Язычник - Мазин Александр Владимирович. Страница 11

Улька поняла, что, если бы этот воин захотел ее, она бы не посмела противиться. И уже не посмеет…

Поняв это, Улька зарделась, позабыв на миг даже о близкой опасности.

– Беги! – скомандовал Славка, легко взлетая в седло и движением колен поворачивая коня.

И Улька проворно припустила по травке, мягкой еще, не успевшей превратиться в колючую щетку под жарким летним солнцем, – только босые ножки замелькали.

Славка проводил ее взглядом, понял, что добежит (до городища – рукой подать) и своих предупредит заодно, и двинул коня навстречу степной напасти.

Поселок касожский встал на краю Дикой Степи девять лет назад. До того ясов и касогов повоевал Святослав, но проявил милость: кто не хотел платить Киеву дань, мог безвозмездно сесть на киевском порубежье. Считались они княжьей русью, [6] но дани не платили. Их дань – землю киевскую сторожить.

За девять лет касоги отстроились, умножили стада, обзавелись холопами, чтоб пахать добрую степную землю. Сами-то горцы к пашне непривычны. Жили сторожко, за двойным частоколом, посреди городка – сторожевая вышка, с которой глазастые касожские мальцы поочередно озирали степь.

Теперь от вышки тянулся густой хвост дыма, ворота были затворены, а на стене бдили стрелки. Печенегов они видели так же ясно, как и те – их. Внезапного наезда не получилось.

Раньше степняки на городища не лезли. Коли не удавалось застать врасплох, сразу уходили. В последние годы правобережные владения Киева ушли глубоко в степь, укрепились городищами, сторожевыми вышками да пограничными сторожами, так что налететь внезапно, как раньше, в дедовские времена, у печенегов не получалось. Да и Святослава боялись. Этот мог в отместку за дерзкий налет выследить и настичь главную орду, огромный степной город на колесах, вырезать всех мужчин, забрать стада и прочий скарб, женщин с детьми увести в рабство. Был род – и не стало. Тут трижды подумаешь, прежде чем наехать.

После смерти Святослава копченые обнаглели. Потеряли страх перед русью. Сначала коротко наезжали, а потом, осмелев, начали и на городища лезть. Артём говорил Славке: не наезды надо отбивать, а прямо в Диком Поле копченых бить. Прошлой осенью, когда Ярополк на полюдье ходил, степняки Днепр переплыли и в трех поприщах от Вышгорода объявились.

Артём тогда взял княжью дружину, три тысячи гридней, и не только отогнал печенегов, но преследовал их в степи, настиг и побил всех.

…А тем временем другая орда зашла с заката, захватила и пожгла городки близ Неводичей. Ярополк после пенял Артёму, что тот бросил землю без защиты, и впредь гнать копченых в степи запретил.

Сейчас печенеги вертелись около касожского городка, однако уже ясно было: кус им не отломится. Славка прикинул численность копченых и понял, что штурма не будет. С трех стрелищ Славка не мог точно подсчитать степняков, но видел, что их не более полусотни. Ватажка слишком мала, чтобы сунуться на укрепленное место. Постреляют, покричат, подпалят что-нибудь снаружи да и уйдут. Вопрос: куда?

Домой, в Дикое Поле, – или рискнут идти дальше, к Киеву?

Славка, приподнявшись, оглянулся назад и с удовлетворением увидел еще пару дымов, пятнавших небо. Это значило, что где-то уже седлают коней, набивают стрелами колчаны, вынимают из кожаных мешочков вощеные тетивы… Не успеет солнце пройти десятую часть дневного пути – и побегут навстречу печенегам порубежные сотни.

Степняки взяли правее, в сторону холма, на котором расположился Славка, и мимо касожского села.

При каждом всаднике – заводная лошадь, но шли не торопясь, ровной рысью… Волки на охоте.

Славка смотрел на приближающихся копченых без страха. Если что – хузарский жеребец унесет его от врагов. А коли погонятся, им же хуже. Славка – на своей земле, поведет их оврагами да перелесками… Прямо на княжьих гридней выведет!

