Высокое напряжение (ЛП) - Монинг Карен Мари. Страница 60

— Я ничего не нашла, — сказала я Риодану несколько минут спустя, когда мы встретились на месте, где когда-то находился величественный веерообразный вход.

— Это не имеет смысла, — пробормотал он, когда его телефон издал звук входящего сообщения. Он достал его из кармана, прочёл сообщение и нахмурился. Прозвучало ещё одно уведомление, и он схватил мою тщательно укутанную в рукав и перчатку руку, читая сообщение и таща меня через парковку в сторону аллеи.

— Что? Куда мы идём? — потребовала я.

— Просто идём.

— Тебе необязательно меня тащить, — прорычала я.

— Я в этом не уверен, — он волок меня так быстро, что у меня едва оставалось время осознать, куда мы направляемся, но я осознала и тут же упёрлась пятками. — О нет, черта с два! Я не стану опять терять время, — мой город нуждался во мне сейчас, не месяцы или годы спустя. Шазам нуждался во мне.

Он резко дёрнул, и я полетела вперёд, врезавшись в стену за «Книгами и сувенирами Бэрронса», в тот самый портал, в который я вошла так давно, а затем провела бесконечные годы в Зеркалах, пытаясь вернуться домой.

Я хлопнулась о стену. Затем я была стеной. Затем я протиснулась на другую сторону, в печально известную Белую Комнату, которой все ещё не хватало усталых скворцов, где я стояла, свирепо хмурясь на десять огромных зеркал, одно из которых целую жизнь назад так подло забросило меня в древний, враждебный Зал Всех Дорог.

Я моргнула. Белая Комната изменилась. Она больше не являлась абсолютно пустой, лишённой особенностей комнатой. Кто-то заново отделал её, или, как и все остальное в мире, она получила магическое обновление.

Украшенная орнаментом белая лепнина венчала стены, сливаясь с роскошным потолком, с которого свешивалась дюжина люстр, мерцавших как лёд в лучах солнца. Стены с пола до потолка обшиты узорчатыми панелями. Пол из белого глянцевого мрамора. Однако зеркала были в точности такими же, висели безо всякой видимой опоры, некоторые лениво кружились в искусных рамах, другие оставались неподвижными в тонких, сваренных из звеньев цепи рамках. Некоторые из стёкол были черными как ночь, другие — молочными, третьи кружились нервирующими тенями.

Они опять перетасовались.

Я действительно ненавидела эту комнату.

Когда Риодан появился рядом со мной, я сердито сказала:

— Я не вернусь в Белый Особняк. Или в зал. Плевать я хотела на то, какие у тебя доводы.

— Бэрронс написал смс. Он хотел, чтобы мы быстро убрались с места и перестали привлекать к нему внимание.

— Бэрронс! — воскликнула я. — Где он?

— Сейчас мы направляемся к нему.

Я глубоко вдохнула, беря себя в руки. Я целиком и полностью за, где бы он ни находился, но у меня были неприятные воспоминания об этом месте. Я прошла через зеркала и потерялась на годы. Вышла преследуемой Кровавой Ведьмой, затем убийство Риодана и Бэрронса. Позднее заходила, чтобы спасти Мак, вернулась в совершенной иной Дублин к злому до глубины души Танцору. Я потеряла недели, которые мне не удалось провести с ним, и грёбаный ад, если бы я знала, что наше время вместе будет таким коротким — ну, по правде говоря, я все равно пошла бы, потому что так было необходимо, и это моя работа. И все же, я в своей жизни потеряла так много времени.

— Сейчас мы не будем терять время, — сказал Риодан. — Мы воспользуемся другим набором Зеркал, которые совершенно минуют Белый Особняк.

Когда он протолкнулся в третье Зеркало слева, в которое я никогда не входила, я закатила глаза, покачала головой и кинулась за ним.

После долгого, извилистого, неприятного протягивания себя через то, из чего сделаны Зеркала, я вывалилась — клянусь, Зеркала делают это нарочно, чтобы лишить тебя равновесия — в сердце «Книг и сувениров Бэрронса».

