Незавершенная месть. Среди безумия - Уинспир Жаклин. Страница 45

– Мейси, как дела?

– Очень хорошо, лорд Джулиан. А у вас?

– Сносно. Вот когда Джеймс возьмет бразды правления в свои руки – будет полегче. Впрочем, полагаю, тогда его из Канады на приличный срок не выманишь, хотя видит бог, как я стараюсь. Думал, сын на сезон охоты останется – а теперь не уверен. – Лорд Джулиан кашлянул. – Чем могу помочь, Мейси?

– Мне нужен доступ в военный архив.

– Насколько срочно?

– Завтра днем. Хочу прочесть пару записей.

– Не вопрос. Только мне нужны имена солдат.

Второй телефонный звонок Мейси сделала в отель «Дорчестер».

– Мейси, какая ты молодец, что позвонила, – обрадовалась Присцилла. – Ты где?

– В Пимлико, в телефонной будке.

– Ты с ума сошла – в такой поздний час из автомата звонить! На улице опасно. Тебя могут выследить, ограбить, обидеть…

– Ой, Прис, только не надо мелодрам. Никто меня не выслеживает и грабить не собирается. Как мальчики?

– Дело движется. Я вызвала Элинор из Уэльса, она снова с нами. Кажется, рада, что вернулась. У нее половина родных – шахтеры. Сама понимаешь – жизнь довольно мрачная.

Последовала пауза.

– А еще я, кажется, нашла идеальный дом. В Лондоне. Наконец-то можно будет решить вопрос с образованием сыновей.

– Ты отдашь их в школу на полный пансион?

– Нет. Они будут ходить в один лицей. Там занятия ведутся и на французском, и на английском. Лицей котируется среди дипломатов с имперских задворок, каковые хотят дать сыновьям приличное британское образование. Следовательно, и отношение к моим мальчикам будет другое. Ужинать и ночевать они будут дома, а если мне захочется посвятить часок-другой себе любимой, Элинор сумеет направить их энергию в мирное русло.

– А в каком районе дом?

– Ни за что не догадаешься. Маргарет решила оставить свой лондонский особняк и навсегда обосноваться в Грантчестере. Помнишь, там, где был прием в честь Саймона?

– Помню.

«Разве можно такое забыть?» – подумала Мейси.

– Кстати о Маргарет. Мы с ней по телефону обсудили завтрашнюю церемонию. И знаешь что? Она приняла неожиданное решение.

– В смысле?

Мейси потерла запотевшее стекло телефонной будки, выглянула, нет ли прохожих.

– Приготовься, Мейси.

Присцилла вдруг замолчала. Мейси перевела взгляд на маленькое зеркальце над телефонным аппаратом.

– Саймон будет кремирован.

– Что?!

Даже в пятнистое от ржавчины зеркало было видно, какие красные у Мейси глаза.

– Да, кремирован. Видишь, какая Маргарет у нас прогрессивная. Правда, со времен герцогини Коннаут кремацию уже не считают дьявольским делом. Ну, ты в курсе – герцогиня Коннаут была первой представительницей королевского рода, которую после смерти, в тысяча девятьсот семнадцатом, кремировали.

– Присцилла, как ты можешь язвить?

Присцилла прикусила язык, но не извинилась.

– Очень уж ты обидчивая, Мейси. Понимаю, тебе трудно сейчас, но все же попытайся абстрагироваться от своего горя. Саймон – тот, прежний – первый бы посмеялся над моей шуткой. – Она вздохнула. – Маргарет подумала – и она права, – что именно кремацию выбрал бы сам Саймон. Он и так слишком много времени провел между двух миров. Конечно, сначала мы все с ним простимся, как подобает. Его прах развеют возле его дома, в лугах, где Саймон играл мальчиком. Вдобавок Маргарет перестанет глодать вполне бытовая тревога – кто будет обихаживать могилу Саймона после ее смерти.

– Но я могла бы…

– Нет, Мейси, ты не могла бы. Ты не свяжешь себя этим обязательством. Я тебе не позволю. Когда Саймон упокоится с миром – или как там принято говорить о кремированных, – мир и покой настанут и для его близких. Тут я с Маргарет полностью согласна. Кремация символизирует освобождение, и не только для покойного.

