Оступившись, я упаду - Лагуна Софи. Страница 1

Annotation

Едва появившись на свет, Джастин Ли, девочка из австралийской глубинки, столкнулась с нелюбовью родителей, бросивших ее на попечение старого, больного деда с «тараканами» в голове. И если мать исчезла навсегда, то отец время от времени появляется, наводя на дочку волнение и страх.

«Оступившись, я упаду» — суровый и правдивый роман о подростке, который пытается приспособиться к темному миру безразличия, жестокости и насилия. Здесь нельзя доверить взрослым, а вырваться из порочного круга можно лишь благодаря собственной внутренней силе.

Софи Лагуна

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

notes

Софи Лагуна

ОСТУПИВШИСЬ, Я УПАДУ

Посвящается Марку, с любовью и благодарностью

В память об Эйлин

Sapere aude^[1]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кирк повертел в руке рогатку.

— Будет больно, Джастин, — предупредил он.

— Очень больно, — добавил Стив.

— Не улыбайся, а не то я буду целить прямо в дырку.

Я захлопнула рот. Новые зубы, взамен выпавших, растут очень долго.

Кирк туго натянул резинку.

— У тебя десять секунд. Одна… две… три… четыре… пять…

Я припустила бегом через джунгли. Позади продолжал звучать, постепенно затихая, голос Кирка. Я неслась вдоль реки и смотрела то прямо перед собой, то на водный поток. Скоро позади послышался топот Кирка и Стива. Мы сохраняли дистанцию, я не пыталась ускорить бег, они не старались догнать. Мы знали, где ветви свисают низко и могут оцарапать лицо, где на тропинке выступают корни, словно злодейски натянутые веревки, готовые повалить на землю, а где нам попытаются преградить путь упавшие деревья. Мы мчались через лес, будто дед и Сэнди, убегающие от япошек. Дед так и не смог понять, для чего нужна была та война. «Зачем проливать реки крови? К чему гибель стольких ребят? Что текло в венах у тех ублюдков?»

Мы все бежали и бежали — они мне не враги, и я для них не жертва, а рядом текла река, глубокая, мутная, она поднялась высоко, подмывая берега.

— Я иду, Джастин! — крикнул Кирк.

Когда-нибудь я сделаю себе плот. Возьму у деда трос, свяжу им кучу веток и спрячу плот в верхней части Удавки, среди деревьев, стволы которых стоят прямо в воде.

Я оглянулась. Кирк был совсем близко, и я припустила быстрее, но тут же почувствовала боль под коленкой.

— Попал! — крикнул Кирк.

Я опять оглянулась и, заметив, как Кирк снова поднимает рогатку, побежала дальше. В ногу впился еще один камень. От боли я вскрикнула, и с ветвей с хриплыми криками вспорхнули какаду. Я посмотрела назад и увидела, что Кирк опять нагнулся за камнем. Тут я остановилась, чувствуя, как пылает лицо, набрала полные пригоршни камней и земли и бросилась в его сторону.

— Нет! — крикнула я. — Нет! — Попугаи белоснежными молниями с воплями срывались с веток.

Я швырнула камни и землю в Кирка.

Кирк закричал, выронил рогатку и прижал ладони к глазам. Пока он утирался и отплевывался от земли, я набрала еще камней, а он повернулся и побежал прочь от реки, к нашим убежищам. Стив кинулся за ним, и я тоже старалась не отставать.

Они вырвали ветви из моего убежища, развалили стены из коры и листьев, крышу из полотенца и веток, дымоход из прутьев. Я стала бросаться в них камнями, а затем подбежала к убежищу Кирка и ударила ногой по подпорке. Она упала, раскалываясь на части.

Кирк повалил меня на землю и сел сверху. Я вырывалась и отбивалась, мотала головой из стороны в сторону, и перед моими глазами мелькали распавшиеся на части то небо, то земля, то небо, то земля…

Стив прижал к моей щеке лезвие перочинного ножа.

— Лучше закрой рот, — посоветовал он.

