Укротитель. Трилогия - Шаргородский Григорий Константинович. Страница 104

— Дела, Ровена, дела. Нет мне от них покоя.

— Да, я слышала, — лукаво улыбнулась девушка, которая даже закрытое и строгое платье носила как наряд блудницы. Не самое разумное поведение, особенно если рядом рыскает брат Врадак. — Теперь ты герой: истребитель магов, спаситель принца, дворянин.

Ровена словно невзначай провела пальчиком по свежей дворянской татуировке на своем виске. И если хотела смутить меня, то ошиблась, вызвав лишь злость.

— Я тоже слышал, что ты вся в делах, причем очень успешных делах.

— А если это любовь?

— Тогда я искрен рад за тебя.

Порой злость может быть настоящим другом — спасающим в безнадежных ситуациях и остужающим самые воспаленные мозги.

— И ни о чем не сожалеешь?

— О чем? Ведь от меня ничего не зависело.

— А если бы зависело?

Это был удар ниже пояса. Она дразнила меня. Но с какой целью?

К счастью, меня спасли от ответа на этот вопрос. Я даже обрадовался появлению злобного монаха.

— Прости, Ровена, мне пора.

И все же последнее слово осталось за ней:

— Мне тоже пора.

Ровена выразительно посмотрела в сторону стремительно двигающегося к нам мужчины. Средних лет худощавый дворянин не был примечателен ничем особым, кроме разве что горящего злобой взгляда, который, впрочем, тут же погас, наткнувшись на черное одеяние монаха.

Раскланявшись с Ровеной, я последовал за своим проводником.

Эта странная встреча хоть и выбила меня из колеи, но при этом помогла избавиться от напряжения, и в кабинет принца Белинуса я входил практически спокойным.

Как я и опасался, все было очень плохо. Причем во всех смыслах. От былого красавца-великана осталось едва ли половина. Одежда серого цвета сидела на нем как на вешалке. Длинные белые волосы висели сосульками и приобрели желтый оттенок. Что уж говорить о лице — словно кто-то обтянул череп сухим пергаментом. И только в тусклых глазах по-прежнему, но очень редко вспыхивал огонек жизни.

Брат Врадак выглядел не намного лучше, при этом он казался в тысячу раз живее своего господина. Здесь происходило что-то противоестественное, но я никак не мог понять, что именно.

С другой стороны, что можно ожидать от пережившего страшную болезнь человека, к тому же впавшего в крайнюю степень религиозности? Возможно, если прямо сейчас удалить от принца этого фанатичного инквизитора, все стало бы лучше, но глава Чистых вцепился в подножие трона мертвой хваткой — не отодрать.

— Зачем ты явился сюда, слуга исчадий ада? — словно подтверждая мои мысли, прокаркал монах.

Можно было проигнорировать этот явно провокационный вопрос, но не в моем положении корчить из себя гордеца.

— С просьбой, ваше высочество, — глядя только на принца, сказал я. — Вы великодушно даровали мне право обратиться к вам с просьбой. Раньше у меня ее не было, но, как это часто бывает, мы узнаем свои истинные желания, только когда начинаем терять то, что ранее казалось не таким уж ценным.

В глазах принца начал разгораться огонек интереса. Похоже, кардиналу не удалось поговорить с Белинусом, поэтому суть моей просьбы была загадкой и для принца, и для монаха. Где-то на задворках памяти мелькнула мысль о том, почему же я не обратился к принцу до того, как отправился на Хоккайдо. Возможно, просто сглупил, но скорее всего, эту идею оттерло желание побывать в самом таинственном месте этого мира.

Мои губы тронула улыбка, едва не вогнавшая монаха в истерику.

— С чего ты взял, презренный, что принца интересуют твои низменные желания? — прошипел как змея монах, но его порыв был остановлен жестом принца.

Все-таки Белинус, хоть и попал под влияние фанатика, все же оставался хозяином и в этой комнате и в этом королевстве. Принц поощрительно кивнул, призывая меня к продолжению прерванной речи.

— Позвольте поводырям выкупить своих питомцев за приемлемую цену, — выпалил я, больше не в силах выдерживать приличествующий стиль разговора.

