Тропа длиною в жизнь - Микулов Олег. Страница 1

Олег Микулов

Тропа длиною в жизнь

Пролог

Старик спешил. Он уже не сомневался: нет, ему не кажется, — он действительно узнает эти места. Думал – навсегда позабыты; думал – неузнаваемы, а вот поди ж ты! Дошел – и вспомнил! ВСПОМНИЛ!

Он увидит стойбище только на закате. А быть может, уже в ночи: годы, годы. Не тот уже ходок, не тот. Но увидит. Родное стойбище! Когда-то родное… И совсем неважно, как его встретят. Главное – он дошел!

Он спешил, но все же остановился на вершине косогора. День был какой-то бесцветный. Небо даже не серое, а белесое, без просвета. Не дождит, но по всему видно: скоро начнется… Он уже третий день шел под почти непрерывным дождем. Не ливневым – моросящим, тягостным, словно и не лето вовсе… Да и какое здесь лето?.. Здесь – север.

Кожаная обувь – легкая, надежная, перехваченная ремешками у щиколоток и под коленями. Не должна бы воду пропускать, а в правом захлюпало. Видимо, напоролся на сучок или шов разошелся. Это поправимо: иглы и жилы – при нем. Но это все потом, когда дойдет. Да и понадобится ли, когда дойдет? Могут убить… И наверняка убьют, несмотря на то, что он – Вестник! Во всяком случае, попытаются… Но и это уже неважно.

Он постоял, всматриваясь в дали. Дымков нет, ни следа. Впрочем, он еще очень далеко, – да и много ли увидишь в этом волглом мареве? И все же надеялся заметить хоть что-то… Нет, ничего. Надо спешить.

Эх! Старость – она и есть старость. Спускаясь по склону, он поскользнулся и тяжело упал навзничь. Даже копье не помогло удержаться; хорошо еще, наконечни– ком в лицо себе не угодил, а заплечник смягчил удар.

Прежде чем подняться, старик провел ладонями по намокшей земле. Великие духи! Здесь была старая, хоженая-перехоженая тропа, и ноги опознали ее. А вот руки… По этой тропе никто не ходил уже много лет. Впрочем, люди прокладывают новые тропы. Тем более если мамонты сменили свои тропы.

Опираясь на копье, он поднялся на ноги, подобрал лук (цел!) и осторожно засеменил по склону. Ничего! Уже недолго, скоро он все узнает…

Он вновь остановился на поросшем кустарником берегу неширокой речушки. Как ее имя? Быстрянка. Это уже не просто знакомо – это земли их Рода, Рода Тигрольва! Путь еще долог, нужно подкрепиться. Здесь, у воды… У родной воды.

…А солнце, уже подошедшее к полудню, все же пробилось сквозь белесый покров! Небесный Олень, набравшись полной силы, разорвал-таки тучи своими бесчисленными рогами. Окунул их острия в воду – и вода словно ожила, повеселела… Наклонившись к речке, чтобы запить вяленину и горсть сухого крошева (как мало он теперь ест! И не хочется…), он посмотрел на свое отражение. Впалые щеки, острые скулы. Глаза утонули в темных впадинах… Сед, давно сед. Белая борода – почти до груди (а в молодости, помнится, вроде и не росла). Волосы спутаны…

Старик задумался. Он уже давно почти не следил за собой: не до того – дорога, дорога. Путь далек, а есть ли у него время – знают только духи. Но сейчас, когда он почти дошел… Негоже возвращаться так – к своим. Пусть даже к бывшим своим. И уж совсем дурно – вступать таким на тропу, ведущую к предкам. Если придется…

Она сказала: «Ты еще увидишь свою Инельгу! Потом…» Что ж, он – дошел. И если это правда… то пусть она знает: он готовился к встрече.

Раздевшись донага, он придирчиво рассмотрел одежду. Хмыкнул. Да! По этому никто не взялся бы сказать, к какому Роду он принадлежит. Рубаха – от степняков; штаны… уж и не упомнить… Вот насчет обуви он знает точно: сменил там, в прежнем своем жилище… у детей Сизой Горлицы. А пояс? О! Уж этого он не забудет…

Действительно, нужно кое-что подшить, к счастью не так уж много. Достав из напоясного мешочка иглы и жилы, старик принялся за работу.

