В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 1

В час волка высыхает акварель

Глава 1. Голубая кровь

Акт первый

Смутное время

Глава Первая. Голубая кровь

Гордец редко бывает благодарным человеком: он всегда убежден, что получает меньше, чем заслуживает. Г. Бичер.

Старые колёса стучали по грязной просёлочной дороге. Коляска с дивным гербом на боку уже второй час пробиралась сквозь дождь и слякоть пригорода. Возница совсем не спешил и лошадей не подгонял, ибо за спешку ему доплачивать никто не собирался. Он ещё не знал, какое наказание будет ждать его по приезду домой, ведь плохое содействие «святому брату» карается по закону. Именно так думал трясущийся внутри этого незамысловатого средства передвижения священник Леон. Мимо него медленно проплывали пейзажи заброшенных окрестностей славного города Тассора — второго по величине в королевстве Иннир. Однако красота природы сейчас не могла усладить взгляд этого святого человека — на душе было противно.

«Эх, дорогой мой брат Леон, тяжела работа священника» — думал он, в очередной раз, подпрыгивая на месте. «Дороги ни к чёрту, прости меня Индервард, уже весь зад отбил на этих ухабах. Эх, сейчас, наверное, кардиналы уже собрались за ужином, сидят совсем рядом с Отцом Настоятелем. Помню, выдалось мне разок там побывать, не помню вида ни одного блюда, но запах.… О пресвятой Индервард! Какой же запах! Им уже можно было насытиться на неделю вперёд… Специи, соусы, свежая дичь, — какая роскошь! И всё это в дивной зале, выполненной из разноцветного стекла в самой высокой башне дворца. А тебе, Леон, нужно сидеть в этой грязной коробке и ехать проводить инспекцию! Какие же всё-таки иногда попадаются на службе оболтусы! Говорю — дай грамоту уполномоченного для допроса. А он говорит — мол, тебе не надо, и так справишься! И что он думает, я могу сделать без этой бумажки?! Поболтать по душам!? Надеюсь, этот опальный барон мне хоть чай предложит, два часа на коне, два в коляске, да ещё и куча бумажной волокиты, и для чего? Услышать очередное — «я честный человек, ничего плохого не замышляю» Все они так говорят, а вот если раскалённой кочергой погладить…»

Леон был чертовски недоволен. Но так всегда — пока одни вкушают плоды всевластия, другие должны это всевластие обеспечивать. Верхушка карточного домика, как известно, к жизни без крепкого основания не способна. Самое удивительно то, что некоторые до сих пор уверены, что такому домику возможно создать нерушимую основу. Как показало время — невозможно.

Бесконечные поля и леса резко оборвались и вдалеке показались кончики шпилей поместья Либеро Терра, что на первом языке значит свободная земля. Покорёженный дом смотрел на Леона издалека пустыми окнами и выцветшими стенами. Понемногу обваливалась дорогая черепица.

«Какое забавное название — Свободная земля. Многие говорят, что людям только она и нужна — свобода. Так почему же место это пустует? Оно же свободное! Я вот думаю Сытая земля, Здоровая земля, или Мирная земля, пользовались бы больше популярностью. Сколько ещё нам, служителям Индерварда, придётся выбивать чушь древних философов из людских голов? Книги переписываем, университет постепенно душим, грамотность искореняем, а чушь эта всё равно лазейку находит. Правильно, что короля свергли, глупый был. Небось, уж и революция началась бы, с грамотными то крестьянами. Где это видано, чтобы пахарей грамоте учили? Они потому и зовутся пахарями, что землю пашут, а не книжки читают. Нужно людям место своё знать, без этого никак прочного порядка не выстроить. Нет, дурак король был, дурак…»

***

Леон вышел из коляски и, улыбнувшись, попрощался с возницей. «Ничего, я тебе потом за каждый синяк припомню, возница Вильям с Холодной улицы, ты мне ещё деньги вернёшь».

У ворот поместья Леона уже ожидал хозяин. Среднего роста, ужасно тощий с впалыми щеками и практически полностью чёрными глазами он напоминал саму смерть. Удивительно, но Эдварду фон Грейсу было тогда не более двадцати с лишним лет, на внешности отразился образ жизни и характер. Замкнутый, отчуждённый барон проводил недели за чтением книг: таинственным образом погибшая семья оставила ему замечательную фамильную библиотеку. Он, правда, ещё частенько выбирался в Тассор — любил он этот город и некоторые светские приёмы. А где ещё можно блеснуть невиданным умом?

