Айгу! Они не едят личинок шелкопряда! - Ерохина Анастасия. Страница 55

Распрощавшись с учителями, мы поблагодарили их поехали обратно на ферму на машине Чо. Смеркалось. По дороге Чо рассказал, что в Корее возраст ребёнка принято отсчитывать не с момента рождения, как у нас, а с самого зачатия, причём девять месяцев идёт за год. Таким образом, когда малыш рождается, ему автоматически становится год, но и это ещё не всё. Возраст увеличивается не в день рождения, как принято у нас, а в Новый Год, и это значит, что в Корее ребёнку, появившемуся на свет в конце декабря, в январе становится два годика. У нас же, по российским правилам, ему будет всего несколько дней. Поэтому, если вы в Корее, имеет смысл прибавить себе год возраста, как принято у местных.

Однажды вечером мы затеяли игру в «Гоу-стоп», причём Чо сам играть не стал, а вместо этого привёл соседа, по его словам, большого мастера. Оказалось, что Бьёрг знакома с правилами, так что в итоге образовалась такая тройка игроков: я, исландка и корейский корифей. Чо достал горсть монет из копилки и раздал их, потому что играть надо обязательно на деньги, пусть и небольшие. Несмотря на то, что Бьёрг путала масти и кидала карты невпопад, а также не умела считать очки, ей дьявольски везло. Сосед не сумел выиграть ни одного кона и даже вынужден был добавить пару купюр из кошелька, а я осталась при своих. Под конец кореец сказал: «Если мужчина садится играть с женщинами, то всегда проигрывает» и ушёл, оставив нам выигрыш на мороженое. А я попросила Чо привести нового мастера, потому что старый оказался никуда не годен, а он долго смеялся, удивляясь, как это Бьёрг сумела обыграть соседа.

Через пару дней Бьёрг собралась уезжать. Утром, после того, как мы высадили салат в грядки, Чо и Чон Сон накрыли на стол на веранде, но вместо обычного отвара ячменя или мяты подали рисовое вино макголи, чтобы исландка могла ещё раз прикоснуться к культурным традициям Кореи. Здесь принято употреблять алкоголь и днем тоже. Часто, поднимаясь на гору, мы видели группы корейцев, усевшихся в кружок и наслаждающихся рисовым вином и нехитрой снедью. Для фермеров это тоже обычное дело, и хотя Чо и Чон Сон практически не пьют, корейцы с более консервативными взглядами, уверена, никогда не откажутся пропустить стаканчик вина. Странно только, что после дневных возлияний они умудряются продолжать работать со своей обычной прытью.

Чо на сборе урожая.

Пока мы отдыхали, Чо рассказал очередную историю. Как-то раз к ним должна была приехать одна девушка в качестве волонтёра, притом очень молодая. Прибыла она не одна, а в сопровождении отца, который очевидно не мог оставить чадо без надзора, и уж тем более не в компании малознакомых фермеров. Конечно, о визите своём отец — пастор местной церкви, не предупредил, ну да ладно, место для него нашлось. Вскоре выяснилось, что по воскресеньям новоиспечённые волонтёры посещали церковь, причём сначала даже требовали, чтобы Чо их туда возил на машине, но, встретив сопротивление, настаивать не стали и в итоге добирались сами на автобусе. После первого такого посещения дорогие гости вернулись не одни: вместе с ними прибыла целая когорта миссионеров, жаждущих обратить заблудших дикарей в лоно Церкви. Но ничего не вышло: Чо поклонился и сказал: «Извините, но я — буддист», и миссионеры отправились восвояси.

Через пару дней после того, как Бьёрг уехала, стали собираться в дорогу и мы. Путешествие, изначально казавшееся бесконечным, близилось к своему завершению. Следующее место, где планировалось провести две недели, было последним в череде разных волонтёрских проектов, в которых мы так или иначе приняли участие. Находилось оно в провинции Чхунчхон-Пукто неподалёку от города Даньянг. Чо сказал, что это очень красивая область, и что они с Чон Сон планировали обосноваться именно там, а не в Чжансу, да только это оказалось не по карману. Распрощавшись с нашими друзьями, мы пожелали им отличного урожая, хотя и без того было понятно, что в этом году фермеры добились значительных успехов по сравнению с предыдущим. В Даньянг ехали на трёх автобусах с пересадками. Местом, выбранным для завершения нашего волонтёрства в Корее, была даже не ферма, а целая деревня под названием Хандеми, притом не простая, а лучшая среди прочих туристических деревень образовательной направленности.

