Смерти нет - Купцова Елена. Страница 1

Елена Купцова

Смерти нет

Ей снова снились горы ее юности. Она выросла в стране камней, где каждый шаг отдается эхом, где копыта лошадей высекают искры из дороги. Она снова вдыхает лиловый хрустальный воздух, чистый и звонкий, пропитанный ароматом разогретых солнцем трав. Она скачет, не разбирая дороги, туда, где вздымаются к небу сахарные вершины. Ветер поет в волосах. Маленькая тонконогая лошадка редкой шоколадной масти летит вперед, почти не касаясь земли. Они уже слились в этой скачке, стали единым целым. Они — полет.

А впереди зеленый, пестреющий цветами горный луг. И перезвон колокольчиков на шеях лениво жующих овец. Дымок костра, ворчание лохматых собак. И голос старого чабана:

— Твоя лошадка совсем притомилась, джана [1]. Пускай передохнет.

Теплая лепешка с запахом дыма. Неспешный разговор, такой уютный после бешеной скачки.

Вдруг земля разверзается у нее под ногами. Вокруг вода, над головой вода, многие метры воды Онежского озера. Но она не боится, она плывет вольно, как русалка. Это ее стихия. Внизу среди поросших водорослями камней в свободной неестественной позе лежит человек, роднее и любимей которого нет никого на свете. Лицо его безмятежно. Он спит, и маленькие рыбки играют в его волосах. Она плывет к нему и опять просыпается в слезах. Ее Родина далеко, как далеко детство. И человека этого давно нет в живых.

Мелодичный голос матери плыл по комнате, обволакивая и завораживая. Ее гибкая фигура в легком белом платье с широкими рукавами, обнажавшими до локтя тонкие руки, покачивалась в кресле в такт стихам. Серые глаза светились глубоким потаенным светом. В пышных золотистых волосах, поднятых высоко надо лбом, змеилась тонкая седая прядка, которая, впрочем, ничуть ее не портила.

Марго присела на диване, по-турецки подогнув под себя ноги, и, засунув за щеку мятную пастилку, снова уставилась на мать влюбленными глазами. Она очень любила быть с ней вдвоем, когда вокруг никого нет, особенно в часы послеобеденной сиесты. Большой дом погружен в дрему, тишина, только часы у зеркала тягуче отсчитывают время. Вот как сегодня. Тихий, певучий голос матери и Пушкин.

Кормилица Шушаник сказала ей как-то под большим секретом, что эта седая прядка появилась у матери в день похорон отца. Марго почти не помнила его. Она была совсем маленькой, когда он умер. Остался только смутный образ большого веселого человека с курчавой бородкой, которая так приятно щекотала щеки, когда он целовал ее. И длинные пальцы на белых клавишах рояля, и мамин голос. Все это осталось в прошлом. Елизавета Петровна никогда больше не пела с тех пор, как его не стало.

«А она ведь еще такая молодая, моя мама, — подумала Марго. — И очень, очень красивая».

— Мама, а правда, можно умереть от любви? — спросила Марго.

— Скорее без нее, — тихо ответила Елизавета Петровна. «Ничего не понимаю, — подумала, хмурясь, Марго. — Жизнь так прекрасна. Глупо умирать, что с любовью, что без. Нет, решительно в этом нет никакого смысла. Каждый день начинается новая жизнь. Стоит жить хотя бы из любопытства, чтобы посмотреть, какая она».

Марго совсем было уже собралась поделиться своими умозаключениями с матерью, но внезапный шум с улицы отвлек ее. Отдаленный стук копыт нарастал, приближаясь, и вдруг оборвался у самых ворот их дома.

— Эй, старик, хозяйка дома?

Голос был требовательный, властный, словно привыкший командовать. И еще очень, очень знакомый.

— Дёма, дёма, — забормотал снизу Махди, их садовник и привратник.

Он был старый араб с морщинистым, выдубленным солнцем и временем коричневым лицом, которого неизвестно каким ветром много лет назад занесло в Эривань. Никто уже не помнил, когда он появился в их доме, но представить его без Махди было уже невозможно. Целыми днями бродил он по саду, шаркая своими потертыми чувяками, как трудолюбивый гном, подстригал акации, подрезал и поливал розы, и под его морщинистыми руками они цвели, как ни у кого в городе.

— А барышня?

— Дёма.

— Отворяй!

Ворота загремели, стук копыт заполнил внутренний дворик.

— Вай, шайтан! — запричитал Махди.

«Да он ему все цветы потопчет», — подумала Марго, давясь смехом. Она не выдержала и, подбежав к окну, высунулась по пояс. Внизу гарцевал всадник в щегольской черкеске, туго перехваченной в поясе ремешком. Непокорные курчавые волосы падали на лоб. Вороной конь так и ходил под ним ходуном. Рядом кружилась змеей лошадка необычной шоколадной масти. Она норовисто вздергивала головой и нервно перебирала тонкими ногами. Следом бежал Махди, в отчаянии вздевая к небу костлявые руки.

Всадник был небольшого роста, но широкий в плечах и тонкий в талии. Он так ловко сидел на своем вороном, что казался кентавром, могучим великаном из античных легенд. Марго сразу узнала его.

— Дро! — завизжала она в восторге. — Мама, Дро вернулся!

Это действительно был Дро Садоян, их сосед. Его отец и отец Марго были когда-то большими друзьями, их семьи — общались по-соседски. В свои двадцать семь лет Дро был заметным деятелем одной из националистических партий, которая ставила своей задачей освобождение Турецкой Армении от турок и возрождение армянского государства. В последние годы она приобрела большой вес и заставила считаться с собой.

Дро частенько исчезал из Эривани по делам партии, его отъезды всегда были окружены завесой тайны. Но он возвращался, неожиданно, внезапно, и всегда первым делом появлялся в доме Марго. Она не задумывалась, почему это именно так, а не иначе, просто радовалась, вот как теперь. Он был непредсказуемый, веселый, бесшабашный, старший брат, которого у нее никогда не было.

— Марго, — крикнул Дро. — Я привез вам подарок.

Он махнул рукой в сторону шоколадной лошадки. Черные усы его раздвинулись в ослепительной белозубой улыбке. Марго заверещала от восторга и бросилась вон из комнаты как была, в просторных турецких шальварах, подпоясанных в талии кушаком, и алой шелковой блузке.

Она, не задумываясь, одним махом вскочила в седло и, ударив лошадь по бокам пятками, вылетела за ворота, только пыль столбом. Дро восторженно глядел ей вслед. Елизавета Петровна наблюдала за ним из окна. Заметив ее, он стряхнул волосы со лба и склонил голову в приветствии.

— С приездом, Дро. Я рада вас видеть.

Ее тихий мелодичный голос в момент отрезвил его. Он склонился еще ниже. Сам не зная почему, он, не знающий страха, робел перед ней.

— Но мы не можем принять такой дорогой подарок. Надеюсь, вы понимаете.

Краска бросилась ему в лицо. Он посмотрел на растерзанные клумбы и в смущении закусил ус. Только тут до него дошло, что он слишком увлекся.