Лейтенант милиции Вязов. Книга 2 - Волгин Сергей. Страница 1

Сергей Волгин

Лейтенант милиции Вязов. Книга вторая

УГРОЗА

Два дня назад Михаила Вязова — старшего оперуполномоченного отделения милиции перевели в инфекционную больницу. Врачи подозревали у него дифтерию. А он уже чувствовал себя прекрасно: рука зажила, температуры не было и в помине. Вязов томился в четырех стенах, готовый возненавидеть врачей за то, что они уж чересчур заботились о его здоровье.

Соседи по палате были невеселые: страдающий болями в желудке майор и глухой старик с седой всклокоченной бородой, у которого болело все: и желудок, и сердце. Старик лежал, скрестив руки на груди, и тяжело, натужно вздыхал. Бледное измученное лицо майора покрылось крупной ржавой щетиной, на висках и на лбу резко обозначились синие вены. Но когда он открывал глаза, то в них скорее отражалось упрямство, чем тоска больного человека. Густые буроватые ресницы придавали его взгляду суровое выражение.

У майора и старика врачи тоже предполагали дифтерию.

В палате все сверкало белизной: белые стены, занавески, кровати, тумбочки. Вязову до смертной тоски надоели гладкие синеватые рамы и двери, без малейшего пятнышка потолок, и он часто смотрел в окно, за которым млели в жаре разлохмаченные акации. От безделья и скуки Михаилу лезли в голову нелепые мысли: «Если и жизнь станет такой же чистой и светлой, как эта палата, не будет ли она скучной?»

— Ох, ох, — застонал старик.

Михаил вздрогнул и увидел входившую в палату няню. Она прижимала к груди бумажные свертки. Молодая, розовощекая, с выбившимися из-под белоснежной косынки пепельными кудряшками, нянечка была привлекательна. Михаилу очень хотелось с ней поговорить. Но характер у нянечки оказался колючий, и на шутки она отвечала сердито: «Вам, больной, волноваться не позволительно».

«Как будто она может запретить мне волноваться! — мысленно возмущался Михаил. — И вообще, придумала глупую отговорку. В больницу на работу надо принимать нянечек общительных и ласковых, а не таких заскорузлых».

Примерно то же подумал о няне Михаил и сейчас, когда увидел, как она подошла вначале к майору, а не к нему. Он даже демонстративно отвернулся к окну.

— Вам передача, Максим Петрович, — мягко и, как показалось Михаилу, даже ласково сказала девушка.

Максим Петрович поднял лохматую голову.

— Кладите на тумбочку.

— Опять до кучи?

— До кучи, — вздохнул Максим Петрович и уронил голову на подушку.

Нянечка пожала плечами, положила на тумбочку сверток, подоткнула под него записку и, поджав губы, словно ей предстояла неприятная встреча, подошла к Михаилу.

— Вам тоже, товарищ Вязов, передача.

— Очень приятно, товарищ няня! — с ехидцей сказал Михаил, медленно поворачиваясь от окна. Нянечка упорно называла его по фамилии, хотя он в первый же день сообщил ей свое имя. Она и на этот раз не заметила иронии в словах больного, отдала два одинаковых кулечка из плотной желтой бумаги и собралась уйти.

— А где же записка? — спросил Михаил.

— Записки нет.

Михаил удивился. Костя всегда передавал привет и обязательно спрашивал о здоровье.

— От кого же эти подарки?

— Вам лучше знать. Няня из другой палаты пере-дачу принимала, — сказала нянечка и пошла к двери.

Держа в руках кулечки, Михаил с любопытством смотрел в спину девушки. Нянечка вышла из палаты и закрыла дверь. Михаил глянул в кульки. В одном из них, среди яблок, он заметил бумажку, вынул ее, развернул и резко вскинул брови. На клочке бумаги карандашом были нарисованы череп и две скрещенные кости. Под рисунком написано: «Тебя ищет смерть!»

— Что случилось, Миша? — спросил Максим Петрович, поднимая от подушки голову.

— Угроза, — ответил Михаил.

Максим Петрович, покряхтывая и потирая виски, поднялся и сел.

— Любопытно, — проговорил он. — Дай-ка я гляну.

