

Стэплс откашлялся:

– В тот день я как раз вернулся из Лондона. Ездил к архиепископу, в его вестминстерскую резиденцию. По делам прихода, разумеется. А заодно оказал Джейкобу Мартину одну услугу.

– Какую именно?

– Несколькими неделями ранее мистер Мартин отвез свою скрипку на Денмарк-стрит, к скрипичному мастеру. Зная, что мистер Мартин очень занят в пекарне и не имеет лишнего времени, я вызвался забрать инструмент и привезти ему. Раз уж я все равно оказался в Лондоне, мне это было нетрудно. Я вернулся вечером. Так вышло, что я не успел вернуть скрипку – налетел «цеппелин».

– Скрипка до сих пор у вас?

Стэплс покачал головой:

– К сожалению, нет. Ее похитили из моего дома. Еще когда я жил в Геронсдине, при церкви.

– Вы вроде сказали, что случаи воровства в Геронсдине начались уже после того, как вы отошли от дел, святой отец.

Стэплс реплику проигнорировал.

– Наверное, скрипку похитили все те же лондонцы. Пожалуй, это были мелкие воришки, не разбиравшиеся в вещах. Скрипка, часы, медная вилка для тостов не представляли практически никакой ценности. А вот церковная утварь – настоящий антиквариат – их не заинтересовала.

– Лондонцы, вы сказали? Надо ли понимать ваши слова так, что и скрипка мистера Мартина была похищена в сезон сбора хмеля?

– Да. Как я уже заметил, все дурное в Геронсдине происходит именно в это время.

– А что сказали полицейские?

Викарий покачал головой:

– Мы не стали вызывать полицию. Участка в Геронсдине нет, полицейским пришлось бы проехать изрядное расстояние. Поскольку похищенные вещи не представляли ценности, мы решили, образно выражаясь, ждать, когда воришек покарает Господь.

Мейси хотела возразить, но тут раздался легкий стук в дверь, и снова вошла Джейн Стэплс.

– Извините за вторжение, мисс Доббс. Дорогой, тебе звонят из епископата.

– Боже! – Стэплс вскочил. – Простите великодушно, мисс Доббс. Вынужден закончить нашу беседу. Не годится епископу ждать на телефоне простого викария. И – между нами – его преосвященство большой любитель поговорить.

– Спасибо, что уделили мне время, преподобный Стэплс.

Жена викария проводила Мейси до двери, а Стэплс проследовал в сторону гостиной.

Мейси села за руль, доехала до паба, остановила машину, пешком проделала обратный путь к «Пасхальному приюту». Стараясь остаться незамеченной, обошла по периметру дом викария и вернулась к пабу, где снова заняла место за рулем. Из паба тянуло густым ароматом пива; выскакивали посыльные. Мейси мучила жажда – в кабинете викария она едва успела пригубить чай, почти ощущала на языке восхитительную горчинку эля. Мейси вырулила на главную улицу, щеголявшую побеленными фасадами магазинов, купила вишневый «Вимто». И стала раздумывать, почему человек, облеченный саном, солгал ей. Ибо, как она и подозревала, в «Пасхальном приюте» не было такого блага цивилизации, как телефонная связь.

В Геронсдин Мейси вернулась ближе к вечеру. До сумерек оставались считаные часы; времени на колебания не было совсем. Мейси кое-что задумала. Перекинулась парой сердечных фраз с Фредом Йоменом, прошла в свой номер, где надела дорожную юбку и тяжелые, почти как ботинки, кожаные туфли. В Хокхерсте Мейси не задержалась – только выпила бутылочку «Вимто» и сделала пометки на учетных карточках. Теперь карточки лежали в кожаном портфеле. Несколько из них Мейси спрятала в рюкзак, туда же отправились бинокль и походный нож. Медсестринские часы поджидали хозяйку на туалетном столике. Мейси было потянулась за ними, но передумала, едва пальцы коснулись прохладного гладкого корпуса. Вместо того чтобы приколоть часы к лацкану, Мейси положила их в карман. Она послушается совета Бьюлы, не станет носить часы у сердца, но надо же ей знать, сколько времени.

