Н 4 (СИ) - Ильин Владимир Леонидович. Страница 57

Дракончик,   казалось,   с   подозрением   покосился   на   клубок   из   чужих   молний.

Затем   словно   заинтересованно   принюхался   и   с   урчанием,   скрывшимся   в   треске крошечных   разрядов,   вцепился   в   чужую   Силу,   выдрав   из   нее   изрядный   шмат,

повисший разрядами на его пасти, пока не был проглочен. А сам клубок на левой руке – изрядно скукожился и побледнел.

-   Ты   смотри,   какой   аппетит,   -   удовлетворенно   произнес   я,   отмечая,   с   каким энтузиазмом тот поглощает угощение.

И - показалось ли? - но и растет при этом.

- Надо будет дать ему имя. – Констатировал я, удовлетворенно отряхивая левую ладонь от остатков чужой техники.

Дракончик недовольно покосился на пустую ладонь, а затем заметил китаянку,

и словно в предвкушении замер, напружинившись для прыжка – кончики крыльев аж трепетали, рассыпаясь разрядами, от нетерпения.

Го Дейю пискнула и закрыла глаза.

- Все, хватит, - пресек я ужин и снял перстень.

Над   рукой,   разочарованно   крутанувшись   в   воздухе   напоследок,   растаяло   в вспышке прогоревших искр призванное существо.

- И стол попортил, - все же, не обошлось без накладок.

Вся столешница была в мелких пережжённых черточках.

Обернулся   на   комнату   и   слегка   оторопел   –   занятия   с   крылатым   созданием отвлекли   непростительно   много   внимания.   Иначе   и   не   объяснить,   как   я   мог проглядеть, что Федор зажмурил глаза, обнял себя руками за плечи и дрожит всем телом, а вокруг него вьется коричневая дымка защиты, обнимая не только его тело,

но и охранника, что стоял подле него и равнодушно смотрел в мою сторону – без пренебрежения или осуждения, а просто отслеживая возможные действия.

Ника отложила нож на стол и спрятала руки за спиной, отступив назад к двери и глядя весьма настороженно.

- Федор, что-то не так? – Неловко уточнил я, убирая клятый перстень обратно.

Потому что сейчас уже понимал, что именно не так – равно как и то, что иную ипостась   этого   самого   дракона   брат   наверняка   мог   видеть   над   своим   городом.

Разрушающую   и   беспощадную,   сжигающую   людей   живьем   и   сокрушающую строения в грохоте и сиянии бесконечной грозы.

Я отдавал себе отчет, что семья знала мое происхождение – равно как и то, что оно было мне прощено, словно болезнь или врожденный недостаток. Но я обязан был думать перед тем, как что-то делать – и в этом была моя вина.

- Федор, это мой дракон. – Мягко и виновато произнес я тут же. – Он никогда тебя не обидит. Честное слово.

Справа дернуло ветром от резкого движения, рухнул опрокинутый табурет, и ощущение неприятностей стегнуло по нервам еще до того, как я поднял взгляд.

За чуть побледневшей Никой, крепко удерживаемой за плечо китаянкой, что уже   успела   скинуть   лапки   и   подхватить   в   правую   руку   нож   со   стола,   виделось полубезумное   лицо   Го   Дейю   с   расширенными   от  адреналина   и   страха   зрачками.

Лезвие ножа лежало острием прямо на ложбинке над ключицей Ники, обратным хватом – чуть дернешься, и клинок погрузится в тело.

Глядя на меня, китаянка нервно произнесла что-то грозное и требовательное,

ступив на шаг назад и потянув за собой девушку.

- Ника! - испуганно дернулся, вынырнув из собственных страхов, Федор.

Защита же заклубилась вокруг него еще плотнее.

Я поднял руку в успокаивающем жесте и ответил на его перепуганный взгляд спокойным,   выражая   и   позой   и   отношением   то,   что   беспокоиться   совершенно незачем, а затем строго посмотрел на Нику.

- Ника, приготовь нам китаянку.

И   растерянность   в   глазах   девушки   моментально   сменилось сосредоточенностью.

