Катализатор для планеты (СИ) - Мраги Лина. Страница 1
Для вкуса добавить "карри", или Катализатор для планеты
Лина Мраги
Часть 1. Лес
Моей любимой дочери…
Часть 1. Лес
Первый раз я очнулась в каких-то кустах, лежа на земле: вокруг туманные сумерки, высокие стволы деревьев, колышущиеся тени. В голове шумело, и звонко стучали молотки, будто несколько кузнецов ударно выполняли квартальный план. Всё тело жутко болело и как бы окаменело. Было страшно даже дышать.
Я медленно поднесла руки к глазам и пошевелила пальцами. Двигаются... Чувствовалось, что я вся в какой-то липкой жиже. «Судя по запаху ― кровь…»― подумала я. Сильнейшая боль в затылке пронзила до самых пяток, когда я попыталась поднять голову. Полежав неподвижно ещё несколько минут и переведя дыхание, я начала тихонько поворачиваться на бок, предпринимая попытку встать на ноги. Кое-как поднявшись на колени, я привалилась к ближайшему стволу. Перед глазами всё плыло и кружилось. А кузнецы в голове вместе с кузней сели в поезд, который понёсся по рельсам с адским грохотом: ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух...
Немного отойдя от этого стука и поползав вокруг дерева, я обхватила руками ствол и, прижимаясь к нему словно к родному, начала вставать. После третьей попытки всё получилось. Очень сильно болело и почти не двигалось правое плечо, а левую ногу я совсем не чувствовала. «Только бы не было открытых переломов... Только бы не было открытых переломов...»― как заведённая повторяла я и стояла, обняв шершавое дерево, пытаясь, хоть как-то, собрать мысли в кучу или хотя бы кучку. Из-за грохота в голове сделать это было сложно: поезд громыхал колёсами, а кузнецы молотками.
Глаза уже немного привыкли к полумраку. С двух сторон были какие-то заросли, а впереди небольшая полянка. Вихрь панических мыслей бушевал в голове: «Наверно сегодня полнолуние, если в лесу так светло. Надо как-то выйти на дорогу, здесь вряд ли меня найдут, если, вообще, будут искать. Спасение умирающих дело рук самих умирающих. Вот же угораздило сесть в эту маршрутку, нет, чтобы дождаться Кирилла и спокойно поехать с ним на его машине. Понесли же какие-то черти добираться своим ходом! Вот и приехали! А теперь я сдохну в этом лесу! Умру от потери крови, и меня съедят дикие звери! Нет! Я не хочу, не хочу так умирать!»
Хлынули слёзы и, обняв дерево, я завыла. Прорыдав так некоторое время и размазав грязь и кровь по щекам, я начала прислушиваться в какой стороне может быть трасса. Где-то вдалеке, как раз в направлении полянки, послышались непонятные звуки. «Так, мне туда... »― решила я и, отцепившись от уже любимого дерева, сильно хромая и стиснув зубы от дикой боли, поковыляла вперёд. Уже знакомые черти всё-таки решили меня добить. Когда я сделала очередной шаг, земля провалилась и я, с жутким воплем, полетела в чёрную пропасть.
Второй раз я очнулась от яркого света, бившего прямо в глаза. Вокруг слышались какие-то голоса, и было ощущение, что меня куда-то несут. Я не ощущала своего тела, не чувствовала ничего, кроме стука поезда в голове, а из-за яркого света не различала того, что происходило вокруг. «Наверно, я сломала шею и теперь парализована,― пришла мысль, а за ней другая:― Лучше умереть, чем жить инвалидом!». Так я подумала и опять отключилась.
Третье моё пробуждение было уже более интересным. Открыв глаза, я увидела над собой бревенчатую крышу со свисающими нитками мха, и каменную стену с висящими на ней шкурами каких-то животных. Где-то рядом говорили люди хриплыми голосами, но слов было не разобрать. Надо мной наклонился какой-то человек с жуткой рожей и страшным шрамом через всю щёку, потом другой ― ещё более безобразный, с лысой на половину головой. Я попыталась заговорить, но язык не подчинялся абсолютно, выходило лишь какое-то мычание. Перед глазами поплыл туман, вся картинка смазалась, и я опять потеряла сознание.