Славка улыбнулся. Идея ему понравилась. Он вытянул из колчана, наугад, пять стрел, выбрал из них пару лучших. Вон до того овражка – шагов двести. Ветра нет, день ясный, промахнуться просто невозможно. Славка снимет первого, кто выедет из оврага. А потом – второго. Потом быстро метнет еще три стрелы – и деру. Копченые – за ним. То-то будет весело. Коли повезет, на скаку Славка еще кого-нибудь достанет. Бить с седла его учил Ионах, муж сестренки Даны. Конечно, до Йонаха, «белого» хузарина из старинного воинского рода, Славке далеко, но печенегам он не уступит. А на мечах Славка любого хузарина уделает. Как и подобает настоящему варягу. Хоть и безусому.

Печенеги приближались.

Славка уже мог их счесть (копченых оказалось шестьдесят две головы) и разглядеть поподробнее. Какого они племени, Славка не признал. Они были не из тех копченых, что кочуют у границ киевских земель. Это непонятно. Печенеги из разных племен любят друг друга не больше, чем медведь – росомаху. Идти через земли чужих кочевий для других копченых не менее опасно, чем для русов или ромеев.

Пора. Славка взял лежащий рядом (жарко же!) шлем, надел и затянул ремешок. Наложил стрелу…

Передовые печенеги подъехали к оврагу, замешкались… Ненадолго. Овраг был неглубок, а склоны пологи. Копченые даже спешиваться не стали. Славка видел, как, подседая на задние ноги, обходя колючие ежевичные кусты, спускаются в овраг печенежские кони…

– Не уснул, рус?

Славка мгновенно перекатился на спину, натягивая лук…

Удар копейного древка выбил у него из рук оружие, нога в остроносом верховом сапоге придавила Славкину грудь, но Славка даже не пытался вывернуться, потому что в горло ему очень неприятно упиралось острие чужого меча.

* * *

– Ты что, бать? – удивленно спросил Артём, увидев, что отец застыл, не поднеся ложки ко рту.

Сладислава ничего не спросила, но тоже перестала есть, напряглась. Знала: такими слепыми глазами муж ее глядит за Кромку. Когда подобное случалось, страшно становилось боярыне Сладиславе Радовне… Но мужа отпустило. Так же внезапно, как и прихватило. Глаза вновь стали зрячими, рука разжалась, уронив серебряную ложку в серебряную мису.

– Видел что? – проскрипел Рёрех.

– Да так, – неохотно проговорил Сергей. – Вина налей, – велел он девке-прислужнице.

Та поспешно наполнила кубки всем сидящим за столом, по старшинству: сначала – хозяину, потом – хозяйке, затем Рёреху и Артёму, после них – важному, разодетому пестро, аки селезень, заморскому гостю, который беседы не разумел, но на каждую фразу хозяина или хозяйки кивал с важностью. Последним девка наполнила кубок парса Артака. Тот хоть и был колдуном и мудрым человеком, однако числился холопом и в хозяйской трапезной вообще не по чину снедал. Такое в боярском доме не принято. Это у какого-нибудь мастера-кожемяки вся челядь за одним столом кушает.

– Йонаха когда ждем? – спросил Сергей сына.

– Третьего дня голубь прилетел. Если письму верить, сегодня будет.

– Не торопись со словом, – остерег Сергей. – Мало ли что случится.

– Да что с ним случится? – удивился Артём. – С ним две полусотни гридней: наша и княжья. Да Йонах сам полусотни стоит! Нет, бать, я за своего брата-хузарина спокоен.

– А за брата-варяга? – спросил Сергей.

Всерьез спросил, так что Артём задумался, потом поглядел на мать, тоже встревожившуюся, и ответил уверенно:

– И с ним все хорошо должно быть. Я его к одному сотнику любечскому послал. Обоз провести. Но это так, для порядку. Там не опасно. А ты все-таки что-то видел, да?

– Может, и видел, – уклончиво ответил Сергей. – Только видения мои не всегда понятны, верно, дед?

Рёрех усмехнулся:

– Это ты у нас дед, – отозвался старый варяг. – А мне боги внуков не даровали. А насчет видений ты правду сказал. Ошибиться можно. Бывает, даже сама Морена-Смерть ошибается. – И вбуравился в Сергея единственным глазом.

Ни на миг старый не поверил в последнюю фразу воеводы. К счастью, Сладислава сидела справа от Рёреха и взгляда этого не видела.