Джокер - Разумовский Феликс. Страница 48

Между прочим, эти свои страшилки Колякин выдавал едва ли не с гордостью. Дескать, знай наших!

— Вспомните, майор, а вы не слышали слово такое: «Ареал»? — поинтересовалась Варенцова. — Ну может быть, случайно где-нибудь, краем уха, невзначай?

— Конечно слышал, — отозвался Колякин, — Еще и видел. По спутниковому про гиббонов рассказывали, потом ещё передача была про теорию Дарвина. Только и слышно было: «ареал, ареал».

— Понятно, — кивнула Варенцова. — В общем, этих самых, — ткнула она в сторону задержанных, — я забираю. В плане же аттестации, рекомендации или моего личного, если будет на то потребность, мнения говорю со всей ответственностью: у меня от вас, майор, только положительные эмоции. Готова опять-таки, если будет на то нужда, зафиксировать сей факт на бумаге.

— Спасибо, товарищ подполковник, только дай-то Бог, чтобы та нужда не настала… — Колякин, кажется, еле удержался, чтобы не перекреститься. — А этих, конечно, забирайте. Баба с возу, кобыле легче… Ещё раз спасибо, от всего сердца! — И велел часовому: — Воин, сдай задержанных. Всё, свободен.

— Ну, счастливо оставаться, — улыбнулась Варенцова, посмотрела на часы и неспешной походкой подошла к освобождённым. — Добрый день, дамы и господа. Я полковник секретной службы Оксана Варенцова. Приношу вам искренние извинения. Произошла досадная случайность, но инцидент уже исчерпан. Садитесь, пожалуйста в вашу машину и следуйте за джипом «Хаммер», в нем находится руководство поискового отряда «Ночной таран». Благодарю вас за понимание и терпение…

Эту речь Оксана произнесла на хорошем немецком. А пока говорила, смотрела и анализировала. Что доктор Эльза Киндерманн, что её технический секретарь Отто полностью соответствовали своим фотографиям в ноутбуке Максима Максимыча. Раздобревшая Снежная Королева и при ней слегка закабаневший Зигфрид. Породистые нордические рожи, цепкие, оценивающие взгляды — в общем, ничего особенно интересного. Если не считать того, что у «Зигфрида» под левым глазом наливался внушительный синяк. А вот кто впечатлял, так это охранник-шофёр. Юркий, подвижный, плешиво-плюгавый, чем-то смахивающий на хорька, готового забраться в курятник. Нос перебит, в пасти сплошные фиксы, пальцы в синих разводах наколок. Один в один как у фраермановского Никанора…

— Чихать я хотел на ваши извинения, — с ходу нагрубил даме «Зигфрид», сплюнул и принялся массировать фингал. — Цум тойфель! Как был бардак в России, так и остался. Эти русские швайн курят мои сигары! Мы будем жаловаться нашему консулу!

— Да да, и немедленно, — живо подхватила «королева», бритвенно сощурила глаз и как-то очень нехорошо двинулась к Варенцовой. — А вас, красотка из секретной службы, я сейчас…

Оксана услышала, как в «Хаммере» страшно и яростно, в точности как давеча под дверью ванной, закричал Тихон. На его крик отозвалось нечто вроде далёкого грома, это зарычал могучий Шерхан. В чём именно заключалась опасность, которой была заряжена белокурая немка, Варенцова не взялась бы сформулировать, но на всякий случай подобралась, готовясь к отпору… Однако тут фрау Киндерманн заметила серёжку, презентованную Марьяной, и точно налетела на стену. Резко округлила глаза и напрочь забыла все свои намерения, связанные с Оксаной.

— О, катцендрейк, о, кошачье дерьмо! Ладно, поехали.

Вот только сразу стартовать не получилось. Стоило шофёру приоткрыть дверцу «БМВ», как наружу пулей вылетел овчар. Едва отбежав на два шага, пёс присел в характерной позе, отставив приподнятый хвост… Видимо, животное слишком разволновалось, пока рвалось на помощь хозяевам из закрытой машины. Из кобеля лилось нескончаемо и полужидко, причём, как скоро выяснилось, процесс начался ещё внутри «БМВ». Водитель, ругаясь на чём свет стоит, полез наводить марафет…

— Чтоб я сдох, — заворожённо глядя на овчара, проговорил Коля Борода — Это ж дауфман! [115]Я о них только в книжках читал…

Выражение его лица можно было приблизительно описать как «инфернальное восхищение». Человек сподобился лицезреть нечто отвратительное и ужасное, но и в своём роде совершенное.

