Тайяна. Вырваться на свободу (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 35

Яна кивнула. Понятно было мало, но…

— поругались. А дальше?

— а дальше — Финар мать из дома выгнал.

— как!?

Вот тут Яна ахнула от души. У нархи — ро вообще страшнее преступления не было, чем поднять руку на родителей. Это ж сегодня на тех, кто тебе жизнь дал, а завтра на Лес посягнешь? Родная кровь неприкосновенна, а родительская — в особенности.

— А так вот. Не знаю уж, что там получилось, а только Тарма тут сидела, на этом вот месте, где и ты, и рыдала в три ручья. И меня просила, чтобы я никому про то не сказывала.

Интересно, сколько времени прошо, прежде чем весь город узнал?

Видимо, мысль как‑то отразилась на лицце Яны, потому что кана Лусия поджала губы.

— здоровьем детей клянусь, что ты первая, кто от меня про то услышал.

Вот это было серьезно. Более чем. Яна пристально посмотрела на женщину. Та словно маску в сторону отбросила и смотрела хмуро.

— знаешь, об Аэлене можно многое сказать, но девка она — хорошая. И не думаю, что испаскудилась за последние годы. И если беда пришла, то отсюда она, не иначе. Когда и рассказать, как не сейчас. И — тебе.

— Я обещаю молчать, если от этого не будет зависеть жизнь или здоровье Аэлены или ее близких. Пусть меня Лес не примет, если солгу.

— Принимаю. Да покарает тебя Четырехликий, если нарушишь клятву.

Женщины переглянулись, помолчали немного, попивая вишневый взвар — и Лусия продолжила.

— Рыдала она в три ручья, так, что я ее всю ночь успокаивала. Все понять не могла, в чем ее вина. Уж сколько Тарма сил отдала, всю жизнь сына больше любила… как хочешь, а только в тот день он свою мать и убил. Как ножом в сердце, только вернее. Предательство, оно… ранит. Просто от ножа сразу умирают и не так болезненно, а от такого… я ей тогда и денег дала на дорогу. Собрала и проводила к дочери.

— она вернулась?

— не сразу. И не она. Первой приехала Аэлена. И трех месяцев не прошло.

— Вот как…

— Ей тогда лет семнадцать было. Сопля зеленая, что по характеру, что по виду. Но… пришла она ко мне, я ей все обсказала, а на следующий день эта соплюшка направилась аккурат к градоправителю. Уселась там посреди приемной и заявила, что коли не примут ее, она тут и уляжется. И пусть ее в тюрьму ведут, вяжут, режут… да хоть на плаху!

— градоправитель ошалел?

— Это еще не то слово было. Городок у нас — сама видишь, тихий, мирный, разве что собаки подерутся… Приняли ее почти сразу же. А через два часа и грянуло.

— что грянуло?

— Скандал. Да такой, что ой — ой — ой. Тебе про него любой бы рассказал. Аэлена была в таком бешенстве, что слов не выбирала, дядя ее орал, тетка визжала, родня ее поддерживала, дети, опять же…

— а с чего вдруг?

— а с того. Думаешь, чего она у градоправителя потребовала?

— Чего? — Яна догадывалась, но решила не лишать кану Лусию такого момента.

— Она потребовала, чтобы дядюшку и тетку выкинули из незаконно занимаемого ими дома, который принадлежит ее бабушке. Более того, она потребовала, чтобы вернули все, купленное на бабкины деньги, озвучила причину своего появления, приложила свидетельство лекаря о том, что Тарма чуть не месяц пролежала с нервной горячкой, при всех обозвала Финара матереубийцей… представляешь?

Яна аж зажмурилась.

— Кошмар!

— И на своем она стояла крепко. Финар тогда в страже работал, но они ж в подчинении у градоправителя. Пойди она к начальнику стражи, может, и замолчали бы дело, чтобы грязь не лить, но… градоправитель и начальник стражи на тот момент сильно друг друга не любили. Финар из стражи вылетел со свистом, а за ним и начальничек.

Яна прищурилась.

— Кана Лусия…

— И отрицать не буду, моих рук дело. Я подсказала, куда идти и что говорить.

Кто б сомневался.

— а теперь представь, что все это происходило на улице, при всем скоплении народа. Финар орет так, что столбы шатаются, племянницу в неблагодарности обвиняет, Льяна визжит так, что уши закладывает, градоправитель не знает, как их заткнуть, а Аэлена стоит бледная как мел, и на Финара — ты недостоин быть Гетанро! Ты позор рода и убийца своей матери!

— И чем это кончилось?

— Чем и должно было. Все козыри были на руках у Аэлены, так что поорали, а потом градоправитель дал Гетанро час на сборы. Да не просто так, а под присмотром стражи. Аэлена настояла. На всю площадь заявила, мол, тот, кто мать из дома выгнал, тот и ложки стащить не погнушается. А потому — носильные вещи и деньги им взять разрешили, а вот украшения Льяне пришлось оставить. Свои она взяла, а вот Тармины — не посмела. Аэлена их ведь все знала, Митор жену баловал, а как старатель, в камнях разбирался.

— и дальше?

— Гетанро уехали.

— Куда?

— не знаю. Про то еще скажу. А Аэлена осталась тут. А еще через дней десять приехала ее мать, привезла Тарму. И вот тут они и прожили до смерти Тармы. И знаешь, про Аэлену с Витаной никто и слова дурного сказать бы не смог. Ни мужиков, ни гулянок… обе устроились в швейную мастерскую, с условием, что их будут домой отпускать, мать проведать. Та ведь после такой беды обезножела…

— С — сынок…

— Это еще мягко сказано. Я с ней потом говорила… она хоть и все в себе скрывала, все внутри, а только боль никуда не денешь. Ее это хуже яда травило, потому и прожила мало. Но девчонок упрекнуть не в чем было. Постоянно, три раза в день то Аэлена, то Витана — бегут по улице, введь лежачий больной… ну, сама понимаешь. Перевернуть, посудину подложить, покормить… Я еще Аэлене пеняла. Самый тот возраст, семнадцать — двадцать лет, тут бы гулять, парням головы крутить, а она все в одном платье, что та нищенка, все к бабке…. и еще отмахивается. Мол — не выросла для парней. Как же! Считай, она больше пяти лет своей жизни просто отдала. Понимала, что мать одна не справится, вот и выбрала…

Яна подумала. Вспомнила Аэлену.

— Она об этом не жалеет.

— Уверена?

— да.

— Это и правильно. У нее сейчас хорошо сложилось?

— она лайри. Муж любит, деньги есть, детей трое…

— Это правильно. Она отработала. Знаешь, иногда сваливается на человека счастье, богатство, достаток — ему и голову долой от счастья сносит. И добром это не кончается. А все потому, что счастье заслужить надо. Заработать. Выстрадать. Вот тогда оно к тебе и придет — правильное и настоящее. А коли нет…

— Я понимаю, о чем вы.

— Это я так. Рассопливилась бабка. А теперь давай поговорим о Гетанро.

Яна навострила уши.

— Сама понимаешь, любви к матери Финару это не прибавило. Но Тарма‑то мертва. Витка — в столице, там до нее добраться сложно, у нее муж не из последних. Да и не на нее у Гетанро зуб был. На Аэлену.

Яна подумала, что это и понятно. Озвереешь тут…

А ты не пытайся родную мать на улицу выкинуть? Глядишь, и проблем не будет? Люди такие странные… они сначала делают другим гадости, а потом искренне обижаются, получив в ответ.

— Это верно.

Тайяна помотала головой. Она начала разговаривать вслух? Да, наверное. Собеседница смотрела на нее задумчивым взглядом.

— дети, опять же. Сам Фиинар, может, и не ввяжется, а вот Льяна — та еще гадюка. А если дети в нее пошли — сам понимаешь…

— понимаю. Интересно, где их теперь искать?

— Ну, я тебе тут не помогу.

— Но знаете, кто поможет?

— Догадываюсь. А ты?

Яна задумалась. Ненадолго, память у нее была хорошая, да и кана Лусия рассказывала достаточно понятно.

— А… у Льяны была сестра?

— почему — была? И сейчас есть. И есть у меня подозрение, что с сестрой она списывается.

— А родители?

— те с Финаром уехали. Гнилые людишки, чего уж там. Их никто не любил, что папашу — размазню и лентяя, что мамашу — выжигу. А Финар терпел, как же, родня….

— А из дома не выгонял? — не выдержала Яна.

— Что ты! Родня же! Как можно!

— Понятно… а сестра осталась?

— Так она замужем была. Хоть и вышла замуж за редкостного подкаблучника, но семья там не из бедных, всем отец заправляет, и хорошо так, душевно. У него кожевенные мастерские. А у Альмы выбора не было, к тому времени все знали, что девка на передок слаба. Вот и получилась… взаимная выгода. Там муженек — отворотясь не отплюешься, жена гулящая, но свекор со свекровью за ней приглядывают, так что воли у нее нет. Да и дети явно от мужа.