Аз Бога ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 56

– Где нам? – отмахнулась она. – И не слыхали про такую игру… Да уж, батюшка, не удивить тебя, если ты в самой Индии бывал… А злато – кузнецов ты видывал наших?

Аббай слегка оживился.

– Что они куют, твои кузнецы?

– Много чего. Они повыше камнерезов сидят, знать, к богам поближе. Возьмут огонь от Ра, и по лучам к ним золото течет. Как натечет довольно, тут кузнецы тонкую нить выковывают и узорочья плетут. Нам, темным Гоям, мнится – чудо!

– И это я позрел у арапов, – признался чародей. – А кто выше кузнецов сидит?

– Выше-то? А выше – божьи холопы, – потеряла интерес старуха. – Зовут их Правь. Мы вот на земле сидим, Пути бережем, дань платим – они там в поднебесье в безделии и неге. А мы ведь сутью-то одинаковы. Сам посуди, батюшка, справедливо ли устроено?

– Да уж, не справедливо, – поддержал Аббай, однако встрял гусляр: выбитый старухой из терема, он пробрался через окно и, прячась, подслушивал.

– Полно вам горевать! – сказал Гой. – Я тебе, баба старая, давно сказал: жизнь наша благодать, если богов не судить, не искать лучшей доли и принимать свой рок.

– Это голос мудреца! – заметил чародей. – Скажи-ка мне, рассудный, бывал ли ты у Прави?

– Бывал, как же не бывал, – вздохнул гусляр. – Да что толку? Был безмозглый, а стал еще дурней. Живу уж триста лет, но рока своего не изведал. Иной раз думаю – кто я? Куда иду, зачем?.. Увы, тьма перед очами. А ведь ока только два! А там, у Прави, недавно дева приблудилась. Вот уж мудра! Все зрит, все ведает и знает, что ни спроси.

– Уж так и все! – заспорила старуха и дернула Гоя за хохол. – Сколь было говорено – не встревай, когда я речь веду с достойным гостем. Позри, у него вон серьга! Знак Рода! Не то что мы с тобой…

– Всю жизнь молчу, – обиделся гусляр. – Только петь дозволяешь, а мне иногда слово сказать хочется. А дева эта вещая, ей-ей!

Старуха стала утешать рохданита:

– Не серчай, батюшка. Этот Гой сболтнет лишку, но так он добрый молодец.

– Между тем еще она красна и лепа! – опять вмешался гусляр. – Однажды невзначай я поднялся в Белую Вежу на самый верх, а там она! А из очей – слезы…

Старуха опять схватила батог – и по бокам Гоя.

– Сколь было говорено – не смей ходить на самый верх! Смотри, что выдумал – слезы! Правь никогда не плачет. Чего ей плакать-то от вольготной жизни? Это мы горе мыкаем да ревьмя ревем…

– Ну-ну, продолжай, – вдохновил рохданит гусляра. – Это мне интересно слушать!

– Ох, батюшка, не слушай Гоя, – заохала старуха. – Наврет с три короба и оком не моргнет. Ведь он гусляр-сказитель, а они, бывает, такого напоют – со стыда сгоришь.

– Дай же мне молодца послушать! – взмолился чародей. – И я не слышал, чтобы Правь слезы лила! Гусляр воспрял, глава загорелись.

– Сидит и плачет! Я спрашиваю, чего ты слезы льешь, пресветлая девица? Да есть ли на свете такое горе, что могло бы омрачить твою прелесть? Она мне отвечает: “Да как же мне не плакать, добрый молодец? Посмотри, как кровоточат умой ноги!” – и показала мне босые ступни… Позрел я, и душа перевернулась. А дева мне: “Ах, славный Гой! Ах, сердечный юноша!

Ах, красный молодец! У меня душа изъязвлена еще сильнее, чем ноги. Ведь Путь мой острее ножа, едучей соли. Вижу я, ты Гой мудрый и лекарь сведомый. Так поврачуй мне ступни и душу”. Вот как!

– Где же такой Путь? – оживленно спросил чародей. – И куда он ведет?

– Да нигде! – засмеялся гусляр. – В том-то и дело!

– Как нигде?

– Нигде, это значит, между землей и небом… Да в этом ли суть? Ведь душа изранена, ноги вкровь изрезаны!.. Я деве говорю: “Права ты, молодица, я лекарь знатный и могу язвы лечить, душу врачевать. Бывало, саму богиню Мокошь пользовал!”

– Ой, не ври-то! – вмешалась старуха. – Будет гостя обманывать!

– Ужель ты не знаешь? А когда Мокошь на борону наступила и ногу поранила – кто лечил?.. То-то! Дева на меня посмотрела и молвила с радостью: “Пригож ты, молодец, и люб мне. Излечишь раны и замуж позовешь – не откажу”.

– Врет как сивый мерин! – возмутилась старуха. – Придумал все! Я хоть в веже не была, но видела эту деву. Горда и крутонравна. И более ничего. На что ей такой остолоп и олух? Знатный лекарь!

