Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 38

— Сочтемся, — в тон ей откликнулся Тимыч. И нехорошо сощурился, глядя на ее левую руку, по-прежнему прижатую к груди. Скрюченные судорогой пальцы ему совершенно не нравились. — Что с ладонью?

— Нормально все, — Мира едва заметно поморщилась, отводя взгляд. И вскрикнула невольно, когда Достоевский, явно неудовлетворенный ее ответом, схватил за запястье, подтягивая к себе поближе. Не обращая внимания не слабое сопротивление своей невольной жертвы. — Док, не надо…

— Утихни, — смерив девушку тяжелым взглядом, Тимофей медленно, осторожно разжал сведенные судорогой пальцы, не давая вырвать руку и не обращая внимания на шипевшую от боли Мирку. — О как…

Череп приподнялся, что б получше все рассмотреть, и громко матюгнулся. На ладони красовался огромный, некрасивый ожог, кожа покраснела, наливался большой волдырь, местами чем-то прорванный до самого мяса. По краям виднелись капли крови, подсохшей, а у самых пальцев продолжала слабо кровоточить довольно глубокая рана.

— Кто это сделал? — хмуро бросил Череп, крепче прижимая к себе пытавшуюся вырваться Мирославу. Та шипела, плевалась, ругалась, но упорно игнорировала прозвучавший вопрос. Что парням откровенно не понравилось.

Первым не выдержал Док. И, выудив откуда-то из кармана тюбик с мазью и бинт, спокойно, даже слишком спокойно поинтересовался:

— Мать?

Мирка снова отвела взгляд, поджав губы. А вот Черепков в который уже раз за ближайшие час с лишним громко выругался. Прочувственно так, виртуозно, образно. И даже умудрился за пять минут эмоционального монолога ни разу не повториться. Мирка, правда, потом по ушам надает, но епт! Глядя на ее ладонь, на окружающую обстановку, на хмурящегося все сильнее Дока, молчать просто физически не получалось. А когда до него дошли слова друга…

Сжав кулак, Череп со всей дури врезал им по стене. Затем еще и еще, не обращая внимания на сбитые костяшки. Вот теперь понятно, откуда он знает эту странную женщину, спускавшуюся по лестнице. Почему Мирка в таком состоянии, отчего Док хмурится и крепко стискивает зубы, обрабатывая поврежденную ладонь, а интуиция так настойчиво шептала о приближающихся неприятностях.

Все, млять, просто кристально ясно стало! Яснее просто, мать вашу, некуда…

Еще через пятнадцать минут они втроем сидели в квартире у Толика. Благо жил он рядом, далеко идти не пришлось. Мирка на диване, с перебинтованной ладонью, укутанная по самый нос в плед и, нервно улыбаясь, пила горячий, травяной чай. Череп устроился на табуретке напротив, начав вторую пачку сигарет за этот день. Док занял подоконник, меланхолично разглядывая улицу и бросая на подругу то и дело предупреждающий взгляд. Чтоб не дергалась лишний раз и не пыталась увильнуть от разговора.

— Рассказывай, — глухо откликнулся Череп, делая затяжку и дергая воротник рубашки. На работу он не вернулся, позвонив начальству и отпросившись по семейным делам. Как, собственно и Тимыч, послав позвонившего заведующего лабораторией в пеший эротический тур вместе со всеми его результатами лабораторных экспериментов.

Возможность потерять работу его ни капли не испугала. В конце концов, со своими способностями и связями, найти новую ему точно труда не составит. А даже если и не найдет, пропасть точно не пропадет.

— Док мне еще две недели назад позвонил, — тихо заговорила Мирка, уткнувшись взглядом в кружку и ссутулившись. — Маман получила свободу и решила вернуть себе все права, положенные гражданину Российской Федерации. В том числе и права на собственных детей. Добрые люди поверили в ее историю… И решили помочь. Вот так вот, бесплатно и из чистого альтруизма. Детям бы помогали так, цены бы им не было.

— Данька? — Череп напрягся, приподнявшись, но Мира только отмахнулась, головой покачав. Док, перетащив на колени горшок с фиалкой, принялся его планомерно ощипывать. Садистские наклонности ясно свидетельствовали о том, что если не этот цветочек, то пострадает кто-нибудь другой.

— Данька в центре, я оплатила большую часть лечения, — Мирка невесело улыбнулась, продолжая медленно пить чай. — Спасибо моей новой работе, да…

Парни переглянулись, но развивать эту тему не стали. Док только улыбнулся криво, продолжая обрывать фиалку. А Череп, затушив очередную сигарету в уже переполненной пепельнице, недоуменно выдал:

— И все равно, я не понимаю, что ей надо-то?!

Помолчав немного, девушка аккуратно поставила чашку на журнальный столик и с ногами забралась на диван, сжавшись в небольшой комочек. И медленно, глухо заговорила, спрятав лицо в коленях:

— Нас учат, что мама — это один из самых близких, самых важных людей в твоей жизни. Мы ей поделки делаем, стихи посвящаем. Спешим, что бы похвастаться своими успехами или получить поддержку, когда что-то не получается. Нам говорят, что мама — это твоя мама, какой бы она не была, что бы ни сделала. И знаете… Я верила в это. Действительно верила. Пока не случилась вся эта история с Данькой, пока отец не ушел, а мать… — передернув плечами, Мирка усмехнулась. — Да что я вам рассказываю… Сами знаете, как оно было. Депрессия, таблетки, алкоголь. Поехавшая крыша и как финал, она в психушке, я с Данькой на руках. И вот тогда-то я и осознала окончательно, что к этой женщине у меня ничего не осталось. Ни чувств, ни эмоций, ни каких-то вопросов. Ничего. Пусто. Есть и есть, нет и нет. Лишь бы ее рядом не было, а остальное не важно. И я тогда, после суда, думала, что все осталось позади. — еще одна тихая усмешка. — Зоя думала. Очень зря.

Оказывается, ей стало лучше. Оказывается, врачи не видят никаких препятствий и со спокойной душой могут отпустить ее в общество. Тем более, что она так хочет вернуться обратно, к своей семье, к своим детям. И почему-то никто не подумал спросить ее о том, где была семья все эти годы… И почему собственные дети даже не навещали ее.

Череп резко выдохнул и поднялся, начав расхаживать по комнате. Док, успевший превратить один цветок в несчастный остов, принялся за второй. Молча, методично, аккуратно. Но с такой остервенелой злостью, что Толик не рискнул заикаться о том, что цветы были собственностью его матери. Пофиг, скажет, что случайно залил, засушил… Ну или что там еще с комнатными цветами случиться может?

— Семью, млять. Она семью хочет, Толь, представляешь? Вернуть обратно свою семью! — истерично хохотнув, Мира выпрямилась, но обхватила себя руками за плечи, по-прежнему не поднимая головы. — И все бы ничего, Толь… Но она хочет очень определенную семью! Я не знаю, чем ее лечили и как, плевать я на это хотела что тогда, что сейчас. Но в ее голове что-то явно окончательно замкнуло. Потому что ей нужна идеальная, послушная дочь, идеальный, умный, здоровый сынишка. Ей нужна ее идеальная семья! Которой, к слову, никогда не было. Она жаждет контроля, жаждет получить право распоряжаться если не моей жизнью, то жизнью Даньки… Но это тоже, знаешь ли, не самое страшное…

— А что тогда? — вытащив последнюю сигарету, Череп чиркнул зажигалкой, нервно прикурив ее. И уставился на подругу, ожидая ответа.

Вот только вместо Мирки, подозрительно шмыгнувшей носом, в разговор вступил молчавший до этого Док: