Двор Тумана и Ярости (ЛП) - Маас Сара. Страница 44

Маленькие огоньки света плыли впереди, и я старалась не смотреть слишком долго на серые стены. Особенно когда они были настолько грубо высеченными, что зубчатые сколы походили на нос или на отвесный лоб, или на насмешливые губы.

На сухом полу не было ничего, кроме гальки. Полнейшая тишина. Мы завернули за угол, и последний свет туманного мира позади нас растворился в чернильном мраке.

Я сосредоточилась на дыхании. Я не могу оказаться здесь в ловушке, я не могу быть заперта в этом ужасном, мертвом месте.

Тропа уходила глубже, в середину горы, и я крепче сжала пальцы Риса, чтобы не споткнуться и не упасть. Второй рукой он все еще держал меч.

— Все Высшие Лорды могут сюда попасть? — мои слова были настолько тихими, словно и их поглотила тьма. Даже гудящая в моих венах силах исчезла, прячась где-то в моих костях.

— Нет. Тюрьма сама себе закон. Остров вообще можно считать Восьмым Двором. Но он попадает под мою юрисдикцию, и моя кровь является ключом к вратам.

— Ты мог бы освободить заключенных?

— Нет. После того, как вынесен приговор, и узник проходит через эти ворота… Он становится собственностью Тюрьмы. И она никогда его не отпустит. Я отношусь очень, очень серьезно к приговору людей к заточению здесь.

— Ты когда-нибудь…

— Да. Но сейчас не время говорить об этом, — он сжал мою руку.

Мы стали спускаться сквозь мрак.

Не было ни дверей, ни света.

Никаких звуков. Даже журчания воды.

Но я чувствовала их.

Я чувствовала, как они спят, ходят, шаркают руками и когтями с другой стороны стены.

Они были древними, и настолько жестокими, даже хуже чем Амаранта. Они были вечными и терпеливыми, и выучили язык тьмы и камня.

— Сколько, — я выдохнула. — Сколько она пробыла здесь? — Я не решилась произнести ее имя.

— Азриэль однажды заглянул в архивы в наших самых древних храмах и библиотеках. Все, что он нашел, это смутное упоминание, что она вошла сюда еще до того, как Прифиан был разделен на Дворы, а вышла после того, как они были созданы. Ее заключение предшествует письменному слову. Я не знаю, как долго она пробыла здесь — несколько тысячелетий, кажется, будет в самый раз.

Ужас бурлил в моем животе.

— Ты никогда не спрашивал?

— Зачем? Она скажет мне, когда это будет необходимо.

— Откуда она взялась? — брошь, которую он ей подарил — такой скромный подарок для монстра, который когда-то обитал здесь.

— Я не знаю. Однако существуют легенды, согласно которым, когда вселенная зарождалась существовали… разрывы в ткани между мирами. И в хаосе Создания твари из других миров могли пройти через эти разрывы и попасть к нам. Но, в конце концов, разломы затянулись, и существа оказались в ловушке, не имея возможности вернуться домой.

Это было страшнее, чем я могла представить — и то, что монстры прошли между мирами, и ужас остаться запертым в чужом мире.

— Ты думаешь, она была одной из них?

— Я думаю, что она единственная в своем роде, и нет никаких сведений, что подобные ей когда-либо существовали. Даже Суриэли имеют численность, хоть и небольшую. Но она… и заключенные здесь, в Тюрьме… я думаю, они пришли откуда-то извне. И они долго, очень долго искали путь домой.

Я дрожала в подбитой мехом кожаной одежде, мое дыхание клубилось облаком.

Мы спускались все ниже и ниже, и я потеряла счет времени.

Прошли часы, а может и дни, и мы останавливались только когда мое бесполезное тело требовало воды. Он не отпускал мою руку даже тогда, когда я пила. Как будто камень может поглотить меня навсегда. Я старалась, чтобы эти остановки были быстрыми и редкими.

И мы шли дальше, глубже. Только огни и его рука удерживали меня от чувства свободного падения в темноту. На мгновение я почувствовала вонь своей собственной тюремной камеры и щекой ощутила щекотку и хруст перепревшей соломы..

Рис крепче сжал мою ладонь.

— Еще немного.

— Мы уже должны быть у самого подножия горы.

— Уже прошли. Костерез заперт гораздо ниже основания горы.

