Любимая для спонсора (СИ) - Ривера Полина. Страница 1

Любимая для спонсора

Глава 1.

Михаил.

Ночной город зажигает разноцветные огни. Ветер стихает, а небо сыплет на землю мягкий, пушистый снег. В другой ситуации я посчитал бы вечер спокойным. Но сейчас все это внешнее благополучие раздражает. Особенно прогуливающиеся по проспекту парочки… Я-то теперь долго еще так не погуляю.

Объезжаю пробку по встречке, поглядывая на часы. Все-таки опоздал… Это же надо так облажаться? Люба никуда не уйдет, даже если захочет. Я отвалил администратору ресторана круглую сумму, чтобы ее обхаживали, хоть это у них и не принято.

Колеса вязнут в подтаявшей снежной каше, когда я паркуюсь возле ресторана. Так и я захлебываюсь в подступившей, как штормовая волна вине… Я впервые увижу ее такой… Взгляну на то, что сделал…

Замечаю ее сгорбленную фигурку за столиком возле окна. Люба пьет кофе, то и дело касаясь пальцами дужки затемненных очков.

И эта чертова трость поблескивает возле стены, как немое напоминание о случившемся.

Она не должна ни о чем узнать… Мне хочется упасть перед ней на колени и просить прощение, но Люба такого не потерпит. Она не из тех, кто сдается. И не та, кто смирится с жалостью к себе. Она легче стерпит наглость и самоуверенность. И скорее согласится с тем, чтобы быть моим трофеем. Потому я вживаюсь в роль непроходимого циника и подхожу ближе.

– Привет, Люб. Прости, я забыл, – плюхаюсь напротив нее в кресло. Она не видит, как я бессовестно на нее пялюсь. Скольжу по лицу, шее, зависаю на груди, обтянутой тканью вязаного платья.

– Что? Наверное, я тогда пойду? Извини, если отвлекла от важных дел. Мне казалось, все это было твоей идеей. Надо было позвонить и… – ее голос шелестит, как бумага.

Она тянется к трости, но та соскальзывает и падает на пол.

– Черт… Держи, – наклоняюсь и вкладываю предмет в ее ладони. – И не надо уходить. Соревнования у Каримова. У Глебова – подготовка к чемпионату Европы. Замотался. Тебе ли не знать, как это бывает?

– Понимаю, – протягивает бесцветно.

– Давай заказ сделаем? Думаю, говорить нам лучше не на пустой желудок. Официант!

Ничего у нее не спрашиваю – заказываю на свой вкус. Мясо, картошка по-деревенски, тушенные на мангале овощи. Вот вообще ничего…

Замечаю, как к ее щекам приливает кровь, Любаша с трудом держит себя в руках. Втягивает наэлектризованный воздух через напряженные ноздри и крепко сжимает рукоятку трости.

– Привыкай, Люба. Я тебя покупаю. Значит, церемониться не буду. Усвой это с самого начала.

– А если я… – она подается вперед и прищуривается, словно пытаясь разглядеть мой силуэт. Не знаю, для чего – она прекрасно знает, как я выгляжу. Успела запомнить, когда я бойко за ней ухлёстывал, а она гордо меня отшивала. Было время…

– А у тебя нет выбора. Ты сама говорила, – твердо отвечаю я.

– Почему я?

– Если платить за тело, оно должно быть лучшим. Я выбрал тебя. У меня нет времени на свидания, но мне нужна женщина. Ты подходишь. Оплачу тебе операцию, а ты по первому щелчку будешь моей. Заключим контракт на год.

– А… Через год?

– Посмотрим. Девицы надолго у меня не задерживаются. Не думаю, что с тобой будет по-другому.

– А если я так и останусь слепой?

– В моей постели тебе не понадобится зрение.

Заученные фразы. Циничные, но сейчас так надо… По другому я ее не спасу…

Глава 2.

Люба.

Не вижу его лица, но почти уверена, что сейчас Филинов довольно ухмыляется…

И своего лица не вижу… Ловлю себя на мысли, что стала забывать, как выгляжу. Вот уже месяц, как в зеркало я не смотрюсь… Наощупь умываюсь. Наношу крем, вбиваю его в кожу и… И все. Никакой косметики. Разве что капля прозрачного блеска для губ. Наверное, вид у меня ужасный… Бледная, с прищуренными, слепыми глазами, скрытыми за стеклами очков. Михаил не видит моих эмоций. Разве что угадывает их… Ухмыляется, наблюдая, как на моих висках проступают бисеринки пота или судорожно сжимаются в кулаки пальцы…

Я боюсь его… Он и тогда, кроме страха ничего не вызывал во мне, а теперь… Досада и обреченность – все, что я ощущаю… Пожалуй, список моих горьких чувств будет только пополнятся…

– Чего молчишь, Люба? Передумала? – хрипловатым шепотом спрашивает он, приближая ко мне лицо.