Они разглядывали рисунок, сделанный неумелой рукой, и подпись. Потом осмотрели яблоки — чистые и свеженькие, словно только что сорванные с дерева.

— Кто же тебе грозит? — спросил Максим Петрович.

Михаил развел руками. Недруги у него, конечно, были, немало преступников поймал он лично и спровадил в тюрьму, многие из них вернулись на свободу, но кто решился так открыто угрожать — он не мог догадаться. Собственно, почти все эти преступники были мелкими воришками, разболтанными людьми. Вот только Алексей Старинов, кажется, был убежденный рецидивист, но и он находился в тюрьме. «Кто же? — размышлял Михаил, с жалостью посматривая на майора, опять схватившегося за живот. — Не очень-то большая я персона, чтобы со мной расквитываться. Может быть, старший лейтенант Поклонов? Он на меня клеветал, уволен из отделения… Пожалуй, нет. Поклонов трусливый человек. Кто же еще?»

— Теперь тебе надо быть осторожным, — прервал размышления Михаила Максим Петрович, — Давай, звони в отдел.

— Я теряюсь в догадках, — сознался Михаил. — Дураков среди преступников немало, но такого олуха я еще не, видел. — Он заметил, как старик, до этого охавший и стонавший, притих и повернул голову. Михаил до шепота понизил голос. — Не имеет ли отношение она… — Михаил показал глазами на дверь, куда только что вышла няня.

Максим Петрович улыбнулся. Видно, улыбка ему стоила больших усилий, он тут же поджался и помрачнел. Пересилив боль, он сказал, тяжело произнося слова:

— Не думай, Миша, что вокруг тебя все дураки, особенно твои враги. Чтобы доставить тебе передачу, совсем не обязательно связываться с какой-то няней,

— Но ведь мои враги откуда-то узнали, что я нахожусь именно в этом боксе, — возразил Михаил.

— И это нетрудно. В регистратуре дадут справку любому человеку.

— И о вас?

— И обо мне. — Максим Петрович выпрямился и положил на плечо Михаилу руку. Рука его вздрагивала. — Не надо торопиться, Миша, всегда, прежде чем действовать, следует основательно подумать.

С доводами Максима Петровича нельзя было не согласиться, и Михаил, почесав затылок, поднялся с койки.

— А почему два одинаковых кулька? — спросил он, — Неужели от одного человека?

— Допрашивать меня — бесполезное дело, — заметал Максим Петрович, снова откидываясь на подушку. — Может быть и от двух. Для записки достаточно и одного кулька. На базаре все они одинаковые.

Михаил положил пузатые пакеты в отделение тумбочки, где были другие продукты, которых, благодаря стараниям Кости, накопилось изрядное количество. Аппетит у Михаила был волчий. Максим Петрович, которому была установлена диета, ему завидовал и уверял, что врачи сами не верят в болезнь Михаила — и скоро выпроводят из больницы.

Михаил позвонил следователю Ходжаеву, попросил его зайти в больницу и, когда вернулся в палату, з дверях столкнулся с няней. Она подала ему еще один кулечек, сшитый из такой же желтой и плотной бумаги.

— Это еще от кого? — сердито спросил Михаил.

— Я спрашивала Стременкову, она не запомнила, «Сегодня, говорит, народу понашло уйма. Где там разберешься…»- ответила няня и ушла.

Михаил раскрыл кулек и помрачнел: снова яблоки! Он тщательно перебрал их и осмотрел — записки не оказалось, только на краю кулька карандашом было написано: «М. Вязову».

— Чорт знает что такое! — выругался Михаил.

— Наваждение, — вздохнул Максим Петрович.

ЗАПИСКА ОТ КОСТИ

Лежали на койках и думали. Максим Петрович сжался калачиком, боли в желудке мешали ему сосредоточиться. Михаил терялся в догадках. Мысли все время возвращались к старшему лейтенанту Поклонову. «Может быть этот трус действует через других? Где он сейчас работает?» Его ненависть к Вязову была настолько сильной, что он дошел до клеветы. В конечном счете, от низкого человека — подхалима, взяточника и клеветника — всего можно ожидать. И все же Михаил не был уверен в таком падении Поклонова: сомнительно было, чтобы тот решился на убийство. Но откуда взялись три кулька? Кто такой щедрый? Конечно, не Поклонов.