— Что?! — Врадака так перекосило, что казалось, его прямо сейчас разобьет апоплексический удар. — Ты посмел просить за выходцев из преисподней, одним своим присутствием оскверняющих короля и королевство?! Одним этим ты отрезаешь последнюю нить, связывающую твою грязную душу со светом…

— Остынь, Врадак. Этот эрл спас мою жизнь и вправе обратиться с просьбой. Или ты считаешь, что подобное деяние ничего не стоит? — проскрипел принц и так выразительно посмотрел на монаха, что становилось понятно, чем именно Врадак привязал себя к трону.

— Но вы не можете отступить от взятых обетов! — не унимался монах.

— Не тебе решать, что я могу, а чего нет. — Голос принца окреп, а муть в тусклых до этого глазах сменилась яростью. — Мой обет, данный Господу, гласит, что я не запятнаю себя владением чудовищами. Но не мне лезть в отношения моих подданных с Богом. И пусть они сами решают, как и чем пятнать свои души.

— Но вы не можете позволить этой мерзости расползтись по королевству! — не унимался монах.

— Вот это ты правильно сказал, — кивнул принц, и в его глазах зажглись озорные огоньки, причем не предвещающие ничего хорошего ни мне, ни монаху. — Я слышал, ты вернулся с Хоккайдо с богатой добычей?

А вот это уже не самая приятная тема.

— Да, ваше высочество.

— Сколько удалось заработать на этом?

Что-то подсказывало мне, что врать не стоит.

— Лично я получил чуть больше шестидесяти четырех тысяч.

Монаха словно шилом в зад кольнули.

— Это грязные деньги, повелитель!

— Вот они и очистятся, если на них построить храм. Слушай мое решение, эрл Воронов. Ты отдашь шестьдесят четыре тысячи на постройку храма и получишь всех чудовищ корпуса в личное владение. И только ты будешь отвечать за все, что те сделают в королевстве. Они не должны пересекать границ твоих владений. Сегодня же территория, ранее занимаемая школой поводырей, должна быть очищена, а через седмицу ни монстров, ни поводырей не должно быть уже и в Ониборге. Там будет основан монастырь.

Вот это попадос! Судя по лицу принца, моего мнения спрашивать никто не собирался. Похоже, принц убил одним выстрелом двух зайцев — и выполнил обет, и сохранил то, что создавалось поколениями королевской семьи. Хотя не факт, что я смогу сохранить корпус как боевую единицу.

— Исполнил ли я твое желание? — лукаво спросил принц. Ситуация явно взбудоражила его, возвращая на лицо легкий румянец.

Ну и что мне было ответить на этот вопрос? Остается только держать хорошую мину при плохой игре:

— Да, ваше высочество, теперь у меня нет к вам никаких просьб. — И тут меня кольнула неожиданная мысль. — Есть лишь уточнение. Под монстрами вы имели в виду только они или хорохов тоже?

— Ваше величество! — от возмущения монах едва не начал брызгать пеной.

Интересно, как такой разумный человек, как принц, способен терпеть рядом с собой подобного психопата. Неужели благодарность за избавление от болезни настолько велика или тут что-то другое?

— Врадак, — холодно сказал принц, — ты предлагаешь считать хорохов божьими тварями?

— Нет, они монстры, исчадия ада! Их нужно залить смолой!

— Вот видишь, — с олимпийским спокойствием продолжил Белинус, игнорируя вторую часть вопля монаха. — А всех монстров я только что продал эрлу Воронову. И говорить здесь больше не о чем.

Увы, вспышка жизненной энергии принца была очень короткой, и он вновь откинулся на спинку кресла, позволяя говорить за себя монаху.

— Время твоей аудиенции закончено… — прошипел монах, явно намекая, что и срок моей жизни тоже очень близок к финалу.

Кто бы спорил. Мне и самому не хотелось задерживаться в этой атмосфере дольше, чем необходимо.

Я поклонился принцу с максимальным уважением и в сопровождении выскочившего как чертик из табакерки провожатого вернулся в зал ожидания.

Ни Ровены, ни ее мужа там уже не было, и этот факт меня только обрадовал. Все, хватит с меня столичной жизни. Так что, перефразируя классика: «… в деревню, в глушь, в поместье Мен!»