Следующее пробуждение началось с того, что меня пытались напоить. Моя бедная, разбитая голова была перевязана, а рядом сидел какой-то парень и, поддерживая меня, пытался влить мне в рот что-то из маленькой плошки. Жадно вылакав горьковатое содержимое, я попросила ещё, но меня не поняли. Тогда, приподняв руку, я жестом показала, что хочу ещё. Он кивнул и принёс новую порцию. Когда я напилась от души, то даже дышать стало легче. Поезд из моей головы уже уехал, а вот кузнецы продолжали усиленно трудиться.
Я опустила глаза вниз, на себя, и увидела, что укрыта какой-то дерюгой: правая рука туго примотана в согнутом положении к груди, а плечо неподвижно зафиксировано. Попытка пошевелить ногами показала, что левая полностью перевязана и почти нечувствительна ниже колена, а правая вроде в порядке. В общем, первая помощь мне оказана и шею я не сломала. Это радовало, только не покидало какое-то явное ощущение дискомфорта. Относительно целой левой рукой, в порезах, кровоподтёках и царапинах, я приподняла дерюжку. Ну вот, всё понятно, откуда это неудобство. Я лежала голая. Полностью. На грязном тюфяке, набитом то ли травой, то ли соломой. Та-а-ак! Весёленько! Повернув голову, я глянула на сидящего рядом юношу. Он, в свою очередь, также смотрел на меня.
Ты кто? — спросила я.
Он слегка улыбнулся и что-то сказал.
― Я тебя не понимаю…
Он начал говорить и в его речи явно слышались вопросительные интонации. Он о чём-то меня спрашивал, а я ничего не могла ответить, так как не понимала ни слова. В ответ я только отрицательно покачала головой и попыталась пожать плечами. Получилось лишь одним. На каком языке он говорил было непонятно, никаких знакомых слов я не расслышала, и его речь не была похожа ни на одну из тех, что мне приходилось когда-либо слышать. Тут снаружи раздались голоса и парень, успокоительно похлопав меня, отошёл в сторону.
Обведя взглядом это помещение, я пришла к выводу, что лежу в самой настоящей землянке или хижине. В центре был очаг, сложенный из крупных камней, в котором горел огонь. Над ним, на перекладине с крюком, висел большой котёл, в котором что-то булькало. Вдоль стен располагались такие же мешки-тюфяки, на каком лежала я. Из некоторых торчала солома, а сверху валялись дерюжки, наподобие той, что прикрыли меня. В хижине было довольно светло. Свет проникал сквозь широкие, в некоторых местах, щели между брёвнами, а также через отверстие в крыше, куда уходил дым.
Мне пришлось отвлечься от осмотра этого чуда деревянного зодчества, так как слегка скособоченная дверь отворилась, и в хижину завалились они... От страха и ужаса я сжалась так, что многочисленные болячки мигом дали знать о себе сильнейшей болью по всему телу. Перед глазами опять всё поплыло, а потом навернулись слёзы.
Я увидела четырёх здоровых мужиков, пятым был уже знакомый парень. Экземплярчики были ещё те! Страшные, морды злющие, заросшие щетиной, какие-то перекошенные все, в странных рубахах со свисающими то ли шнурками, то ли верёвками. В руках они несли громоздкие мешки, которые покидали по углам с жутким лязгом и с дружным гоготанием попадали вокруг очага на тюфяки. В ужасе, я зажмурилась: «Вот угораздило меня, так угораздило. Попала по полной! Я голая, перекалеченная и пять взрослых диких мужиков неизвестно где, в каком-то лесу. Да они сделают со мной всё, что захотят! А как наиграются, прикопают где-нибудь в овражке, и дело с концом».
Пока я переваривала в себе эти мысли, разговор компании возле очага, видимо, переключился на мою персону, так как знакомый юноша, сидя на перевёрнутом деревянном ведре, что-то говорил одному из этих страшилищ, периодически кивая в мою сторону. Страшилище неспешно поднялось и подошло ко мне. Я лежала, замерев от страха.
Передо мной стоял высокий, широкоплечий мужчина, непонятного возраста с длинными, тёмными волосами и в серой рубахе с закатанными рукавами, а тёмно-коричневые штаны были заправлены в высокие сапоги до колен. Всю правую половину его лица обезображивал рваный красно-багровый шрам, из-за которого правый глаз был гораздо уже левого, а угол рта подтянут кверху. Казалось, что он ехидно ухмыляется.