Леон окинул хозяина неодобрительным взглядом — тот не удосужился сменить халат на нечто более подобающее статусу гостя, однако хозяина, совершенно не беспокоили интересы завалившегося к нему без приглашения священника. Описывать дальнейшие любезности на пороге смысла нет — любое начало встречи с представителем церкви строго регламентировано в священной книге — список правил нерушим и обжалованию не подлежит. Сначала приветствующий должен положить правую руку на сердце, а затем поклонится. Кланяться следовало в зависимости от сана гостя. Леон был священником второго разряда, и Эдварду следовало совершить довольно низкий поклон (перед Отцом Настоятелем обычные люди в ноги падали), но барон ограничился лишь жалким кивком.

— И я тоже вас приветствую, господин Эдвард Фон Грейс. Неважно выглядите. — Леон говорил вежливо и спокойно, это стоило ему огромных усилий. Сейчас священнослужителю очень хотелось сжечь барона. Леон в принципе все проблемы любил решать сожжением, он постоянно просил назначить его инквизитором, но начальство молчало. Все инквизиторские посты давно распределены между детьми священников более высоких санов. Традиционность и наследственность. Традиционность и наследственность…

— Я всегда так выгляжу. Насколько понимаю, вы приехали с проверкой. Бумагу, пожалуйста. — Говорил барон странно, его губы еле шевелились, как и всё его лицо, будто то была лишь натянутая на череп тугая маска.

— Сейчас у меня её с собой нет. — С издевательским разочарованием в голосе ответил Леон.

— Тогда пров… — Эдвард остановился на полуслове, вспомнил, что такое ему могут и не простить. — Уходите и возвращайтесь с бумагой, без неё в моё поместье вам путь закрыт.

— Зачем же вы со мной так строго? Подумайте, я-то сейчас уйду, но обязательно вернусь, и со мной будет очень много людей, и бумага, разумеется, тоже будет. Проверки вам, как ни крути, не избежать, так зачем же тянуть?

Эдвард потупил глаза и немного обмозговал ситуацию.

— Чёрт с вами, заходите! Только не наглейте в моём доме, не люблю гостей. И не смотрите на меня так! Мне нечего скрывать, я честный гражданин и землевладелец! Идите за мной. — С явным раздражением барон повёл непрошенного гостя в дом.

«Я же говорил, честный он гражданин, все так говорят, все»! — Торжествующе подумал Леон, подтверждая собственную, совершенно бесполезную теорию

Священник шёл немного медленнее барона, осматривая двор имения.

«Дурная кровь и дурное место. Всюду запустение и беспорядок, и десяти минут тут не пробыл, а уже нашёл семь пауков и пару таящихся по углам крыс. Этот мальчишка не только крайне нагл, но ещё и глуп, раз так распоряжается такой ценной собственностью. Выродились Фон Грейсы, а ведь раньше знатный был род, состоятельный, славный».

В мыслях священника прослеживалось крохотное зерно истины, за поместьем Эдвард ухаживать не любил, заниматься финансами — тоже. После загадочной кончины всей немногочисленной семьи барона ему досталось приличное состояние, которое он тратил на книги и посещение дорогих приёмов. Только вот молодой человек ничего не делал для будущей карьеры. Когда его отец в двадцать лет уже выслужился на двух гражданских войнах, его сын даже и офицерского не получил. И сомнений не было — Эдвард не собирался стоить карьеру, его планы были гораздо масштабнее. Гораздо!

***

Либеро Терра являлось необычным поместьем, причина тому было довольно ясная — контраст. Земля вокруг дома пустовала уже несколько лет, ни посевов, ничего. Калитка заросла дикими травами, как и вся территория участка. Можно было даже подумать, что местность сия необитаема, но мнение посетителя кардинально менялось, когда он проходил внутрь длинного дома с красной, словно летний закат черепицей. Всюду стояли бюсты и книги. Книги подпирали бюсты, а бюсты книги. Самые знаменитые мыслители Иннира сейчас присутствовали в главной зале — единственной пригодной для приёма гостей комнате. Они взирали на происходящее своими мраморными глазами… Кто-то скажет, что статуи не имеют чувств, а я скажу, что статуи плакали, видя то, что сотворили с их страной.