Синий, как море - Лайк Александр. Страница 1
Александр Лайк, Александр Борянский
СИНИЙ, КАК МОРЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИЗ ДИАНАРА
1
Я мчался по росистым лугам, длинные упрямые стебли сплетались на лодыжках и тут же размыкали бессильные объятия. И стройная девушка бежала навстречу мне, распугивая голубовато-жемчужных птиц. Я откуда-то знал ее имя — похоже, я видел ее раньше в этом сне. Айроу звали ее. Странно сплетались в этом имени яркая зелень лугов, звон стали и бесшумный полет стрелы, рассекающей голубой небосвод. Я кричал — кажется, звал ее по имени. Она, размахивая руками, тоже выкрикивала что-то на бегу. Я прислушался и наконец уловил звуки ее голоса в шуме весеннего ветра.
— Уходи! — кричала она. — Не приближайся! Возвращайся быстрее! Туда! Туда! Возвращайся в свой проклятый погубленный мир!
Я обернулся. И замер.
Позади расстилалось пожарище. Обугленные скелеты деревьев и кустов рисовали на фоне кровавого неба черную кладбищенскую решетку. Угольно-черный ковер покрывал холмы. Неслышно рушились черные башни, пересеченные косой багровой полосой. Неслышно воздвиглись они на месте цветущих лужаек, мимо которых я пробегал секунду назад; и так же беззвучно низвергались в холодную вечность небытия. И вообще ни одного звука не доносилось с этой стороны, со стороны востока — или запада? Солнце, рдеющее жарким углем среди дымных туч, касалось горизонта и было недвижно. Я почему-то не мог сказать, поднимается оно или заходит. Оно словно бы специально замерло в том месте на небе, откуда могло заливать густеющим багрянцем серебряные следы в золе.
Мои следы.
Там, где я наступил на ажурные прутики сгоревшей травы, обрушивая мертвое подобие жизни, стирая его в прах, оставался лишь легкий, как осенняя паутина, пепел.
Я посмотрел себе под ноги.
Под моими подошвами пылала земля.
И тут же сильный удар в спину заставил меня пошатнуться. Я отпрыгнул в сторону, но как-то медленно и с трудом. Как будто плыл глубоко под водой, и, прикоснувшись ко дну, попытался оттолкнуться, а потом снова опуститься в нескольких шагах оттуда.
Сзади была подбежавшая вплотную Айроу. Теперь и она не была похожа на девочку среди жемчужных лугов. Растрепанная, оборванная, покрытая копотью… Хо, а в саже и копоти на лице что-то прозрачное и жидкое проложило дорожку…
В следующую секунду Айроу в бешенстве ударила меня по лицу. Да так, что я готов был поклясться всеми коронами Радуги — на лице у нее отродясь не было ни одной капли соленой влаги, кроме пота.
— Убирайся к дьяволу, барон Мрака! — приказала она, и в голосе ее звонче, нежели в имени, звенела сталь. — Убирайся в ад, откуда ты родом, и никогда, слышишь, никогда не смей выбираться оттуда. Иначе, клянусь, я сама убью тебя, если никто иной не осмелится сделать этого!
Я успел заметить солнце у нее за плечом. Там, на зеленой половине мира, оно стояло еще высоко, хотя заметно склонилось к западу. Почему к западу? Не знаю. Как не знает никто на свете, хотя никто никогда в жизни не спутает медовое золото смуглого вечера с ослепительно белоснежным румянцем утра. Почему это так? Надо когда-нибудь подумать. На досуге.
— Ну? — Айроу напряглась.
— Почему? — с трудом выговорил я. Как-то очень трудно мне давалось каждое движение.
Айроу презрительно выпятила губу.
— Я сама долго не понимала, почему, — бросила она. — Пока ты не убил Бансо! Зачем ты его убил?
Предыдущую картину закрыло видение: отрубленная драконья голова на пожухшей траве. Из обрубка тонкой шеи тонкой ниткой тянется едкая смолистая кровь. И странное чувство вызывает теперь эта беззащитная птичья шейка — не страх, не отвращение, а жалость.
Почему-то у меня не находится ответа. Я знаю, что он есть, но не могу его найти, не могу нащупать в том вязком клее, на который, кажется, попались и тело мое, и душа.
— Я ухожу.
Больше мне нечего сказать.