Приятный запах… Чистоты, кондиционера для белья, можжевельника… С потерей зрения обоняние обострилось многократно.

– Нет. Я же не девочка… передумывать… Я готова на все. Знаешь, о чем я мечтаю, Миша?

– Миша? Это что-то новенькое, – усмехается он. – Прости, я просто отвык от такого обращения. Мишей меня только мама зовет. Слушаю тебя, Люба.

– Я мечтаю посмотреть в твои глаза. Увидеть тебя, а потом…

– Польщен, Любаша.

– Не перебивай меня. А потом отдать тебе все потраченные деньги и уйти с гордо поднятой головой.

– А теперь ты меня послушай, самоуверенная гордячка, – цедит он сквозь зубы, обдавая мой висок влажным дыханием. – У нас честный договор. Честный! Я оплачиваю операцию, ты благодаришь меня за помощь. Водитель зайдет за тобой через пять минут. Я на такси доберусь.

– Что? Я уже сейчас должна… – захлебываюсь вязким, как кисель воздухом.

– Дима отвезет тебя, куда скажешь. Собери вещи, предупреди об отъезде родных. Можешь и правду сказать, мне все равно. Но вечером ты должна быть в моей квартире. Лофт на Невском. Тебе понравится. Черт, прости…

– Ничего, – выдавливаю хрипло. – И ты туда приедешь? Уже сегодня?

Филинов молчит. Подзывает официанта, швыряет купюры – я слышу шорох, с каким деньги падают на стол. И уходит…

А через пять минут в зал входит его водитель, тот самый Дмитрий.

– Любовь Викторовна, я к вашим услугам. Разрешите вам помочь.

– Спасибо…

– Не за что. Михаил Васильевич приказал сопровождать вас везде. На шаг не отходить. Давайте вашу сумочку. Вот так… Пальтишко.

Дмитрий поддерживает меня за локоть, когда я иду к выходу. Распахивает дверь огромной черной машины – я вижу только ее очертания в свете уличного освещения. Сажусь в салон, пахнущий натуральной кожей. Откидываюсь на спинку кресла, продолжая крепко сжимать ручки сумки.

– Располагайтесь поудобнее. Я и сам еще толком не привык. Машинка у Михаила Васильевича новая – у друга купил. Я слышал, вы знаете Павла Ларина?

– Немного. Но я близко знакома с его женой Александрой.

– Отлично. Сейчас поедем… Все хорошо будет…

Ему бы детей успокаивать… Или страдающих женщин. Сердце тоскливо сжимается, когда Дмитрий давит на газ и уносит меня в неизвестность…

– Я сама справлюсь, честное слово. Я вижу… очертания предметов. Не волнуйтесь, не упаду, – тараторю, мечтая избавиться от настойчивого внимания Дмитрия. В квартире мамы мне оно сейчас не нужно. Вот прямо совсем…

Всю дорогу до дома я безуспешно выдумывала, как объяснить ей мой отъезд. Куда я еду? Наверное, в санаторий? Точно! В пансионат для слабовидящих. А, вообще, не все ли равно? Почему я должна оправдываться перед ней? Особенно, после того, КАК она поддержала меня после трагедии. Я малодушно называю тот день именно так… Если назову предательством или изменой, начинаю видеть хуже… Голова моментально сжимается в невидимых тисках. Глаза тотчас наливаются слезами, а зрение… Оно пропадает полностью. Так что да, трагедия.

Я вошла в нашу с Олегом квартиру, заметив чужое пальто, висящее на крючке. Опустила взгляд, залипая на вычурных лаковых сапожках, и только потом услышала стоны… Мерзкие звуки, при воспоминании о которых, к горлу моментально подкатывает тошнота…

Кажется, я впитала в себя все, как губка. Мельчайшие подробности того дня – аромат ее духов, влажной от снега кожаной сумки в прихожей, сладковатый запах секса… Вобрала шорохи, скрип пружин матраса, стон Олега… Визгливые выкрикивания девушки… Я стояла в коридоре и не могла пошевелиться. Слушала, как они трахаются, и словно примерзала к полу… А потом нашла в себе силы и шагнула в спальню. Девица подмахивала задом, а Олег крепко сжимал ее бедра и толкался сзади… На моей кровати… И в моей квартире.