Слово шамана (Змеи крови) - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 22

— Атаман, сколько татар выходило из крепости?

— Две тысячи, Даниил Федорович.

— А здесь их от силы половина, — боярин Адашев подтянул к себе лежащие на крупе коня колчаны. — Обойти нас османы хотят. В спину ударить, и к янычарам на растерзание прижать. Готовься, атаман. Как от пешцов уходить станем, за нами устремляйтесь. Навстречу обходному отряду пойдем.

Даниил Федорович потрепал коня по шее, оглянулся на своих воинов, одетых в железо холопов и боярских детей:

— С нами Бог, други. Не посрамим земли русской! Не пожалеем живота своего за Отечество!

Маленький отряд кованой конницы перешел на шаг, а потом, постепенно ускоряясь, помчался вдоль янычарского строя, в паре сотен саженей, навскидку меча стрелы в плотный османский строй. Начали щелкать тетивы и в татарских отрядах, но навстречу всадники не двинулись, не решаясь обнажать края пешего строя. Вместо встречной атаки из янычарских рядов затрубили горны.

Между тем, вскачь пролетев мимо врага, бояре развернулись назад, к своим, кидая луки обратно в чехлы, перехватывая в левые руки щиты, а в правые — толстые, с глубокими долами рогатины. Казаки, также опуская пики, устремились следом за ними. Позади опять призывно затрубил рог. Конница с опущенными жалами копий — змей крови, как называли их далекие предки — перемахнула гребень пологого холма, влетела в сырую лощину за ним, поднялась на новый гребень, словно атакуя в странном безумии невидимых постороннему взгляду призраков. И вдруг из-за ближнего холма, прямо в лоб, выметнулась точно такая же конная лава с опущенными пиками.

Мчась навстречу друг другу со скоростью выпушенной стрелы, воины обоих отрядов ничего не успели сделать, кроме как напрячь удерживающие оружие руки, и плотнее вжать колени в конские бока.

— Угадал! — волна радостного облегчения прокатилась по телу боярина Адашева, словно свежий ветерок, но холодный взгляд уже вперился вперед.

Татарин в меховой шапке, с длинным стальным наносником, опускающимся до верхней губы и в добротной кольчуге, проглядывающей из-под небрежно сработанного куяка. Даниил Федорович понял, что столкнется именно с ним — а пика уже промелькнула над ушами коня, устремляясь точно в сердце.

Опытный к сшибкам дьяк лишь чуть-чуть приподнял кончик рогатины, ударив ею по ратовищу пики, и поднял щит выше плеча. Еще миг — потерявшее цель смертоносное острие промелькнуло над плечом, а окантовка щита врезалась басурману в лицо. Громко хрустнули кости, брызнула влажная кровь — боярин опять опустил рогатину, уже не метясь, а просто удерживая на уровне человеческой груди и продолжая пришпоривать скакуна. Упругий толчок в правую руку, еще один. Рогатина отяжелела и Даниил Федорович, поняв, что удержать ее не сможет, просто разжал руку, потянулся к кистеню — увидел слева блеск, прикрылся щитом. Послышался оглушительный треск, боярин наугад махнул кистенем через деревяшку, надеясь, что оружие само куда-нибудь достанет, отдернул стальную гирьку назад — и оказался опять в чистом поле.

Адашев сделал глубокий вдох — ему показалось, что воздух по эту сторону, за татарской конницей и чище, и свежее, и прохладнее чем перед ней, пустил коня рысью, оглянулся назад. Отряд заметно поредел. Никак не менее сотни казаков заплатили жизнями за прорыв через вражеский обходной отряд. Да и детей боярских стало явно меньше.

— Вернемся, Даниил Федорович, — услышал он голос атамана. — Отгоним нехристей. Зарежут ведь раненых наших, Богородицей клянусь, зарежут.

— Нельзя, — холодно ответил боярин. — У татар луки, они вас всех издалека перебьют. Перед сшибкой не успели, а во второй раз стрел не пожалеют.

Он посмотрел на свой щит. Нижняя часть отломана начисто, ручка треснула вдоль… Даниил Федорович вздохнул и отбросил его в сторону.

— Что же, бежать? Братьев своих бросить?

— И бежать нельзя, — покачал головой Адашев. — Янычары подумают, что мы ушли, и в крепость вернутся.

— Куда же тогда Даниил Федорович? К табуну потайному?

— Нет… За мной!

Боярин поднял глаза к небу и пустил коня широким шагом, давая ему отдых, и одновременно по длинной дуге обходя главные силы османов. Но напасть на врага внезапно не удалось — казачий отряд опять напоролся на небольшой разъезд из трех конников, которые моментально устремились к дороге. Дьяк пустил скакуна в галоп, не особо надеясь догнать дозорных, но зато выигрывая время — может, янычары не успеют выстроиться в шеренгу и их удастся смять?

Но опытная пехота — пожилые ветераны, успевшие повоевать по всему миру, — успели.

Увидев перед собой густой лес из острых пик, готовых впиться в мягкие конские и человеческие тела, Даниил Федорович повернул правее, метясь в полутысячный татарский отряд, прикрывающий край османского войска.

Атака опять удалась столь стремительной, что степняки успели выпустить едва по паре стрел, как им пришлось хвататься за копья, чтобы встретить конный удар.

Сунув стальной шарик за пояс, боярин схватился на саблю — кистенем удары парировать невозможно — громко закричал. Поначалу хотел «Москва!», потом решил, что с казаками лучше «Ура!», а в результате получился просто громкий бессмысленный вопль, с которым он мчался на врага, не имея ни щита, ни рогатины. По счастью, на этот раз его противником оказался молодой и еще неопытный татарин, а потому дьяк довольно легко отпихнул в сторону острие пики, резанул саблей ему поперек лица, метясь чуть ниже острого подбородка, потом полосонул сверху вниз басурманина с правой стороны, неспособного защититься длинной пикой от близкого удара, отпрянул в сторону, углядев чужой кинжал. Сталь звонко, но бессильно царапнула по панцирю — Даниил Федорович кольнул в ответ, потом рубанул промеж ушей лошадиную морду, скрестил сабли с оказавшимся на дороге врагом. Они высекли искры — и разошлись, двигаясь среди общей толпы в разных направлениях. Еще какой-то татарин попытался достать его издалека — боярин повернулся, пропуская укол саблей по нагрудным пластинам, и подрезал вытянутую руку снизу вверх. Опять впереди показалась степь — не доставая до самого татарина, маячившего сбоку, Даниил Федорович со всего размаха, из-за головы, полосонул по крупу его коня, прорубая мясо до кости. Конь свалится — авось, хоть затопчут в схватке басурманина. Да и в сече участие уже не примет, куда ему пешему в такой давке? Пятки привычно сдавили лошадиные бока, побуждая скакуна вывозить хозяина из боя.