Я плюнула ему в лицо.

— Фу! — Он вытер слюну, а я, высвободив руку из-под Кирка, выбила нож из ладони Стива.

Он попытался взять меня за лодыжки, но я слишком сильно пиналась, и Стив никак не мог ухватиться за них. Пока мы боролись, лица у нас стали красными и горячими, мы тяжело и часто дышали, будто между нами была та же война, на которой воевали дед и Сэнди. Если ты проиграл, — что же тогда текло в твоих венах? Зачем это было нужно?

Кирк коленями прижал мои руки к земле — теперь я могла только извиваться под его весом, как червяк. Я билась и рычала, сопротивляясь изо всех сил.

— Хватит, — сказал Кирк.

И вдруг все закончилось, так же быстро, как и началось.

Кирк вскинул руки.

— Перекур, — объявил он, слез с меня и сел рядом.

Стив отпустил мои лодыжки и пошел искать нож в ворохе листвы. У ножа было всего одно маленькое лезвие, побитое ржавчиной, но Стив уверил, что этим ножом, который ему дал папа, можно убить. Стив постоянно таскал его с собой. Я села, и мы стали стряхивать землю с волос и одежды и вытирать лица. Мы сняли обувь и вытрясли из нее камешки. Я легла рядом со Стивом, плечом к плечу. Кирк стоял рядом, засунув руки в карманы, и смотрел вверх.

Над нашими головами льнули друг к другу эвкалипты, будто пытаясь коснуться друг друга, как берега реки в этом месте, что зовется Удавкой. Деревья притягивали наши взгляды: сквозь их кроны, похожие на огромные головы, проступали лица, черты которых угадывались в рисунках коры. Три наших мира соединились. Пусть матери у нас и разные, но фамилия одна на троих — Ли. Кирк пошел к центру треугольника, который образовывали наши убежища. Там кольцом были выложены камни, словно вокруг дедовского костра. Мы со Стивом последовали за Кирком. Он сел и вытащил из кармана пачку табака «Белый вол» и мятую папиросную бумагу. Мы устроились рядом. Кирк лизнул блестящий край бумаги и свернул самокрутку. Табак полез с обоих ее концов, будто солома из чучела. Кирк достал из кармана коробок со спичками. На конце папиросы вспыхнул оранжевый огонек, и Кирк закашлялся. Он выпустил изо рта дым, и тот облаком окутал его лицо.

— Черт, — ругнулся он, кашляя дымом, затем передал самокрутку Стиву, который закрыл глаза, вдыхая дым, затем струей выпустил его, будто всегда курил и отлично знал, как это делается.

— Моя очередь, — сказала я.

— Ты еще маленькая, — возразил Кирк.

— Нет, не маленькая.

— Тебе всего десять.

— А почему тогда Стиву можно?

— Ему одиннадцать.

— Ага, — вставил Стив.

— А еще, ты — девчонка.

— Курить-то я все равно могу.

— Нет, не можешь, — не уступал Кирк. — И деду не рассказывай.

Я поддела землю ногой. Мне, вообще-то, совсем не хотелось курить.

Кирк и Стив передавали друг другу папиросу до тех пор, пока она не стала такой короткой, что обожгла Кирку пальцы.

— Ой! — Он щелчком подбросил ее в воздух, затем ботинком вдавил в грязь.

Я набросала на нее сверху кучку земли.

— Могила для папиросы, — сказал Кирк.

Мы поднялись, дошли до реки, сели на обрыве и стали кидать в воду палки — кто дальше забросит. А потом камнями старались их потопить.

Удавка — самое узкое место реки, где берега почти смыкаются, словно гигантские руки на горле. После дождя Муррей не смогла удержаться в узких берегах и затопила их, отчего стволы деревьев оказались в воде. Деревья выживут, но когда Удавка высохнет, можно будет увидеть на их стволах черные пятна от воды. А пока мы замечаем, как в реке, возле самого дна, плавает треска; она движется так медленно, что ее можно поймать острогой.