— Звучит как диагноз, — задумчиво проговорил Фраерман.

Коле послышалась в словах шефа насмешка, и он торопливо принялся рассказывать, как накануне Второй мировой немецкие военные кинологи, работавшие в Висбадене, по прямому приказу из рейхсканцелярии озадачились выведением особо свирепой породы. И вывели, взяв за основу немецких овчарок. И назвали по своему начальнику Дауфману. И передали эсэсовцам. И те были в жутком восторге от того, с каким рвением дауфманы грызли несчастных зэков Освенцима, Майданека и Дахау. Потом на Нюрнбергском процессе им это припомнили, но было уже поздно. Дауфманы вовсю использовались как производители, активно передавая родительской породе свою отравленную генетику…

— Ну вот вы мне скажите, на кого он похож? На кого, а? — тыча пальцем за окошко, где неиссякаемо трудился кобель, вопрошал Борода.

— На гиену, — первой отозвалась Варенцова.

В машине воцарилось ошарашенное молчание. Действительно, пёс, необычайно крупный и мощный для немца, имел могучую переднюю часть при очень скошенном крупе. Теперь, после Оксаниных слов, стало заметно, что его пропорции несколько отличались от обычных овчарочьих. Широкие челюсти, предназначенные смыкаться в чудовищной хватке. Необъятная шея, туго набитая мышцами, чтобы эти самые челюсти имели силу дробить буйволиные кости. Кругловатые уши вместо привычных остроконечных «локаторов»… И пускай наука твердит о физической невозможности скрещивания гиены с собакой, как знать, чем в действительности занимались перед войной немецкие биологи? Если уж фашистские учёные вперёд всех построили дальнобойные ракеты и реактивные истребители и вплотную подобрались к атомной бомбе…

 — Жуть, — снова за всех высказалась Оксана. — Интересно, у него все прививки сделаны? Не дай Бог, укусит кого…

— Укусит — я его сам в болоте утоплю, — мрачно пообещал Борода. — И прививками интересоваться не буду.

— Надеюсь, до смертоубийств не дойдёт, — сказал Фраерман. — Оксана Викторовна, вы не возражаете, если ваш котик ещё тут у меня посидит?

Странно, но Тихон, извлечённый из рюкзачка, кусать его и не думал. Наоборот, он уютно расположился у Матвея Иосифовича на коленях и знай себе умывался, наверное, намывал деньги. Пальцы вора, украшенные изумрудами и сапфирами, почёсывали ему то грудку, то горлышко. Кот не возражал — они оба были одной крови. Оба быстрые, хищные, опасные — и каждый любил гулять сам по себе.

— Да на здоровье, — кивнула Варенцова и откинулась на спинку кресла. Ей снова захотелось спать.

Уже сквозь дрёму она ощутила, как машины наконец тронулись. Головным степенно двигался «Хаммер», «БМВ», кое-как отчищенный от собачьей оплошности, ехал позади. На фоне брутального «янки-танка» он выглядел гламурным до отвращения.

Довольно скоро Фраерман негромко сказал:

— Вот здесь, Никанор, стопори, есть у меня к фашистам разговор.

— Какие с ними могут быть разговоры, они же конкретно запомоенные, — надавил на тормоз водитель. Фраерман сделал вывод, что парень не помнил ни о встрече с кузнецом, ни о его просьбе, ни о странной своей летаргии. — Я же говорю, педерасты, ни хрена дистанции не держат!

Оксана открыла глаза и посмотрела в окошко. За пыльными кустами начинался подболоченный, довольно гиблого вида осинник. Ничего подобного в её сновидческом путешествии в «истинную Пещёрку» не фигурировало. Значит, это была совсем другая дорога.

Фраерман вернул ей кота, и Тихон, оказавшись на родных коленях, немедленно боднул хозяйку головой в подбородок. То ли извинялся за временную «измену» (ой, вряд ли), то ли требовал ласки…

Матвей же Иосифович спрыгнул на щебень и не спеша зашагал к немецкой машине.

— День добрый, — улыбнулся он гостям. — Я командир отряда Фраерман. Рад приветствовать вас на русской земле.

От него не укрылось, как отреагировали на его фамилию специалисты по эсэсовским костям. Видно, не только кобель у них вёл свой род из Освенцима.