Научи меня любить - Егорова Ольга И.. Страница 27
Впрочем, он знал, что это за причина. Женщина, которая еще совсем недавно принадлежала ему, Андрею Погорелову. А теперь… Теперь она не будет принадлежать никому. По крайней мере, никому из них двоих. «Как драматично, – усмехнулся он. – Почти Шекспир».
А еще он знал – чем отчаяннее тот будет сопротивляться, тем меньше у него будет шансов остаться в живых. Это как красная тряпка, от вида которой наливаются кровью глаза разъяренного быка. Этот парень обречен. Они убьют его…
«Они убьют его», – услышал он вдруг чей-то голос. Оглянулся вокруг, но в машине кроме него никого не было. И окна были плотно закрыты. Он сам закрыл их. Специально закрыл для того, чтобы не слышать слишком отчетливо звука ударов.
«Они убьют его», – снова услышал он голос. Кажется, женский голос. Он даже смутно вспомнил о том, что этот голос был ему хорошо знаком – когда-то давно, сто тысяч лет тому назад, этот голос был голосом женщины, которая его любила.
Перевел взгляд – туда, где двое его приятелей превращали тело человека в кровавое месиво. И вдруг осознал совершено отчетливо: они его убьют.
– Они же убьют его, черт возьми! – глухо прокричал он, не узнавая собственного голоса. Ему вдруг стало страшно. Дикий, непередаваемый страх заставил его открыть дрожащими пальцами дверцу машины. Только бы успеть. Только бы не дать им возможность нанести еще один удар. Последний…
– Хватит! – закричал он, что было сил. Ноги стали ватными. Не слушались, не хотели вести его туда, где Бирюков и Пипин – убивали… – Хватит, я сказал! Да остановитесь же вы, уроды проклятые!
Он оттащил Бирюкова от валяющегося на земле тела. Лицо было залито кровью, на теле, на земле – везде была кровь. Пипин занес ногу для удара.
– Прекрати же ты, ублюдок! – снова закричал Андрей и кинулся к Пипину, набросился на него сзади, повалил на землю.
– Черт, – раздался испуганный голос Бирюкова. – Да он, похоже, того… Сваливать надо, ребята!
Они трусцой заспешили в машину. Андрей шел сзади. Почему-то не торопясь, словно и не задумывался о том, что их могут сейчас увидеть, вызвать милицию. Это было абсолютно не важно…
Он успел еще вызвать «скорую», прежде чем машина тронулась с места. Развез по домам притихших, за всю дорогу не проронивших ни слова приятелей.
И уже потом, оставшись наконец в полном одиночестве, понял вдруг, что завидует. Ужасно завидует тому парню, который остался там, на дороге. Потому что он больше – не живет…
– Молодой человек, у вас не найдется зажигалки? – услышал он вдруг чей-то голос. Подумал было, что голос снова ему померещился, но увидел краем глаз силуэт девушки, склонившейся возле окошка. В темноте он сумел различить только то, что волосы у нее были белыми и свисали с плеч упругими пружинками.
– Да, конечно, – ответил он. Протянул ей зажигалку, потом достал из кармана пачку сигарет и тоже протянул – ей. Она удивилась, собралась уже возразить ему что ведь не просила, а он вдруг вспомнил в этот момент про кольцо, про это чертово кольцо, из-за которого все и случилось.
– Что это? – она держала на ладони бархатную коробочку и смотрела недоумевающим взглядом.
– Это вам, – он пожал плечами. Напрасно она так удивляется – ведь, кроме нее, на самом деле это кольцо больше отдать некому. Не забирать же его с собой – туда… Там оно ему точно не пригодится.
– Это вам, – снова повторил он и нажал на кнопку автоматического стеклоподъемника.
Девушка и кольцо теперь оказались с той стороны стекла. Еще видимые, но уже ставшие теперь принадлежностью иного мира. Оставалось только включить зажигание, набрать скорость, и…
Он почти не почувствовал боли. Только глухой удар, такой громкий, что захотелось зажать уши. Но потом все смолкло и воцарилась – тишина. Та самая тишина, к которой он так стремился. В которой было так легко…
… – Привет, Найк, – услышал он откуда-то издалека. – Какими судьбами?
Лексин почти не изменился. Такой же длинный, нескладный и белобрысый, как всегда. Как и год назад, когда Никита видел его в последний раз.