— Кто он? Какой он? — меня коротко проинформировали только о том, что говорить — и нечего о том, что ожидать. Несомненно для того, чтобы не дать мне окончательно запаниковать.

— Никто не знает. Он появляется тем, кем хочет появиться.

— Он оборотень?

— И да, и нет. Ты можешь увидеть одно, а я могу стоять рядом и увидеть совсем другое.

Я попыталась не заблеять как овечка.

— А резьба по кости?

— Увидишь, — Рис остановился перед гладкой каменной плитой. Коридор продолжал уходить вниз, вниз в вечной темноте. Воздух здесь был плотный, сжатый. Даже облачка моего дыхания в прохладном воздухе, казалось, быстро рассеивались.

Рисанд наконец отпустил мою руку, только чтобы еще раз положить свою ладонь на гладкий камень. Он зарябил под его ладонью, превращаясь в дверь.

* * *

Рисанд наконец отпустил мою руку, только чтобы еще раз положить свою ладонь на гладкий камень. Он зарябил под его ладонью, превращаясь в дверь.

Как и предыдущие ворота, она была кремового цвета — из кости. А на ее поверхности были выгравированы бесчисленные изображения: флора и фауна, моря и облака, звезды и луны, младенцы и скелеты, прекрасные и ужасные существа…

Она отворилась. В камере была кромешная тьма, едва отличимая от той, что была в коридоре.

— Я вырезал двери для каждого заключенного здесь, — сказал тихий голос внутри, — но моя собственная остается моей самой любимой.

— Должен с этим согласиться, — сказал Рисанд. Он шагнул внутрь. Сферы света качались впереди, освещая темноволосого мальчика, сидящего у дальней стены. Его невероятные синие глаза остановились сначала на Рисанде, а затем скользнули туда, где я притаилась в дверях.

Рис полез в сумку, которую я не заметила, чтобы он брал с собой — нет, он достал ее из кармана между мирами, который он использовал для хранения. Он бросил предмет в сторону мальчика, которому на вид было не больше восьми. Что-то белое блеснуло и со стуком упало на грубый каменный пол. Еще одна кость — длинная, прочная и с зазубринами на одном конце.

— Берцовая кость, которая добила Мидденгардского Червя, когда Фейра сражалась с ним, — сказал Рис.

Моя кровь застыла в жилах. Там было столько костей — в ловушке, которую я соорудила, что я не заметила, какая именно добила чудовище. И не думала, что кто другой заметит.

— Входи, — сказал Косторез, и не было в его детском голосе ни невинности, ни доброты.

Я сделала один шаг вперед.

— Прошла вечность, — сказал мальчик, глядя на меня, — с тех пор как что-то новое приходило в этот мир.

— Привет, — я выдохнула.

Улыбка мальчика была насмешкой над невинностью.

— Ты боишься?

— Да, — сказала я. Ни в коем случае не врать — было первое, что мне сказал Рис.

Мальчик встал, но остался на другой стороне камеры.

— Фейра, — пробормотал он, склонив голову. Шар фэйского света посеребрил его чернильные волосы. — Фей-ра, — сказал он снова, растягивая слоги, словно пробуя их на вкус. Наконец, он выпрямился. — Куда ты попала, когда умерла?

— Вопрос за вопрос, — ответила я так, как меня проинструктировали за завтраком.

Костерез повернул голову в сторону Рисанда.

— Ты всегда был умнее своих предков. — Но его взгляд вновь остановился на мне. — Расскажи мне, где ты была, что ты видела там, и я отвечу на твой вопрос.

Рис слегка кивнул мне, но его глаза были настороженными. Потому что то, о чем спросил мальчик…

Я старалась успокоить свое дыхание чтобы подумать. Чтобы вспомнить.

Там была кровь, смерть, боль и крики — и она ломала меня, медленно убивая, и там был Рис, ревущий от ярости, когда я умерла, Тамлин, молящийся за мою жизнь, стоя на коленях возле ее трона… Там было слишком много мучений, и я хотела прекратить все это, я хотела чтобы все закончилось…

Рис, следящий за каждым движением Костереза, словно окаменел. Как будто мои воспоминания свободно текли сквозь ментальные щиты, которые, как я проверила утром, были целы. И я хотела бы узнать, считал ли он, что я в тот момент сдалась.