Из зарубежной пушкинианы - Фридкин Владимир Михайлович. Страница 1

Annotation

В этой книге Пушкин приходит к читателю из-за границы, где он сам, «невыездной поэт», никогда не был. После 1917 года Пушкина за границу увезли изгнанники, которым казалось и мечталось, что очень скоро они вернутся на родину. В их архивах, дневниках и воспоминаниях Пушкин оставался частью (и очень большой!) России, которую они страстно любили и покинули не по своей воле. Потребовалось около века (и даже больше), чтобы «зарубежный» Пушкин вернулся в родные края.

Автор книги Владимир Фридкин, доктор физико-математических наук, сотрудник Российской Академии наук, профессор университета Линкольна (США) и Торенто (Италия), пушкинист и литератор, много этому содействовал.

Владимир Фридкин

Как создавалась эта книга

Один день в Сульце

Мастер и Маргарита

Чемодан Клода Дантеса

Любовь и смерть Пушкина

Парижская находка

Письмо, написанное в день смерти Пушкина

Одну Россию в мире видя

Геро и Леандр

Ответ Долгорукова

Поздняя любовь

Неизвестное письмо Гоголя

Вояж «Пиковой дамы»

Пистолеты де Баранта

Графиня из Висбадена

Что отыскала графиня Клотильда в старом шкафу

Дневник Джона Рэндольфа Клея

История одного путешествия

Почтовый адрес: Рим, площадь Виллы Волконской

В архиве Зинаиды Волконской

Одесские рисунки Зинаиды Волконской

Жена английского посла

Вилла в Сорренто

Записки Каролины Собаньской

Знаете ли вы эту княгиню Голицыну?

Воронцово

Сокровища Килгура

Книга Пушкина в библиотеке Гёте

Пушкин и Гейне: попытка «странного сближения»

Тайна пушкинской рукописи

Холодная осень

Потомки «Левушки»

История одной любви

Старый Пушкин

Иллюстрации

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

Владимир Фридкин

Из зарубежной пушкинианы

Из зарубежной пушкинианы - img_1

Из зарубежной пушкинианы - img_2

Большая часть фотографий в этой книге сделана автором и опубликована впервые.

Памяти мамы

Как создавалась эта книга

Эта книга не столько писалась, сколько составлялась и редактировалась. В нее вошли работы по Пушкину и пушкинскому писательскому кругу, публиковавшиеся автором на протяжении нескольких десятков лет. Написано несколько новых сюжетов. Включено много никогда не публиковавшихся фотографий и рисунков.

Начало было положено заданием моего школьного друга Эйдельмана поработать над архивом друзей Пушкина, князя А. Б. Козловского и Я. Н. Толстого, «выплывшего» в 70-х годах неизвестно откуда и объявившегося в Парижской национальной библиотеке. Перед моим отъездом в Париж Натан сказал:

— Мне, историку, по понятным причинам ехать за границу не разрешают. А тебя, физика, по непонятным причинам туда пускают. Найди время и загляни в отдел рукописей на улице Ришелье.

Время было советское, и Натан забыл, что по тем же «понятным» причинам меня не выпускали на Запад почти пятнадцать лет. Но потом я удостоился международной премии за создание первого в мире ксерокса. За премией надо было ехать в США, и меня стали выпускать. Сначала изредка, потом — чаще. И я стал выкраивать время для работы в западных архивах. Так вышли три моих пушкинских книги: «Пропавший дневник Пушкина» («Знание», 1991), «Чемодан Клода Дантеса» («Книжный сад», 1997) и «Дорога на Черную речку» («Вагриус», 1999). Как только работа по физике стопорилась (это бывает всегда и у всех), я брался за литературную. Вроде тех самых хитрых папаш у Маяковского («землю попашут — попишут стихи»).

