Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Не торопитесь, ибо этот гроб не то что прочие, где коченеет прах, спеленатой покоящийся глыбой: в нем заколочено сокровище, навечно укрытое жемчужными крылами, какие пламенеют среди ночи на нежно-млечных ангельских плечах.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Не торопитесь, ибо он наполнен, этот короб, стозвучным хором внятного
содружества вещей: гирлянды, пчелы, ароматы, цикады, гнезда, плоды, шипы,
сердца, колосья, гроздья, когти, клекот, чешуя, химеры, сфинкс, уборы, зеркала,
амфоры, чаши, кольца, трели, тирс, аккорды, бубенцы, колокола и колокольцы,
павлиний крик, ветрило, посох и ярмо, сума и диадема, ферула, цепь Е стрелы, меч
и крест, ошейник, змеи, траур, молния и щит, улитка, урна и трофеи, сандалии,
котурны, паруса, зарница, лавры, пальма, радуга, роса, улыбка, слезы, солнце,
птицы, поцелуи, — и все это так зыбко, что — лишь одно неверное движенье, — истаять
может или же разбиться.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Не торопитесь, ибо, как ни мало оно — по росту человека, — это вместилище смогло
под покрывалом собрать бесчисленные сонмы и в тишине бездонной сочетало, быть
может, больше образов и лиц, чем храм, арена, форум и дворец; не всколыхните
символ их нетленный, дабы не потревожить покой вселенной.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Не торопитесь, ибо, апостол света, был он Прекрасной верным паладином, которой
он служил, не внемля ни наветам, ни ропотам ослиным и глумливым; и вы отравите
Единой душу горьким зельем, коль слишком торопливо уложите ее возлюбленного в
землю.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Не торопитесь, ибо он был исполнен, братья, не только наших доблестей, но также
и пороков; и в этом тлене суждено нести вам все ступени человеческой природы —
до высшей и последней, где, столкнув два этих антипода, он высек, гений, искру
той звезды, что рано или поздно, нас вывести должна к победе и плоды ее златит
уже за дымкой горизонта.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Не торопитесь, ибо он был, поэт, возможно, божеством, и мы соприкасались с ним,
его жезла не замечая; он расточал у наших стоп небесный жемчуг и иссоп, а мы,
пируя, чешую и желчь ему, шуту, швыряли; да, богом был он, чья утрата в нас
пробудила бездны мрака, и потому-то, нет сомнений, ваши орудия печали должны с
минуты на минуту повлечь затмение светила.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Но что это, по совести признайтесь: не видимость ли злая? Ведь прошли мы чередой
по горестной аллее не за останками, о праха казначеи; вы в эту яму ворох роз
сейчас опустите, и, значит, довелось увидеть нам не погребенье, нет — апофеоз! и
нам позволено отсюда узреть перед собою чудо. Скажите же, могильщики, ведь этот
герой не расставался с жизнью, — нет, он не примет смертного венца, пока душа его
как прежде дышит там, в его строках и на его страницах, и будет чаровать сердца
земли наперекор гробницам и векам.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!
Смиренный, он хотел последовать закону всех существ, отдать последний вздох и
умереть, как все мы, — дабы затем, гордясь божественной короной человека, перед
толпой ожить коленопреклоненной; вам говорю, внимайте и молчите, здесь перед
вами он воскреснет, наш Учитель, среди окаменевших лиц, чей мир смоковница
хранит и кипарис, — воскреснет и стряхнет он времени приметы, чтоб, возвратясь
домой, мы с этого момента его прообраз находили в граните памяти людской; чтоб
завтра среди роз на постаментах славы он был во весь свой рост изваян величаво
неколебимо-трепетной судьбой.
Без спешки, господа могильщики, без спешки!