В Южной Корее с малого возраста принято готовить детей к взрослой жизни. Если не поступишь в хороший университет, потом не найдёшь достойную работу. Если не будешь учиться в хорошей школе, не поступишь в университет. По сути зубрить приходится с младых ногтей. Поэтому для многих подростков обычным делом являются так называемые «зубрильни» — школы для подготовки к вступительным экзаменам в какое-нибудь престижное место, куда ходят каждый день после уроков и возвращаются домой в одно время с работающими взрослыми. Такой ритм выдерживают не все. Хандеми была когда-то обычной деревушкой, затерянной среди гор, но когда местный предприниматель открыл на её базе принципиально новую школу с проживанием и полным пансионом, всё изменилось. Родители, выбирающие для своих детей другой, более традиционный образ жизни, отправляли своих отпрысков туда, чтобы те в свободное от учёбы время учились игре на музыкальных инструментах, лазали по пещерам, катались на велосипедах, занимались сельским хозяйством и дышали свежим воздухом. Во время нашего визита в Хандеми таких детей там было около двадцати пяти. Помимо собственно школы, в деревне предлагались десятки образовательно-развлекательных программ как для школьников (собирание винограда, копание картофеля, купание в горной реке), так и для взрослых (работа в поле, барбекю и выпивка с ночёвкой). Вся эта веселуха, конечно, была далеко не бесплатной, и рассчитана исключительно на корейцев, зато иностранцам вроде нас предлагалось поучаствовать в волонтёрской программе, чем мы с удовольствием и воспользовались.

Правда, сначала всё пошло наперекосяк. В назначенное время нас не встретили на станции, и после продолжительной тряски в трёх автобусах ждать ещё час было тяжело и грустно. Наконец наш хост соблаговолил приехать на своём оранжевом микроавтобусе, полном детей, и забрал нас, на ходу придумывая отговорки, почему это случилось так поздно. Мороженое, видом и вкусом напоминающее сладкий картофель батат, или, как его называют в Корее, «когума», несколько сгладило первое впечатление. Но мы сразу поняли, что здесь, как и на хурмовой ферме «Тагам», тоже существуют глобальные организационные проблемы, связанные, как водится, с тем, что многочисленные обязанности распределены между немногочисленными сотрудниками, с ними категорически не справляющимися. Это слегка удручало, но деваться было некуда.

Нашим проводником в мир деревенского образовательного туризма стал немолодой кореец, чьё имя я вспомнить не могу, так как все в общении с ним использовали прозвище Йонгари, что значит, как он сказал, «Годзилла». Йонгари был сыном владельца бизнес-империи Хандеми, с которым мы практически сразу же имели честь познакомиться. Отец его был бодр, энергичен и подтянут, как и полагается корейцу в возрасте. Он, само собой, не представился, но чуть позже я выяснила у других волонтёров, что имя владельца деревни было Дон Ги, и обращаться к нему следовало Дон Ги Сэм — слово «сэм» используется в Корее для неформального обращения к учителю. Для себя же я в итоге остановилась на прозвище Тонкий Сэм. Ну не называть же мне было его «оппа», в самом деле.

Помимо нас, в Хандеми было ещё двое волонтёров, причём оба оказались французами. От всех прежде встреченных нами французов этих отличало владение английским языком, что не могло не радовать. А так, как и все волонтёры Оливье, они много курили, были плохо подготовлены к жизни на ферме, да и к здоровью своему относились наплевательски. Старший из них, Стефан, к моменту нашего появления уже умудрился пропороть ступню об острый камень, работая в поле в тапочках, но своей обуви оставался верен и резиновые сапоги надевать не желал. Второй француз, студент по имени Антуан, периодически страдал от болей в желудке и поедал горстями таблетки, но как только его состояние улучшалось, начинал налегать на острую корейскую пищу, из-за чего снова страдал животом и в этой связи частенько был вынужден есть пустой рис. С ребятами мы быстро подружились.