По   глазам   резко   ударила   вспышка,   а   как   та   истаяла,   оставив   после   себя болезненные разводы на сетчатке, Го Дейю уже висела над землей с заломленной назад рукой, перехваченная за шею Еремеевой, что-то вкрадчиво шептавшей ей на ухо.   Нож   валялся   на   полу,   а   перед   девушками   плыло   цветастое   полупрозрачное свечение,   отражающее   обеих,   будто   в   зеркале.   Только   если   зеркальная   Еремеева оставалась   прежней,   то  облик  Го   Дейю стремительно   старел… Будто  в  один   миг проходили   годы   и   десятилетия   –   и   кожа   прекрасной   девушки   прямо   на   глазах бледнела,   покрывалась   морщинами   и   становилась   болезненно   прозрачным покровом, под которым  просвечивали синие вены.  И даже  рост девушки – и тот становился меньше, пока в отражении не повисла древняя, немощная, никому не нужная седая старуха в костюме горничной, дрожащая от ужаса. Сама же китаянка в реальности оставалась по-прежнему молодой – но отражение словно парализовало ее разум.

Ника постаралась аккуратно поставить Го Дейю на ноги, однако та все равно упала,   не   способная   от   страха   стоять   на   месте.   Китаянка   в   панике   забилась   в ближайший   угол   и   принялась   ощупывать   себя   под   завывания   и   всхлипывания,

отмечая,   но   словно   не   веря,   бархатистую   кожу   и   здоровые,   словно   шелковые,

волосы…

На   все   это   дело   с   удовлетворением   смотрел   Федор,   со   смаком   пережевывая бутерброд с бужениной и ласково поглядывая на Нику.

Никакой защиты вокруг него уже не вилось, а взгляд не отражал и тени тревоги или беспокойства.

- Очень, очень вкусно, - прокомментировал он, прихлебывая чай. – М-м! Чудо!

Век бы кушал.

Ника смущенно шаркнула ножкой.

-   Так.   Огонь   –   ладно.   То,   что   было   в   самолете   –   тоже   ладно.   –   Задумчиво протянул я. – А это что было?

- Это так, - отмахнулась она. – Техника целителей. Показываем, как будет после операции. Просто я недавно поняла, что неизбежного боятся куда сильнее, чем раны или увечья…

- Что-то как-то ну очень реалистично, - допил Федор кружку и потянулся за добавкой.

Я поддакнул.

-   Ну,   это   производная   от   старшей   техники,   надо   бабушку   спрашивать,   -

задумалась она. – Оно в обе стороны работает. Можно вас, например? – Указала она на охранника, продолжавшего стоять подле Федора.

Тот, разумеется, не откликнулся.

- Подойди, - скомандовал ему Федор, и тот сделал пару шагов в сторону Ники.

- Обычно, косметология в сторону молодости, - будто оправдывая себя перед нами, мол она все еще милая и безобидная, и нам все почудилось, Еремеева вновь призвала перед собой полупрозрачное зеркальное полотно с охранником Федора в отражении. – Хотя, вы и так молодой… - Чуть сбилась она.

Облик стража моего брата надежно застыл на середине четвертого десятка лет –

более не сказать ничего определенного.

- И когда начнете? – Вежливо поинтересовался я, взяв себе бутерброд, глядя на совершенно неизменившуюся картинку.

- Уже начала, - как-то глухо и неестественно произнесла Ника.

-   Не   работает?   –   Вновь   подал   я   голос,   покосившись   на   Федора,   чтобы   чуть пожать плечами в знак извинения за девушку.

Но тот был крайне серьезен, глядя в полупрозрачное отражение. Я бы сказал –

очень, очень сильно серьезен, несмотря на то, что техника явно сбоила – прошло уже более пяти минут, тогда как отражению Го Дейю хватило десятка секунд, чтобы превратиться в ветхую старуху.

Изменения произошли на шестой минуте. В отражении, у стража появился цвет глаз – синий, словно небо. И волосы – короткий ершик, постриженный по-военному грубовато. А еще – улыбка, от которой резко вздрогнул сам страж, словно очнувшись от древнего сна.

- Ника, прекрати, - крайне жестко произнес Федор, и дымка полупрозрачного отражения   вновь   исчезла,   оставив   стоять   прежнего   лысого   стража-истукана   и обескураженную Нику, которая словно понимала, что опять что-то натворила, но пока не догадывалась, как.

- Подойди, - напряженно сказал брат, глядя на стража.

К его удовлетворению и облегченному выдоху, тот беспрекословно сделал шаг по   кухне   в   его   сторону.   Затем   замер,   повернулся   к   Нике,   и   осторожно,   с признательностью погладил ее по волосам, остановив руку на щеке. Развернулся вновь и встал возле Федора.