Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера - Бауэр Гюнтер. Страница 48

В течение следующих четырех месяцев мы вели упорные бои. Ситуация с каждым днем становилась безнадежнее. До нас постоянно доходили слухи о новых поражениях немецкой армии на всех фронтах. Нам оставалось уповать только на чудо. В этот период я уже твердо ненавидел Гитлера за то, что он втянул нас во все это, но при этом считал, что если кто-то и может нас спасти, то только он.

Однако фюрер не нашел выхода из безнадежной ситуации, в которой оказалась Германия. Красная Армия подошла к Берлину, и Гитлер начал стягивать войска для его обороны. Американцы очень теснили войска Вермахта на участке, где находилась 4-я парашютная дивизия, поэтому для защиты немецкой столицы из дивизии был отправлен только один наш полк.

Глава четырнадцатая

Берлин: последняя битва

Мы выехали в Берлин вечером 16 апреля. Перед тем как погрузиться в грузовики, мы еще успели услышать по радио воззвание Гитлера. Он обещал нации, что Берлин останется в немецких руках, а наступление врагов Рейха захлебнется в крови.

— Да, оно захлебнется в крови, но только в нашей, — мрачно пошутил Конрад. Он словно предчувствовал свою судьбу.

Надо сказать, к тому времени уже никто не боялся отпускать подобные шуточки и критиковать действия властей. Гестапо и партия уже практически не контролировали взгляды военных, вся эта система разваливалась буквально на наших глазах.

По дороге мы с Михаэлем и Конрадом разговаривали о том, какой будет наша судьба, если врагам Германии удастся удержать победу. Среди нас ходили тревожные слухи о том, что русские расстреливают большинство офицеров в частях, которые сдаются им в плен, а солдат отправляют в лагеря в Сибирь, где морозы еще страшнее, чем те, которые пережили мы под Москвой.

Примерно через час пути наши грузовики остановились. Мост через небольшую речушку, преграждавшую нам путь, был разрушен. Мы получили приказ продолжать двигаться к Берлину пешим маршем.

Мы шли всю ночь и часть следующего дня, пока не достигли небольшого городка, где столкнулись с колонной беженцев, двигавшихся из Берлина. Люди, проходившие мимо нас, смотрели на нас с озлоблением и укором. Во всех своих несчастьях они винили нас, военных. Это было вдвойне обидно, ведь мы, сражаясь с врагом, каждый день делали все и даже больше, чем было в наших силах.

Пригорода Берлина мы достигли вечером 17 апреля. К этому моменту мы были уже окончательно измотаны и удручены происходящим. В самом Берлине около четверти зданий оказалось в руинах. Правда, надо сказать, в городе было немало и очень крепких зданий, устойчивых к бомбовым ударам. Особенно это относилось к ряду строений XVIII века. Для их разрушения русской артиллерии пришлось обрушить буквально град снарядов на каждое из них.

Мало того, под большинством жилых зданий был глубокий фундамент. В них были многочисленные подвалы. Подобные архитектурные особенности города, само собой, были использованы для его обороны. Многие дома и подземные коммуникации были превращены в крепости. Для этого жителям Берлина было приказано рыть траншеи и оборудовать огневые позиции.

В обороне нам помогали и естественные препятствия, находившиеся в черте города. Так, река Шпрее шла через северо-западную часть Берлина, его центр и выходила на юго-восток. Южные подходы к городу были прикрыты Тельтовым каналом. Все это создавало серьезные препятствия при продвижении войск противника.

Для защиты Берлина в него были стянуты те немногие силы, которые у нас оставались. Так, город защищал LVI танковый корпус генерала Карла Вейдлинга, однако он был укомплектован лишь отчасти и состоял всего из двух дивизий: 20-й танковой дивизии войск СС и недавно сформированной дивизии «Мунхеберг». Обе эти дивизии были истощены предыдущими боями. Кроме того, Берлин оборонялся артиллерийскими и пехотными частями, в том числе и войсками СС. Однако большинство пехотинцев были мальчишками из «Гитлерюгенда» и стариками из «Фольксштурма». При этом во время сражения непосредственно за Берлин советские войска обладали едва ли не десятикратным численным преимуществом.