Под прицелом я держал библиотечные и семейные архивы на Западе. Они были мало исследованы: в них было трудно попасть из-за железного занавеса. А семейные архивы — это не только новые документы. Это еще и живые люди и их судьбы, пушкинские потомки, от которых до Пушкина, по выражению Эйдельмана, — два, три рукопожатия. Это еще и воспоминания, перешедшие в наследство от отца и деда. Аура, воздух пушкинского времени. У нас он за три четверти XX века рассеялся колючими ветрами, дувшими от Святогорья и Финского залива до восточных хребтов ГУЛАГа. А в чужом краю, в старых русских домах Латинского квартала, среди седых развалин Вечного города, где и не ступала нога Пушкина, этот быт, этот воздух как бы застоялся. Его перенесли сюда изгнанники.

Правильно было бы назвать эту книгу «Моя зарубежная пушкиниана». Ведь охватить все сокровища, хранящиеся на Западе и еще ждущие своего возвращения на родину, одному человеку, и даже одному поколению, не под силу. Поэтому эта книга — лишь география моих путешествий, история моих удач и разочарований. Но книга под названием «Моя зарубежная пушкиниана» уже существует. Так назвал свою небольшую книгу Сергей Лифарь, великий танцор, балетмейстер и страстный пушкинист. Не хотелось бы повторяться.

Поэтому я назвал книгу «Из зарубежной пушкинианы», чтобы не вводить читателя в заблуждение. Автор льстит себя надеждой, что она заинтересует читателя, заставит задуматься над связью времен и преемственностью русской культуры.

В. М. Фридкин Москва сентябрь 2005 г.

Один день в Сульце

Тот незабываемый день я неожиданно пережил снова несколько лет спустя, в гостях у профессора Нитше.

Рудольф и его жена Хильдегард живут под Фрайбургом, в Шварцвальде, в доме на берегу горной речки. Вечером за окнами гостиной синели сугробы, мела метель. Окна старой часовни на крутом берегу светились желтым светом. За ужином, рассказывая о своем институте, Рудольф отвлекся, как будто что-то вспомнил: «Кстати, тебе привет от месье Брауна. Мы заезжали недавно в Сульц. Барон Марк де Геккерн-Дантес уже два года как умер. А твои цветные фотографии давно готовы. Вот они…»

Разглядывая фотографии, я вспомнил во всех подробностях удивительный день, проведенный в Сульце…

Зимой 1978 года мы встретились с западногерманским физиком Рудольфом Нитше и его женой Хильдегард на конференции в Париже, проводившейся университетом Пьера и Марии Кюри. После конференции я возвращался в Дижон, где читал лекции. Это был конец января, и неделя у меня оставалась свободной — университет был закрыт на каникулы. Нитше предложил провести это время вместе. Но где? И вот тогда я сказал, что хотел бы съездить в Сульц. «Сульц? Где это?» — спросил Рудольф. Мы с трудом разыскали на автомобильной карте маленький город, расположенный в Эльзасе между Кольмаром и Милузом, в 70 километрах от Фрайбурга. «Но почему Сульц? Впрочем, нам это очень удобно, мы возвращаемся домой на машине через Кольмар, и это всего 15 километров в сторону».

Профессор Нитше — современный разносторонне образованный ученый-естественник, говорит на пяти европейских языках и даже немного по-русски. Но «Евгения Онегина» он читал в немецком переводе. Все утро в дороге (а выехали мы очень рано) я рассказывал моим друзьям о тревожной петербургской осени 1836 года и гибели поэта, в которой такую коварную роль сыграли голландский посланник барон Луи Геккерн и его приемный сын, уроженец Кольмара, Жорж Дантес.

А вот и Кольмар. Здесь мы сделали короткую остановку, расспросили, как проехать в Сульц, и купили справочник, в котором значилось, что население Сульца составляет пять тысяч жителей. Итак, за 140 лет население Сульца увеличилось всего на тысячу человек, если верить Луи Метману, внуку Жоржа Дантеса, оставившему о нем воспоминания.