В деревенской лавке - Лейкин Николай Александрович. Страница 1

Н. А. Лейкинъ

ВЪ ДЕРЕВЕНСКОЙ ЛАВК?

ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ

ПОДГОРОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ДАЧНОЙ ЖИЗНИ

Въ подгородномъ уголк?.

Мелочная лавка въ подгородной деревн?. Утро. За прилавкомъ, среди караваевъ хл?ба, кулей съ мукой, висящихъ съ потолка связокъ баранокъ, желтыхъ кожаныхъ рукавицъ, кнутовъ и сушеной трески сидитъ жирный мелочной лавочникъ въ картуз? и чуйк?, подпоясанный передникомъ, и пьетъ чай. Время отъ времени появляются покупатели. Входитъ корявый мужикъ въ рваномъ полушубк?, передвигаетъ шапку на голов?, что означаетъ поклонъ, и говоритъ:

— Прежде всего папиросъ за коп?йку. Есть?

— Есть, отв?чаетъ лавочникъ и подаетъ тощую пачку папиросъ.

— Потомъ два фунта хл?ба. Да плохъ у васъ хл?бъ-то ужъ очень. Сырой. Словно замазку ?шь. Опять же и песокъ въ немъ и махры какіе-то.

— А ты почитай-ка въ газетахъ, какой вонъ хл?бъ въ Казанской губерніи ?дятъ. Лебеда, листъ липовый прим?шанъ, древесная кора, отв?чаетъ лавочникъ.

— Такъ в?дь тамъ неурожай нониче.

— А зд?сь урожая-то никогда и не бывало.

— Тамъ свой, а зд?сь за деньги.

— За деньги! Мука-то, вонъ, тринадцать съ полтиной, а вамъ, чертямъ, подай хл?бъ за дв? съ половиной коп?йки фунтъ.

— Не пропеченъ, сыръ, — вотъ я изъ-за чего главное.

— Да в?дь и не сырой ежели жевать будешь, то во рту онъ все равно сыръ сд?лается…

— Соли въ прибавку отпустишь?

— Эхъ! кряхтитъ лавочникъ, отв?шивая хл?бъ. — В?дь соль-то мы тоже за деньги покупаемъ, какъ вы это понять не хотите.

— Намъ чуточку…

— И чуточка денегъ стоитъ. Еще чего?

Мужикъ считаетъ м?дныя деньги на ладони, потомъ молча обозр?ваетъ лавку и говоритъ:

— Трески на коп?йку можно?

— Ну, вотъ ужъ и на коп?йку! Сколько же я теб? на коп?йку долженъ дать? В?дь ее варимъ тоже.

— Селедку въ долгъ не отпустишь?

— Какъ же въ долгъ-то, коли я тебя въ первый разъ въ глаза вижу!

— Ужъ и въ первый разъ! Мы тутъ на причал? на барк? на р?к? дв? нед?ли ужъ стоимъ. Сколько разъ у тебя забирали.

— Много тутъ барокъ на причал? стоитъ.

— А ты у меня платокъ шейный не купишь ли? За гривенникъ бы отдалъ, а самъ двугривенный заплатилъ.

Мужикъ л?зетъ въ карманъ полушубка.

— Н?тъ, н?тъ. Этими д?лами не занимаемся. Кому-нибудь ужъ другому его продай, останавливаетъ его лавочникъ.

Мужикъ опять считаетъ м?дныя деньги на ладони и спрашиваетъ:

— Луковку за коп?йку можно?

— Въ лучшемъ вид? можно.

— Ну, такъ вотъ и получай. Да давай спичекъ на коп?йку. Только восемь коп?екъ и есть.

— Расчета, что ли, ждете, что такую роскошную трапезу закупили?

— Въ томъ-то и д?ло, что вторую нед?лю расчета ждемъ. Ряда у насъ была на барку до Александрова дня, а потомъ говорятъ: до Елизаветина дня хозяину должны удовольствіе сд?лать и еще пять денъ за ту же ц?ну проработать. Проработали, стали на причалъ, да вотъ вторую нед?лю и ждемъ расчета. Приказчикъ пьянствуетъ, ловимъ его въ кабак?, а онъ говоритъ, что все еще отъ хозяина денегъ не получалъ. До Елизаветина дня еще кормили, а съ Елизаветина дня бросили. Ни денегъ, ни харчей. Ч?мъ хочешь, т?мъ и кормись. Живемъ въ рубк? на барк?. Холодина… По утрамъ-то морозы… По?халъ онъ сегодня за деньгами въ городъ къ хозяину, а не вернется завтра, такъ ч?мъ только и кормиться будемъ! Б?да…

Мужикъ держалъ въ рукахъ покупки и смотр?лъ уныло. Потоптавшись, онъ вышелъ изъ лавки. Вошелъ худой рослый старикъ съ физіономіей солдата Николаевскихъ временъ, облеченный въ старую кожаную куртку и охотничьи сапоги съ массой заплатъ.