Я бреду по безумной границе — левая нога по золе, правая по мгновенно вспыхивающей траве. Главное — не возвращаться, не оборачиваться, не попасть в собственный след. Не возвращаться по следам своим… Отчаянная дерзость вспыхивает во мне. Я рывком останавливаюсь — да, рывком, страшная сила инерции тащит меня дальше, но я упираюсь каблуками в визжащее пламя и останавливаюсь. И решительно наступаю на свой след.
Только горящая трава успевает мелькнуть перед лицом. Я провалился. Я мчусь по бесконечному посмертному коридору с бесчисленными поворотами, по неслыханному тобоганному спуску, по горной реке, огибающей все валуны в мире, я низвергаюсь в преисподнюю, преодолевая безумные препятствия…
Нет, рекой назвать это вернее — я не прилагаю усилий к управлению, да и не могу приложить. Меня несет по течению, как щепку. Только лица почему-то мелькают на берегу.
Данк. Кто это? Опять я знаю имя того, на берегу, и не могу вспомнить, ни кто это такой, ни откуда он знаком мне.
— Не волнуйся, малыш! Все гораздо хуже, чем ты боялся! — голос вроде бы знакомый. Но!.. Но, черт побери, но!.. Сплошные «но». Судя по всему, память тоже изрядно искупали в этом проклятом клее.
На следующем повороте — мама. Нельзя сказать, чтобы очень добрая.
— Ты допрыгался до серьезных неприятностей. За эти штучки я тебе еще оторву пару ушей! Попозже, когда все утихнет.
И в ее слова хочется верить. То есть не хочется, конечно, но очень верится. Интересно, сколько, по ее мнению, у меня ушей? Или это украшение излишне для неслухов?
А вот этого парня я видел совсем недавно. Только… только как же его зовут?
— Когда я замечаю, что кто-то из нашей компании узнал что-то новенькое, у меня сразу возникает мысль — а не слишком ли много он знает?!
Ласковое приветствие. Хороший друг, что ли? Нет, судя по откровенности интонаций, родственник. Близкий.
Вдруг я ощущаю настоятельную потребность крикнуть вслух одно слово… Нет, не слово. Имя… или название?
— С… сма-арт!
Не то. Звучит очень похоже… вы догадались. Любимое «но».
— Сен-Мартли!
Ближе. Но…
— Сей Мергель!
Река несется стремительно. До финиша — несколько секунд. Если не успею…
— Саармарг!
Ах, черт! Последняя попытка!
— Смаугли!
И я с размаха расшибаюсь об каменную стену, вернее, влипаю в железный столб, зачем-то вбитый посреди желоба, рассыпаюсь на сотни осколков и влетаю в солнечный день.
— Властитель Райдок! Извольте пробудиться!
— М-м-м, — я действительно то и думал, что сказал. Властитель Райдок — это я? А речка что, совсем кончилась?
— Властитель Райдок!
— М-мм-гм, ыгм, — изъяснился я и пошарил перед собой руками. Судя по всему, проклятый клей у меня и во рту побывал.
Да и глаза открылись с трудом. И сразу начали слипаться.
Склонившаяся над ложем служанка смотрела на меня с ужасом.
— Властитель Райдок!
— А гхы гм хмфы во, гы! — возмутился я и протянул руку с настойчивостью взгляда, то есть руку пустую, а во взгляде недовольное настояние на всем своем… Проснусь — объясню.
Ну что они, не могут, что ли, сообразить, что человеку нужен сосуд с жидкостью, для выпить внутрь?
— Властитель! — теперь в голосе этой таинственной женщины появились забота и тревога. — Вам плохо?
А кому на моем месте было бы хорошо? Только не нужно мне сейчас рассказывать об этой самой избранности и врожденном счастье принцев! Да, я вспомнил. Я действительно властитель Райдок. Для окружающих вообще Властитель с большой буквы. Ну и что? Что мне делать с этой большой буквой, если ни одна скотина кружку воды не даст? Пьяный кабатчик бы уже догадался…
— Воды, — наконец-то выдавливаю я из себя. — Хорошо мне. Только воды… Мне хорошо, и холодной водички.
Только самые неудобные места на самых тоскливых церемониях, без права выйти в туалет, только унизительная необходимость удерживать высоко поднятую голову на вытянутой из последних сил шее, без права сбросить двухпудовые золотые вериги, только непоколебимость хорошей мины даже тогда, когда безнадежная плохая игра уже закончена — вот и все, что достается принцам. Брошу все и уйду к чертовой матери в монастырь. Вот только вспомню, что это, и уйду…