Заштопав самые примечательные дыры (к счастью, правую мокасину не сучок попортил – шов разошелся), выполоскав рубаху и штаны в речке (высохнут на теле!), он забрался по пояс в воду и, поеживаясь, стал натирать тело куском прибрежной глины…

Зря он так долго водой пренебрегал. Освежился, взбодрился – и путь стал легче! Да и солнце – Небесный Олень – помогает: разгоняет последние клочья этой белесой мерзости, по всей Лазурной Долине гонит их… Он шел вдоль берега, туда, где в незапамятные времена они строили переправу. (Две сосны. Одна, к счастью, совсем рядом упала, а вторую… сколько волочить пришлось… «Ну, ты! Недотепа!»… А потом – ветки. И крепеж…) И вновь остановился. В недоумении и тревоге.

Их мост сгнил, обвалился. Меньший ствол, по-видимому, давно унесло вниз по течению; от большего осталось только совсем трухлявое корневище, уходящее в воду. Никто и не пытался поправить… И – никаких следов.

…Нужно идти. Как бы то ни было. Вновь раздевшись и пристроив свои вещи на голове, старик без колебаний вошел в воду. Плыть почти не пришлось.

…Вот и вечер. Распогодилось, словно и не было никаких многодневных дождей. Тепло, и одежда высохла, и солнце – Олень-Победитель – спокойно готовится к спуску в Нижний Мир. Он очистил, освободил свои Лазурные пастбища.

Старик не позволял себе задуматься над тем, что видели его глаза, ощущали ступни его ног, его ноздри, его уши.

…Совсем скоро! Ведь по этой тропе он и уходил. Не один…

(Как они спешили в ту ночь, как спешили! Кисть левой руки сжалась в кулак – словно помнила, как стискивала тело лука, отдыхающее, тетивой оплетенное, а он все думал, все колебался: не пора ли натянуть тетиву? Конечно, чем лучше отдохнет оружие, тем оно вернее, – но успеет ли он в последний миг?..)

Он вдохнул всей грудью вечерний воздух. Солнце почти село, и воздух был свеж, хотя и насыщен влагой сверх меры… И вон там, за теми елями… А почему бы и не предупредить? – Ой-е-е-е-е-е-ай-хайо-хе-е-е-е!

(Надо же! Даже клич вспомнил. Только никакого ответа…)

…Не очень-то он и удивился тому, что увидел. Честно говоря, знал. Давно знал; быть может, с того самого момента, как поскользнулся… Да, он – дошел.

Но не бывшие сородичи его встретили, а развалины давным-давно покинутого стойбища. Да, он донес Весть Могучих. Но передать ее некому! И никто его здесь не ждет.

«Тыеще увидишь свою Инельгу!..» Как бы не так!

Было ясно: дети Тигрольва ушли из этих мест много-много лет назад. И дети Волка не сменили их, и дети Рыжей Лисицы… Когда же это произошло?

В меркнущем свете уходящего дня он ходил по останкам своего родного стойбища и узнавал, мучительно узнавал…

Вот запретное место – бывшее жилище вождя, сюда – ни шагу, ни шагу…

А вон там, вверху, и вовсе – колдун там жил. И не такой уж страшный, а все равно…

А вот здесь (он присел на корточки, тронул рукой торчащий из земли толстый конец бивня мамонта)… здесь маленький мальчик споткнулся и упал, и захныкал, и спросил у своей мамы: «Зачем эта штука торчит?!» А мама ответила: «Тише, тише, сынок! Они обидеться могут! Те, кто до нас здесь жили…»

…Вот оно! Наполовину покосившийся, наполовину рухнувший остов… Грязные, осклизлые куски – остатки покрытия…

Тяжело опираясь на копье, он приблизился к своему бывшему дому. Какой-то зверек метнулся из-под полусгнившего куска шкуры прямо под ноги, запутался, рванулся в кусты… Похоже, жилище и не разрушали, и не трогали вовсе… Быть может, сразу и ушли? Но почему? Зачем? КУДА?