Звезда заводской многотиражки (СИ) - Фишер Саша. Страница 1

От автора

Прежде, чем мы начнем, хочу рассказать короткую предысторию. О том, откуда вообще появилась эта идея.

Это был 2004 год. Волею всяких там сложившихся обстоятельств я оказался в родном городе, без работы и денег. И в поисках средств к существованию обратился неожиданно для себя не в новомодные рекрутинговые агентства, а в старорежимное бюро по трудоустройству. И направили меня там в многотиражку местного шинного завода. Который как раз в этом году неожиданно воспрял ото сна и запустил снова свои производственные мощности, после долгих лет простоя. Ну и газету там решили восстановить тоже.

Деньги были, прямо скажем, не ахти, но любопытство сильнее. В общем, затянул пояс и пришел. Меня встретил главный редактор, парень примерно моих же лет. И сообщил, что больше никого в нашей редакции не предвидится. Незачем. Еженедельник на четыре полосы мы вполне потянем и вдвоем.

Так я оказался в настоящем заповеднике СССР посреди расцветающего буйным цветом капитализма. Главный редактор появлялся на заводе раз в неделю, чтобы забрать у меня дискету в текстами и выдать новые задания. А основные оперативные обязанности — слушать селекторные совещания, брать интервью, проводить опросы и бегать за информацией в разные подразделения — легли на меня. В моем же распоряжении оказалась и вся редакция. Пять рабочих столов, печатные машинки, стенд для верстки, огромные подшивки газеты за прошлые годы, два массивных дисковых телефона и селектор. Журналы по нормам ГТО и коробки с фотографиями. И множество артефактов в столах — забытые поздравительные открытки, игрушки, записки, заколки, засохший лак для ногтей... Прямо-таки музей, а не офис.

И я работал.

Слушал бесплотным призраком каждое утро, как начальники цехов обсуждают с директором свои текущие дела, ходил на обед в заводскую столовую, носил шоколадки девочкам из отдела кадров. Бродил по длинным галереям, соединяющим цеха. Слушал разговоры рабочих в курилке. И как они поют хором в душе после смены тоже несколько раз слышал. Ссорился с председателем профкома, не помню уж по какому поводу, но он был вообще товарищ довольно склочный.

И все время пытался представить, а как здесь было раньше? Когда все столы в редакции были заняты? Ностальгия по прошлому постоянно сквозила в разговорах старых сотрудников. Ей были пропитаны подшивки старых газет, которые я часто листал. Фотографии с каких-то бесконечных мероприятий, спартакиад, конкурсов самодеятельности и черт знает чего еще.

Было интересно. Потом я уволился и уехал в другой город. Но теплые воспоминания о том, как я полгода работал заводской газетой, у меня остались.

Пока я работал над «Пионерским гамбитом» https://author.today/work/211825, я перелопатил много информации про поздний СССР. И это, ясное дело, всколыхнуло мою память.

И я подумал: «А какого черта?! Я же писатель! Нельзя таким хорошим и теплым воспоминаниям просто так пылиться на задворках памяти!»

Так что, добро пожаловать назад в СССР, в 1980 год, в город Новокиневск.

P.S. Город вымышленный. Это просто собирательный образ нестоличного города где-то на просторах нашей бескрайней родины.

Глава первая. Плановое устаревание

— А за что вас увольняют? — внезапно спросил Сережа, глядя на меня прозрачными незамутненными глазами.

«Не твое собачье дело!» — чуть было не ляпнул я. Уже разболтали, блин. Надеялся по-тихому уйти. Зря. Я посмотрел на Сережу. Неплохой парень наш фотограф, на самом деле. Тупенький такой, жизнерадостный. Как помесь хаски с померанским шпицем, даром, что ростом под два метра. Нелепый, как ветряная мельница на крыше малолитражки.

— Не сошлись характерами с новым начальством, — дипломатично ответил я. Ну да. Он мне сказал на толерантном, что я мамонт, и мои представления о жизни вообще и работе в частности устарели уже лет десять как, а я в сердцах обматерил этого сопляка с художественно выбритыми висками. — Ну где там этот хренов сторож уже?

Я еще раз с силой вдавил пуговку звонка и приложил ухо к двери. Звонок заливался тревожной трелью.

— Может, через забор перелезем? — предложил Сережа. — А удостоверения потом предъявим...

