Лето наших надежд (СИ) - Орлова Настя. Страница 1

1

Сизое утро первого дня лета я встречаю за рулем старенького американского внедорожника, который достался мне в наследство от отца. Когда я был маленьким, одна мысль о том, что я могу управлять подобной тачкой, казалась фантастической, а сейчас я бы с радостью отмотал время назад и уступил место водителя истинному хозяину «Доджа».

Пап, тебя не хватает до воя…

Крепче стиснув руль, делаю глубокий вдох, не позволяя эмоциям взять верх, и целенаправленно впиваюсь взглядом в мелькающие за лобовым стеклом картинки. Дорога перед глазами серой лентой петляет между буйной зеленью и скалистыми обрывами, поднимается от побережья в предгорье, где расположен пункт моего назначения — детский лагерь с трогательным названием «Синичка».

В том, как стремительно меняется пейзаж, есть что-то медитативное и отрезвляющее. Тугой узел в животе постепенно расслабляется, я ощущаю, что снова могу свободно дышать. Повинуясь внезапному порыву, выключаю радио и открываю окно. Салон заполняет свежий, немного влажный утренний воздух и звонкое щебетание птиц. Уголки губ непроизвольно приподнимаются в подобии улыбки: все-таки горы были и остаются моим местом силы. Сейчас я уверен, что приехать сюда на все лето было правильным решением.

Последние месяцы дались мне непросто. Смерть отца, смена работы, завал в университете, расставание с девушкой — если в жизни бывают черные полосы, то я пережил одну из них. Но папа всегда говорил, что наше существование — это череда оттенков. Поэтому предстоящие два месяца в горной глуши я воспринимаю с робким энтузиазмом и надеждой вырваться из затяжного пике вниз. А для этого мне нужна твердая почва под ногами, которую, я чувствую, поможет мне обрести «Синичка».

Главный плюс жизни в лагере — это стабильность. Я знаю, что буду вставать с рассветом и рано ложиться, заниматься спортом и питаться по режиму, вдыхать полной грудью свежесть, а не пыльный смог, встречу старых знакомых и, вероятно, заведу новых. И вспомню, наконец, каково это, когда горло не сдавливает воротник ненавистной рубашки, а ноги в удобных треккинговых ботинках свободно ступают по покрытой мхом и сухими ветками земле.

Как знак, что я на верном пути, на горизонте в зеленых зарослях появляется выцветший указатель «Синички». Сбросив скорость, я сворачиваю с основной трассы и через минуту езды по покрытой щебнем дорожке вижу очертания аккуратных бревенчатых домиков, проглядывающих сквозь вековые сосны и буки.

Разбуженный шумом двигателя моего «Доджа», охранник дядя Боря высовывает лохматую голову в фуражке из своей будки. В ответ на мое приветствие, он машет рукой, но ворота не открывает — суетливо сверяется со списком заявок на пропуск, и только найдя в нем мою фамилию и регистрационный номер автомобиля, нажимает на кнопку.

— Дмитрий Сергеевич у себя? — спрашиваю у дяди Бори, стоит капоту поравняться с его окошком.

— Где ж ему быть, — отвечает старичок, комично пожимая плечами. — Недавно видел его на обходе.

В этот ранний час парковка «Синички» пуста за исключением насквозь проржавевшего грузовика и старенького «Фольксвагена», который принадлежит бессменному директору лагеря. Припарковавшись, я выпрыгиваю из машины, с наслаждением разминая затекшие от долгой поездки мышцы, открываю багажник и достаю увесистую дорожную сумку. В ней мой нехитрый гардероб на сезон, который я вновь проведу в роли вожатого мальчишек из первого отряда. От мысли, что предстоящее лето уже точно станет для меня последним в «Синичке», я испытываю легкую грусть, но больше — благодарность. Это место я считал своим вторым домом с тех пор, как меня, желторотого десятилетнего пацана, впервые привез сюда отец. Кто бы мог подумать, что я задержусь здесь на годы и со временем сменю положение мальчика-гостя на статус вожатого.

Закинув сумку на плечо, я закрываю машину и иду в лагерь. Миновав парковку и фестивальную площадь, нахожу уютный домик из сруба, который много лет выполняет функцию административного здания. Коротко стучу и, услышав громкое «Войдите», распахиваю дверь в кабинет директора.