— Какого товару, Данило Кузьмичъ? задалъ ему вопросъ лавочникъ.

— Товаръ у насъ одинъ. Пять фунтовъ овсянки для собакъ, да хл?ба, отв?чалъ покупатель и прибавилъ:- Слышь, хл?бъ у васъ больно плохъ. Совс?мъ вы его не пропекаете. Даже собаки не ?дятъ.

— Такія времена нон?, Данило Кузьмичъ. Ты егерь, ты челов?къ вразумительный, теб? нечего разсказывать. Мы и стараемся пропечь, да что жъ ты под?лаешь! Годъ голодный. Конечно, ужъ онъ не тотъ хл?бъ, что въ урожайный годъ, но надо покориться. Въ Тамбовской губерніи вонъ еще хуже ?дятъ. Я самъ этотъ же хл?бъ ?мъ и не ропщу на Бога, разсказывалъ лавочникъ, принимаясь отв?шивать овсянку, и спросилъ: — Хл?ба-то сколько?

— Собакамъ чернаго пять фунтовъ, а мн? полуб?лаго фунтъ да ситнику фунтъ, отв?чалъ егерь.

Лавочникъ продолжалъ:

— Туги нон? времена… Охъ, какъ туги! Мы вотъ тутъ на непропеченный хл?бъ обижаемся, а прочти-ка ты въ газетахъ, что вонъ въ Тульской и Рязанской губерніяхъ д?лается!

— Читалъ. Такъ в?дь тамъ неурожай.

— А отъ ихняго неурожая и наша Питерская губернія страдаетъ. Мука-то вонъ тринадцать съ полтиной куль, да еще грозятся, что зимой будетъ пятнадцать, такъ какъ изъ нея хл?бъ-то за рубль пудъ выпекать?

— Больно хл?бъ плохъ. Собаки рыло воротятъ отъ твоего чернаго хл?ба. Да и полуб?лый тоже.

— Ну, да что тутъ жалиться! Тяготы… Нын?шній годъ ужъ должны пострадать безъ ропота. Все это отъ Бога… вздыхалъ лавочникъ и, чтобы перем?нить разговоръ, спросилъ егеря:- А какъ овсяникъ?

— Медв?дь? Можешь ты думать, ушелъ! Ушелъ и два двугривенныхъ мои пропадомъ пропали. Сначала я его господамъ прочилъ, чтобы облаву сд?лать. Потомъ, думаю, семъ-ка я его опою водкой и убью дубиной пьянаго, чтобы шкуру не попортить. Чудесно. Взялъ я корыто, накрошилъ въ него хл?ба, вылилъ въ хл?бъ бутылку водки и поставилъ въ овсы. Овсы теперь скошены, а онъ посл? покосовъ каждый день на зар? ходилъ на овсы по старой привычк? и вылъ отъ голода. Чудесно. Поставилъ съ вечера корыто на овсы. Прихожу на утро — ни медв?дя, ли хл?ба, ни водки. Стоитъ одно пустое корыто. Выпилъ водку, подлецъ, ушелъ и ужъ больше не показывается. Пропалъ.

Лавочникъ захохоталъ.

— Надулъ егеря, сказалъ онъ.

— То-есть ужъ такъ-то надулъ, что и ума не приложу, отв?чалъ егерь. — Такъ бутылка водки пропадомъ и пропала. В?дь вотъ поди жъ ты! Лучше бы я самъ ее выпилъ.

— Что хорошаго медв?дю зря водку стравить! Челов?къ ты не богатый.

— Да в?дь на шкуру льстился; чтобъ шкуру сохранить. Яду бы ежели, такъ в?дь отъ яду шерсть изъ шкуры л?зетъ. Вонъ волковъ травятъ стрихниномъ, такъ посмотри, что посл? со шкурой-то.

— Что говорить! А вотъ расчетъ съ водкой не вышелъ. Должно быть, матерый медв?дь былъ, коли отъ бутылки водки не свалился.

— Это-то и обидно, что матерый. Знато бы да в?дано, такъ я ему дв? бутыли… В?дь шкура-то медв?жья что стоитъ!

— Ну, за твое здоровье выпилъ.

— Молчи. Не дразни. Меня ужъ и такъ дразнятъ и проходу не даютъ. Такъ сколько съ меня за все про все? Ахъ, да… На коп?йку еще с?ры для собакъ положи, сказалъ егерь.

Лавочникъ сталъ звякать костяжками на счетахъ.

1893