– Известно, не знатный, – согласился гусляр. – И вовсе уж не врач. Придумал… Но моей вины нет! Я взглянул на нее, а уста сами заговорили-запели. С уст-то какой спрос!.. Потому я не стал пользовать деву, а сказал, что она сильнее меня, потому что живет в самом поднебесье Белой Вежи. Оттуда же есть прямой путь на тропу Траяна. Говорю, открой вон дверцу и ступай. А на тропе Траяна есть трава такая, поброди по ней босой, и все вмиг заживет. А чтобы душу врачевать, следует лечь на тропе и запах цветов вдыхать. Только глаза закрыть, чтобы целебный дух через очи не стек обратно в цветы. Так вот и научил ее… А дева мне сказала…

– Это и есть трава Забвения? – спросил Аббай.

– Какая же еще? Другой там не растет…

– А разве ее нет на земле?

– Как нет – есть, – отмахнулся гусляр, погруженный в воспоминания. – Везде по Руси… Кукушкины слезки называется, .. Мне дева и сказала: “Ах,

юноша! Мне нет Пути по тропе Траяна… Да если бы и был, то не излечат меня травы, поскольку нельзя мне и на миг закрыть глаза. Я должна всегда смотреть и всюду…”

– Ой, беда мне с тобой, – вздохнула старуха. – Не зарься на эту деву. Дурак-дурак, но можешь подумать: кто ты, а кто она?

– Она? Она мне люба, – опустил глава гусляр. – Не отвращай меня, старая, лучше сватов пошли. Или сама сходи.

– На что тебе жена? – ревниво заругалась старуха. – Сам голопуз, ума нету и стоишь ты на Пути, птицам дань даешь!

– Все равно бы сапожки ей справил, чтоб ног не язвила… И душу поврачевал бы… – Ты бы еще Рожаниц посватал!

– А кто еще возьмет ее? Среди Прави достойного ей нет.

– Это верно, там нету! – подтвердила она. – Но и ты не гож. Беда мне с вами, Гои. Вам в жены богиню подавай! Или такую сыщут – упырь, а не жена… Послушай старую: чтобы детей рожать да мужа ублажать, жене довольно и двух глаз. У нее же – три! На что тебе глазастая жена? Всевидящая баба – да жена ли?

– У этой девы три глаза? – не скрыл любопытства и нетерпения Аббай. – А где же третий?

– Где-где… Во лбу! – старуха была недовольна. – Как взглянет – не только мужа, но и черную силу всю насквозь видит.

– Нельзя ли на нее взглянуть? – спросил чародей. – Должно быть, она и есть чудо.

– Ужели ты трехоких не видел? – изумилась старуха. – Вот так нашел чудо… На реке Ганга трехликие девы есть, поди, видел.

– Далеко ли Белая Вежа? – напирал Аббай. – Хочу посмотреть! Уважь, бабушка, покажи!

– Вежа-то недалече, но буря черная на улице. К тому же мне туда и не войти… Если вон гусляр тебя сведет? Этот всё ходы знает!

– Сведу! – обрадовался Гой. – Что мне буря, когда хочется еще разок посмотреть на нее. Чудо она! И нет на свете иных чудес!

Оставил Гой свои гусельки и повел Аббая сквозь бурю к Белой Веже.

А черный ветер бушевал над морем и над сушей: там волны зверились, здесь дыбилась земля, и дерева ломались, как быльник. Чем далее вел гусляр чародея, тем гуще становился мрак, и вот настал час, когда пропал свет и воцарился мрак. Ни зги не видно! Тяжелый черный снег окутал все пространство. Но вот впереди засияла Белая Вежа, подпирающая небо – камень светился во тьме, словно изнутри раскален был или пронизан невидимыми лучами. Гой обошел вокруг и опечалился.

– Не войти нынче, видишь, ни окон, ни дверей не стало. Все закрылось. Знать, зловещий чародей бродит окрест.

Рохданит обследовал все стены у подножья, обстукал камни, прощупал стыки между камней и не отыскал лазейки. Причудливый свитый узор, словно кольчуга, охватывал Белую Вежу и был непробиваем. Но только не для рохданитов! Где невозможно между двух камней иглы просунуть, там всякий рохданит, подобно тлетворной сырости, проникнет сквозь гранит. Дай ему только срок, чтобы каменную толщу пропитать собой. На всякий оберег, на чудотворный знак есть сила тайная – знания Каббалы. Обережный узор потеряет свою суть, если искусной рукой будет изменен либо исправлен. Если же исправить невозможно, след замарать его и распустить молву, что оберег этот – ложный, и что известны ныне иные знаки, способные восстать против нечистой силы. Народы Ара на сомнения были горазды. Если на вечерней заре среди них смуту посеять, то к утренней уж и урожай созреет. Придут с поклоном и с дарами, и труд весь – дары принять и научить безмудрых, как уберечься от черной силы и какой начертать обережный знак.