Дмитрий Сергеевич Панин руководит лагерем с тех времен, когда я еще шнурки не мог самостоятельно завязывать. Для меня он — такой же символ этого места, как песни у костра и купание в горном озере.

— Кирилл, сынок, как я рад, что ты снова с нами! — узнав меня, Панин с широкой улыбкой встает с кресла и вскидывает руки в знак приветствия.

В следующее мгновение я утопаю в медвежьих объятиях и исключительно из безграничного уважения позволяю старику по-свойски похлопать меня по спине так, что у меня сотрясаются внутренние органы.

— Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, — говорю бодро. — Я же в прошлом году обещал, что вернусь.

— Все вы обещаете, — добродушно ворчит он, покачивая седой головой. — А в итоге мы не досчитались человек десять.

— Знали же, что я вас не подведу.

— Знал, сынок, — отвечает он неожиданно мягко, и в этот момент мне кажется, глаза у него начинают подозрительно поблескивать. — Ну, да ладно. Время поговорить у нас еще будет.

Засуетившись, чтобы скрыть неожиданную сентиментальность, Панин указывает мне на стул и передает прозрачный файл с бумагами.

— Процедуру оформления ты знаешь, — деловито говорит он, потирая ладони. — Ничего не изменилось. Договор прочтешь и подпишешь, медсестре справку передашь и можешь отдыхать до десяти. У тебя четвертый отряд. Мальчишки 13–15 лет.

— Четвертый? — вскинув брови, переспрашиваю я, не сомневаясь, что ослышался. — А с первым что?

— А первый в этом году у девочек, — криво усмехается Панин.

— Но первый всегда был у меня! — растерянно бормочу я.

— Надо было раньше приезжать, чтобы отряд забрать. Сейчас уже все распределили.

От неожиданности я не сразу нахожусь, что ответить. Тупо смотрю на директора, а сам пытаюсь сложить в голове картину вероломного рейдерского захвата моего отряда. Кто еще мог притащиться сюда в такую рань? Незнакомых машин на парковке я что-то не заметил.

— Дмитрий Сергеевич, — начинаю я, даже не пытаясь скрыть недовольство. — Литвинов первый забрал?

С Мишей Литвиновым у нас долгая и бурная история соперничества, так что я не удивлюсь, если это он обработал Панина и присвоил себе первый номер.

— Не Литвинов. Он в этом году вообще не приехал, — отмахивается старик, словно не видит в случившемся ничего особенного. — Твои домики — те, что справа, с зелеными флагами, — продолжает он, протягивая мне связку ключей, и, предвосхищая мой следующий вопрос, добавляет: — Красные у первого.

От досады у меня даже зубы сводит. Узнаю, что за мудак забрал мой отряд и мои домики, в которых я собственноручно кровати в прошлом году чинил и красил пол, — закопаю. Эту подставу я воспринимаю как личное оскорбление и никому ее не спущу. А Литвинов это или нет меня сейчас мало заботит.

— Кто… — начинаю воинственно, но мой вопрос захлебывается в противном скрипящем звуке открывающейся входной двери. Несмотря на раздражение, мысленно делаю себе пометку, что на досуге нужно будет смазать здесь петли.

— Лерочка! — восклицает Дмитрий Сергеевич и на моих глазах расплывается в такой широкой улыбке, что кажется, его лицо сейчас треснет.

С любопытством поворачиваю голову, и едва сдерживаю за зубами крепкое ругательство.

На пороге кабинета стоит миниатюрная блондинка в модном спортивном костюме: яркая куртка повязана вокруг тонкой талии, футболка с надписью Wicked обтягивает аппетитную двойку с рельефно проступающими сквозь эластичную ткань сосками, а мешковатые штаны игриво сползли на бедра, подчеркивая природную хрупкость фигуры.

С трудом сглатываю, ощущая тугое движение кадыка под кожей, и впиваюсь взглядом в лицо девчонки, на котором застыло комичное выражение испуга, неверия и странной обреченности. Добро пожаловать в мой клуб, стерва, потому что я испытываю то же самое. Разве что вместо испуга у меня — слепая ярость.

Переборов первый шок, я встаю со стула. Не потому, что во мне говорит хорошее воспитание, а потому что так мне будет удобнее смотреть на девчонку сверху вниз, даже не пытаясь скрыть презрения, которое я к ней испытываю.