На мгновение я просто встала там, тихо сияя, как Гарри Поттер, воссоединившийся с Хогвартсом. Я вновь была в своём магическом месте, где однажды, давным-давно — впервые за все время — я почувствовала, что у меня может быть дом. Это место обладает для меня священной, мистической атмосферой. Я люблю КиСБ. Люблю, люблю, люблю. Магазин пахнет превосходными приключениями, застрявшими в кожаной обивке, втиснутыми на книжные полки и ждущими, когда их освободят, сливочно-персиковыми свечами Мак, первоклассной меблировкой и шерстяными коврами Бэрронса и пряностью моего типа опасности. Звуки этого магазина — музыка для моей души: позвякивание колокольчика, который я сотрясала всякий раз, когда являлась сюда; тихое шипение газового пламени в эмалированном очаге, приглушенное гудение холодильника за прилавком Мак.

Мак. Мне не терпелось поговорить с ней. Мне столько всего нужно было ей сказать, столько спросить.

Я медленно повернулась, впитывая это все — элегантную мебель, то, как солнце под углом проникало через освинцованные стекла окон, мою излюбленную дверь с колокольчиком, полоски разноцветного света, струящиеся по книжным шкафам, висевшие на каминной полке чулки, высокую украшенную рождественскую ёлку в углу… Погодите-ка, что? Мы все-таки потеряли время? Сейчас не декабрь!

— Почему, черт подери, у тебя стоит рождественская ёлка, Бэрронс? — прорычал Риодан сзади меня.

Я резко развернулась и задержала дыхание, улыбаясь. Иерихон Бэрронс — одна из немногих констант в моем мире. Другие вещи могут меняться, но Бэрронс — никогда. Он — непробиваемый, незыблемый, непреклонный камень мужчины, который даже вода неспособна сточить. Как и Риодан.

Его ноздри раздулись, на подбородке задёргался крошечный мускул.

— Не у меня. Это была идея Мак. В этот раз она хотя бы не розовая.

Проблеск движения на высоком книжном шкафу позади него привлёк мой взгляд.

— Э, Бэрронс, почему в твоём магазине лемур?

Его лицо не могло сделаться ещё мрачнее.

— Тоже идея Мак.

— Чем ты его кормишь? — Он вообще его кормил? Малыш показался мне ужасно тощим.

— Если бы я сумел поймать пушистого мудака, я бы выкинул его в грёбаное окно. Он всюду срёт. На твоём лице чёрное пламя, Дэни. Что Риодан делал с тобой? У него хватает ума не татуировать лицо, когда ещё осталось тело.

Затем он бросил на Риодана вопросительный взгляд, и между ними пронеслось что-то, чего я не понимала. Риодан один раз дёрнул головой, Бэрронс кивнул. Они вели совершенно приватный разговор.

Годы назад я бы проигнорировала их. В этот раз нет. Я задалась вопросом, сумею ли я проникнуть, как сделала это в Элириуме. Я уставилась в глаза Риодана, позволяя своему взгляду расфокусироваться, и подумала о татуировке, которую он набил у основания моего позвоночника. О том, что его кровь и моя смешались, и об опасной силе таких заклинаний, о непреднамеренных связях, которые они образовывали. Я опустошила свой мозг от мыслей, простёрла свои чувства и — хрясь!

«…ни одной чёртовой идеи. Думаю, она превращается в Охотника».

Шок и глубинный прилив печали. «Христос, из всего, что ты предполагал, это никогда не было одним из вариантов. Что ты делаешь здесь? Она не звонила ЯВСД, иначе я бы знал. Ты не должен быть здесь».

«Я знаю».

«Как ты вернулся?»

«Я же тебе сказал, ни единой грёбаной идеи. В один момент я был там, в следующий…»

— Прекрати! — они оба разом зарычали на меня.

Я пошатнулась от силы, с которой они выбросили меня из своих мыслей.

«Ты была лишь в его голове, не в моей, — Бэрронс бросил на меня тёмный взгляд. — Я почувствовал тебя в его голове, и ты слышала меня там, так что не задирай нос».

Я выгнула бровь, все равно чувствуя себя довольно обнаглевшей. Я пробилась в непроницаемую голову Риодана. Черт подери.

Вслух я сказала:

— Где мы и откуда ты знал, что мы были на парковке?

— Я выглянул в окно.

Озадаченная, я направилась к двери, чтобы достичь двух целей: звякнуть тем колокольчиком и увидеть, где мы находимся, когда Бэрронс прогрохотал:

— Не открывай её!

Я бросила на него ошеломлённый взгляд и вместо этого пошла к окну. Я посмотрела, моргнула, посмотрела снова. КиСБ покоился посреди пушистых белых облаков с узким видом через них на пустые парковки внизу. Здесь, вверху, было солнечно, внизу — мрачно. Я прижалась щекой к окну и подумала: «Святой Ромуланский генератор белого шума, магазин был невидим снаружи!»