Лексин был теперь здесь, рядом. Только лицо у него было отчего-то грустным. Как будто и не рад он был встрече со своим старым другом.
– Странный ты какой-то, Лексин, – проговорил Никита, глядя снизу вверх. – Как будто не знаешь, какими судьбами мы все сюда попадаем. Зачем задавать глупые вопросы?
Лексин молчал. Смотрел на него грустными глазами – как будто не верил, что он останется.
Только почему не верил? Разве здесь плохо?
Этот голубоватый мир нравился Никите. Здесь было хорошо, легко. И главное – здесь не было боли. Боль осталась там, на земле – куда ему теперь уже не хочется возвращаться. Потому что кроме боли он больше и не помнил ничего. Боль стала последним и единственным воспоминанием о той, земной, жизни…
Лексин вдруг начал петь.
Он всегда был чудным, этот Лексин. Странным немного. Вот и сейчас – ну с чего это вдруг ему вздумалось петь?
– Оглянись, – пел Лексин, – и ты увидишь меня…
Никита прекрасно помнил эту песню. Это была первая песня с их первого альбома. Было приятно снова услышать, как поет Лексин. Никита не слышал уже целый год его голоса. Боялся, что будет слишком тяжело его услышать. А оказалось – легко. Легко, приятно и радостно снова слышать Лексина.
– Ты не останешься здесь, Найк, – проговорил вдруг Лексин, оборвав недопетую песню.
– Тебе можно, а мне, значит, нельзя, что ли?
– Я остался, потому что меня отпустили, – возразил Лексин с улыбкой херувима на лице. – А тебя не отпустит она…
– Кто меня не отпустит? – недоверчиво переспросил Никита, хотя и сам уже чувствовал – все не так просто. Чувствовал, что есть одно существенное «но», которое способно нарушить все его планы на бессрочное пребывание в этом голубом мире. – Кто это – она? Кто это? Да не молчи ты, черт возьми, Лекс, скажи же наконец!
Но Лексин молчал. Все молчал и молчал, а потом снова начал петь, и Никита грустно аккомпанировал ему на гитаре, всеми силами пытаясь вспомнить – о ком же говорил сейчас Лексин. Кто это – она, которая его не отпустит…
А потом вдруг увидел девушку.
Она была похожа на ангела, и только одежда на ней почему-то была совершенно неподобающей. Джинсы и голубая футболка. В самом деле, странный наряд…
Кажется, он уже видел ее раньше.
Видел, точно видел – только вот где? Ведь раньше ему не приходилось бывать в тех местах, где обитают ангелы… Тогда неужели – там, на земле? Неужели там бывают такие?
Он, кажется, даже знал ее имя. Ирина.
– Ирина, – проговорил он. Словно пробовал на вкус, пытаясь восстановить забытые ощущения. И снова повторил – Ирина, потому что ему понравилось повторять это имя. Снова и снова – повторять имя девушки-ангела. Ирина, Ирина…
Лексин смотрел все теми же грустными глазами и все продолжал петь. А девушка вдруг подошла близко – совсем близко, он даже дыхание ее почувствовал. И прошептала, глядя в глаза: вернись.
Такая мольба звучала в ее голосе, что он содрогнулся. Он испугался даже – а как же Лексин, неужели придется снова оставить его здесь, одного?
Она прикоснулась к его руке и потянула за собой, снова тихо прошептав: вернись. И добавила: не оставляй меня. Я не смогу жить на этой земле без тебя, Никита. И, если ты только меня слышишь – вернись. Вернись ко мне, умоляю…
Вздохнув, он посмотрел виновато на Лексина. Но Лексин только махнул ему рукой, улыбнулся светлой улыбкой и снова запел. Ту самую песню, про лунный камень. Свою любимую, самую дорогую песню.
Ему было хорошо и спокойно. Он смотрел на Никиту, и глаза его говорили: иди! Не нужно торопить время, все равно мы встретимся. Только позже, гораздо позже. Не сейчас. Но я подожду. Я подожду тебя, Найк…
А теперь – иди!
И он стал возвращаться. Почему-то пришлось идти в гору. Подъем был тяжелым, утомительным. Время от времени его покидали силы, он останавливался, но в этот момент его спутница оборачивалась, подставляла ему свое плечо и повторяла: вернись, прошу тебя. Вернись ко мне…