Только беспримерный героизм и отчаяние помогли нам продержаться так много дней. Окончательно осознав безнадежность нашего положения, мы сражались уже ради того, чтобы дождаться, когда к Берлину подойдут войска американцев и англичан. Мы понимали, что если город возьмут армии этих стран, гораздо более цивилизованных, чем Советский Союз, то участь немецкой столицы не окажется столь тяжкой. Но наши надежды были напрасными: американцы и англичане принесли Берлин в жертву Сталину и не спешили продвигаться к городу.

О боях за Берлин я не смогу рассказать подробно. Слишком много лет я старался стереть из своей памяти то, что было связано с ними. В них я потерял многих своих самых близких товарищей, а после этих боев наша Германия оказалась на коленях. Однако некоторые моменты я прекрасно помню и теперь.

Русские танки продвигались в город целыми колоннами. У нас крайне не хватало противотанковых орудий и опытных бойцов, умеющих бороться с танками. Однако у нас были «панцерфаусты». Эти гранатометы действительно представляли собой чудо-оружие, обращаться с ними могли как четырнадцатилетние подростки, так и семидесятилетние старики. Но, что самое главное, «панцерфаусты» были просты в изготовлении и наши войска были обеспечены ими в достаточной мере.

Самым главным было подбить передний танк. После этого остальная колонна уже не могла двигаться вперед, и тогда на нее обрушивались новые и новые снаряды, выпущенные из «панцерфаустов». Нам, снайперам, оставалось только добивать выпрыгивавших из подожженных машин танкистов и советскую пехоту. Это приносило очень хорошие результаты на первом этапе советского наступления и даже подняло наш боевой дух. Нам казалось, что у нас есть шансы остановить продвижение Красной Армии.

Однако вскоре русские начали прибегать к абсолютно варварской тактике. Они массированно обстреливали из артиллерийских орудий район будущего продвижения войск. Но этого им было мало. После артобстрела по тому же району начинали вести огонь «катюши». И только после этого начиналось продвижение танков. Конечно, подобная тактика была эффективной. Но в результате ее применения мирные жители гибли гораздо чаще, чем военные. Русские были безжалостны к жителям Берлина. Для ведения огня по центру города они доставили из Померании крепостные орудия, которые стреляли снарядами весом в полтонны. За время сражения русские сделали по городу около двух миллионов орудийных выстрелов. В результате этого на Берлин обрушилось почти 40 тысяч тонн снарядов.

Неудивительно, что весь город был устлан дымом не стихавших пожаров. От бушевавшего вокруг огня даже ночами было настолько светло, что можно было читать газеты. Конечно, если бы они выходили в осажденном Берлине… В центре города буквально бушевал ад. Стены зданий трескались от жары, в прудах и каналах закипала вода. Мы с трудом находили в себе силы, чтобы выдерживать эту жару, мы задыхались от гари и копоти, но мы продолжали сражаться. Бои шли за каждую улицу, за каждый дом, а в домах — за каждый лестничный пролет. Мы старались как можно дороже «продать» свои жизни. Зато полиция и ряд партийных чиновников обратились в бегство. Многие из них пытались прорваться на запад, чтобы сдаться в плен американцам или англичанам.

30 апреля советская пропаганда донесла до нас через громкоговорители известие о смерти Адольфа Гитлера. Нам не верилось в это, но вскоре эта новость подтвердилась. Как я узнал впоследствии, фюрер умер как настоящий солдат. Он отверг все предложения его подчиненных бежать из осажденного Берлина и покончил с собой, отказавшись видеть крах Германии и подписывать условия ее позорной капитуляции. Возможно, именно Гитлер был виноват в случившейся с нами трагедии, но он ушел достойно, в отличие от многих его сподвижников.

Подтверждение новости о смерти Гитлера, несмотря на мои крайне противоречивые чувства к нему, стало для меня последней каплей. К этому моменту Конрад и Михаэль уже погибли во время ближних боев с советской пехотой. Ни одного, ни другого не спас ни их опыт, ни их смелость. Я в этих боях каким-то чудом оставался невредимым. Возможно, только потому, что Ингрид беспрестанно молилась за меня в те дни.