Мейси ничего не ответила.

– Алло! Алло! Ты меня слышишь?

– Слышу, Прис. Да, Маргарет права. Первый шок прошел, и я понимаю: она права.

– Конечно! А теперь я пойду расслаблюсь в ванне. Что-что, а приструнить мальчишек Элинор умеет. Слава богу, в моем мирке опять полный порядок. Мой дорогой Дуглас скоро вернется, и чаша моя преисполнена [8].

Мейси кивнула, забыв, что Присцилла ее не видит.

– Спокойной ночи, Присцилла. Завтра в полдесятого я за тобой заеду.

– Желаю тебе хорошо выспаться, милая Мейси. Не трави себе душу – скоро все это кончится.

Мейси побрела назад, в свою квартиру, которая с некоторых пор представлялась ей этаким коконом. Она думала о словах Билли про ком земли, бросаемый на крышку гроба. О том, что действие символично: вместе с комом земли человек отбрасывает тяжелые воспоминания. Но Саймона кремируют; что и куда отбросит Мейси? Не будет никакого ритуала, не будет конца истории, не будет могилы, куда можно прийти, оставить букетик первоцветов или охапку желтых нарциссов. Мейси некоторое время предавалась этим мыслям, потом, даром что вечер был не из холодных, сунула лишний флорин в газовый счетчик и зажгла огонь в камине. Мысли о завтрашней церемонии вызывали озноб, и все же Мейси постепенно принимала решение Маргарет Линч. Возникла догадка: Маргарет кремирует тело сына отчасти ради будущего Мейси.

Когда священник начал читать последний псалом, Мейси выпрямилась, расправила плечи. Ноги занемели от холода, мучившего Мейси всю прошлую ночь и не отпустившего утром. То был не обычный холод – но мерзкая промозглая сырость, проникающая в каждую клеточку, неистребимая посредством внешних источников тепла. Липкая, вязкая, отвратительная сырость, до ломоты в суставах, преследовала Мейси еще со времен службы во Франции, с самой войны. Бывали дни, когда Мейси казалось, что сырость и холод из ступней поднимаются все выше, выше – и в конце концов заморозят ее всю, обратят в камень.

Маргарет Линч стояла между Мейси и Присциллой. Открывая молитвенник на нужной странице, Мейси почувствовала, как медленно и грузно наваливается на нее мать Саймона. Мейси прикрыла веки и представила, что ее ноги пустили корни в землю. Теперь Маргарет сможет зарядиться от Мейси силой. Затем она обняла пожилую женщину, не думая, что, пожалуй, производит впечатление слишком самонадеянной особы. Маргарет Линч погладила руку Мейси, склонила голову, но тут заиграл орган, и взмыли под купол голоса.

Зазвучал второй куплет, гроб медленно поехал вперед, раздвинулись шторки, за которыми была кремационная печь. Затем шторки закрылись, и стало ясно: Саймон ушел навсегда. Маргарет Линч буквально впилась пальцами в локоть Мейси, та, в свою очередь, крепче обняла старую женщину.

Потом был ленч в особняке Маргарет, в Холланд-парк. Мейси и Присцилла дождались, пока все разъедутся.

– Маргарет, может, побыть с вами? – спросила Присцилла.

– Не надо, спасибо. Я ужасно устала. Пойду в свою комнату, лягу.

Маргарет обняла Мейси и Присциллу.

– Какие вы молодцы, девочки, что пришли сегодня.

Присцилла потерлась щекой о щеку пожилой женщины. Мейси воздержалась от этой имитации поцелуя, сделала шаг назад. Но, когда она протянула руку для пожатия, Маргарет сама схватила ее за плечи и заглянула в глаза.

– Пожалуйста, Мейси, не забывай меня. Заходи почаще и без церемоний. Я здесь пробуду еще неделю, максимум две, пока вещи перевозят в Грантчестер. Жду тебя.

– Я приду. С радостью.

– Спасибо. – Маргарет стиснула обе руки Мейси. – Спасибо за все, чем ты была для Саймона.