В его словах был резон. Заброшенный новокиневский шинный завод — не ахти какое ценное имущество. Сдается мне, нынешний собственник сторожа сюда посадил, чтобы кого-то из своих престарелых родственников к делу пристроить. Мало ли всяких бодрых пенсионеров, которые не работать не могут, но их богатый жизненный опыт на нынешнем кадровом рынке стоит хрен да маленько. «Вроде тебя», — ехидно подсказал внутренний голос. Стало тоскливо. Это перед Сережей я могу сколько угодно выпячивать челюсть и цыкать зубом. Себя-то не обманешь... Вот закончу я последнюю свою статью для «Молодежной правды», и что потом? Обивать пороги редакций других газет? Унижаться перед сопляками вдвое себя моложе в креслах главных редакторов? Краснеть до ушей, отвечая на вопросы невесомых девочек-эйчаров? Нет, нет, не был, не владею, у меня кнопочный...

За дверью КПП раздались шаркающие шаги.

— Чего надо? — раздался приглушенный голос. — Частная территория, устебывайте отсюда!

— Мы из газеты «Молодежная правда», — сказал я. — Вам должны были звонить из редакции.

— А документы у вас есть? — сварливо буркнула дверь.

— А то, — хмыкнул я. — Удостоверение прессы, задание редакции с печатью, все честь по чести. Вы же Иван Львович?

— Сейчас, погодите минуту, — шаги ушаркали вдаль. Минуты через три вернулись. Скрежетнул ключ в замке, лязгнула щеколда. Заскрипели ржавые петли. Дверь распахнулась. Изнутри пахнуло горячим воздухом, запахом домашнего супа, и было слышно, как бормочет телевизор. Иван Львович явно не ждал никаких гостей. И особенно оказался не готов к тому, что гости будут вежливо стучаться в дверь, размахивать корочками прессы и бланками с печатями. Выглядел он примерно так, как я его себе и представлял. Седые волосенки, майка на босу грудь, треники... Блин, ну вот откуда он в нынешнее время взял такие треники, а? Кто-то до сих пор их производит для таких вот ретроградов, которые желают в домашней обстановке выглядеть как образцовый дворовый обрыган позднебрежневских времен? Нет, я тоже ретроград, но от вида растянутых коленок меня аж зло берет.

Сторож выпятил вперед впалую грудь, приосанился и с подозрительным прищуром оглядел нас с ног до головы.

— Вы что ли журналисты? — спросил он с видом важным, как у гуся-альфача.

«Табличку на лоб забыли приклеить, старый хрен», — подумал я. И вдруг с ужасом понял, что не такой уж он и старый. Выглядит как мешок говна, это да. Но ему еще и шестидесяти нет. «Смотри, вот оно, твое будущее!» — ехидно осклабился внутрненний голос. Я молча, жестом бывалого опера, выхватил удостоверение и предъявил его в развернутом виде. Сторож подслеповато прищурился.

— Колоколников Жан Михайлович, — прочитал он почти по слогам. — Что за имя такое? Ты не русский что ли? На вид вроде нормальный...

— Местный я. У отца чувство юмора было дурацкое, — я хмыкнул. Знал бы он, сколько раз мне приходилось отвечать на этот вопрос. В школе я всерьез даже думал сменить имя на что-то более привычное русскому уху, вроде Евгения или Святослава. Но ноги не дошли, а сейчас какой смысл уже?

— Колокольников... Это не ты, часом, писал про мафию Мельникова в толстушке? — взгляд выцветших глаз сторожа впился в мое лицо. Надо же! Никогда не знаешь, где слава тебя настигнет, а! Я думал, что мои подвиги в девяностые никто и не помнит уже. — А я еще, помнится, думал, что это за инициалы такие — Ж и М.

Сторож глумливо захохотал и отступил от двери, пропуская нас внутрь КПП. Единственного официального входа на территорию бывшего завода. Проходная давно и прочно забита фанерными щитами, над забором — шипастый серпантин колючей проволоки. Свеженькой такой, видно, что подновляют. Правда, судя по фотографиям всяких любителей индустриальной заброшки пробраться на запретные пятьдесят гектаров можно, крысиных нор за долгие годы наделали достаточно. Но мы же не какие-то там маргиналы, у нас официальный допуск!