Мейси вышла из гостиницы. «Эм-Джи» так и остался на парковке. Предстояло пешком проделать путь в две мили, до того самого дерева, где Артур и Джо рассчитывали найти каштаны столь крепкие, что под их натиском раскололся бы не один десяток трофеев других мальчишек. А нашли – ворованное серебро и неделю в исправительной школе.

Сойдя с проселка на лесную тропу, Мейси первым делом стала высматривать в кустах орешника «инструмент» – раздвоенную тонкую ветку, из которой можно вырезать рогатку. Поднялась на цыпочки, ухватилась, отвела листву, до сих пор не пожелтевшую, оценила диаметр потенциальной «рамки». Отпустила ветку, достала нож, из нескольких лезвий выбрала подходящее, снова взялась за ветку. Обрезала лишние сучья – упругие, прочные. Оборвала листья, сжала рамку в ладонях. Улыбнулась. Теперь дело за малым – нужно думать про серебро.

Мейси успела отметить на карте две точки – места предполагаемых тайников Сандермира. Серебро там либо надежно спрятано, либо зарыто в землю. Первый тайник, возможно, находится у ручья; Мейси сомневалась в этом, но расследование требовало кропотливости и проверки всех версий. Битти Драммонд права: это именно расследование, своей важностью не уступающее предыдущим делам, над которыми работала Мейси.

Итак, она прошла обратно по собственным следам, к старому каштану. Рюкзак спрятала у корней, чтобы не мешался под ногами, закрыла глаза и вообразила целую груду серебряных изделий – ложек, кубков, подносов, чайников, жаровен. Обеими руками взяв ореховую рамку и повернувшись лицом к лесу, Мейси начала поиски.

Ветки царапали ее по щекам, высокая трава мешала идти, но Мейси ни на что не обращала внимания – она чутко прислушивалась к колебаниям рамки. Груда серебра в ее воображении расплылась, будто заволоклась туманом скептицизма; мистические силы, к которым взывала Мейси, исчезли – так отступает от берега прибой. Следуя «указаниям» ореховой рогатки, Мейси приблизилась к ручью. Лоб был покрыт испариной, руки ломило от напряжения.

– Здесь я ничего не найду! – выдохнула Мейси и почти упала на землю.

Держа рамку на коленях, она смотрела на быстрый поток. Вода подмывала корни древнего дуба, крутила в воронках палый лист, прокладывала себе путь в глине русла, обнажая пласты пород. Мейси вздохнула. Созерцание воды успокоило ее, вдохновило, дало силы попытать счастья в другом месте, где вечерние тени обеспечат ей надежную маскировку. Мейси поднялась, отряхнула юбку (все равно стирать после кирпичного завода), бросила прощальный взгляд на воду, собираясь уходить. Но не ушла – ибо краем глаза увидела нечто любопытное, нечто, заставившее Мейси еще раз оглядеть окрестности.

Над водой нависали деревья, у их корней, на торфяной почве, свежо зеленела густая растительность, в том числе папоротники и вьюнки. Тут же, судя по пряному, аппетитному запаху, рос дикий чеснок. Естественный лесной камуфляж – зеленая трава, бурые прошлогодние и охристые нынешние палые листья – скрывал старые, ржавые канистры емкостью в галлон. Канистр было четыре или пять. Их забросили на берег, шага на четыре от воды, не то чтобы небрежно, но поспешно. Задайся некто целью как следует спрятать канистры и располагай он достаточным количеством времени – Мейси вовсе бы их не заметила. Но некто временем не располагал; он ограничился тем, что завалил канистры листьями папоротников. Мейси опустилась на колени, стала откручивать крышку. По ушам резанул визг ржавого металла. Изнутри пахнуло керосином – весьма огнеопасной жидкостью.