Новые надежды для мертвецов - Уилфорд Чарлз. Страница 1

Чарлз Уилфорд

Новые надежды для мертвецов

Все несчастья человека проистекают из его неспособности сидеть у себя дома

Паскаль

Посвящается Бетси и мальчикам

Глава 1

— Чтобы не заблудиться в пригородах Майами, надо запомнить слово ТРУП, — сказал Хок Мозли, переключаясь на вторую скорость, и украдкой взглянул на Эллиту Санчес — неужели опять кивнет?

Все может быть. Она семь лет проработала диспетчером в полицейском управлении Майами, так что вполне может статься, что Эллита Санчес знает, как расшифровывается ТРУП: Т — это тупики, Р — развилки, У — улицы, П — переулки. Все тупики, улицы, переулки в Майами тянутся с севера на юг, но отнюдь не по прямой. Порой они выписывают замысловатые загогулины, а уж на развилках можно заблудиться даже с ТРУПом.

Хок не знал, как разговаривать с Эллитой, и в этом состояла его главная проблема. О чем ей рассказывать? А какие вещи можно не объяснять? Хока смущала эта проблема, хотя именно он был сержантом отдела по расследованию убийств, а Эллита Санчес — всего лишь новичком-напарником Хока. Чего смущаться перед новенькими? Эллита действительно перешла на службу в отдел по расследованию убийств только четыре месяца назад, но у Хока сложилось такое впечатление, что она знает буквально все о тонкостях работы. Как-то раз, например, Хок сказал Эллите о том, что наркоманы втирают специальную мазь в место инъекции, чтобы не были заметны следы от уколов, — выяснилось, что Санчес прекрасно об этом осведомлена. Про ТРУП знали лишь считанные сотрудники, это словечко вошло в обиход совсем недавно, так что Хок все-таки надеялся произвести впечатление на Эллиту.

Пожалуй, она не зря потратила время и деньги, два года постигая премудрости юриспруденции в колледже Майами-Дейд, решил Хок, когда Эллита все-таки и на этот раз кивнула. Ну и ладно. Главное, что она научилась подстраиваться под настроение Хока. Вот сейчас, например, она не стала отвечать: «Я знаю», — а лишь молча кивнула. Значит, сообразила, что Хока уже начало раздражать это ее вечное всезнайство.

Хок видел, что Санчес явно чувствует себя не в своей тарелке. Ее красивое смуглое лицо в последние несколько дней помрачнело, она уже не так жизнерадостно улыбалась по утрам, как прежде. Санчес пребывала в унынии больше недели, и поначалу Хок решил, что у нее просто начались месячные, но вряд ли они длятся столько времени... Кстати, надо выяснить, сколько это у них продолжается на самом деле. Впрочем, в чем бы ни состояла причина дурного настроения Санчес, на качестве ее работы это не отражалось. Пока.

В одном Хок был уверен: сам он ничем Санчес не обидел. Если уж на то пошло, то Хок из кожи вон лез, чтобы Эллита чувствовала себя равным партнером — при сохранении субординации, разумеется. Хок почти все время подробно объяснял ей, почему он принимает те или иные решения и поступает тем или иным образом. Но Санчес была, во-первых, женщина, а во-вторых, женщина латиноамериканского происхождения. Возможно, все дело в половых и культурных различиях? Тогда Хоку нипочем не узнать, что у нее на уме.

Порой Хоку хотелось отпустить какую-нибудь остроту, но, взглянув на роскошные арбузные груди Эллиты, колышущиеся в вырезе свободных шелковых блузок (другую одежду Санчес не признавала), он прикусывал язык. Да, с прежним напарником, Биллом Хендерсоном, Хоку было проще. Не надо было следить за своей речью. Кроме того, Хок не мог позволить Санчес управлять машиной, так что все время сидел за рулем сам. Может, разрешить ей как-нибудь порулить? Нет-нет, вести машину должен мужчина. Правда, когда в напарниках у Хока был Хендерсон, то именно Билл чаще всего сидел за рулем, потому что он водил автомобиль лучше Хока — и они оба про это знали. Оба знали и про то, что Эллита Санчес водит машину лучше, чем Хок и Билл вместе взятые.

Так и быть — завтра Хок доверит ей руль. Посмотрим, что из этого получится...

— На следующем повороте, — Санчес показала на бело-зеленый указатель, — тупикПоинсиана-корт.

— Точно, — рассмеялся Хок. — И идет он с запада на восток.

Они кружили в поисках нужного адреса по Грин Лейкс — пригороду Майами, возникшему во время строительного бума пятидесятых годов, когда застройщики были заинтересованы в молодых клиентах — семьях с маленькими детьми, ветеранах корейской войны, — способных выложить наличными первый взнос в размере пятисот долларов и затем платить по 68 долларов ежемесячно в счет погашения жилищного кредита. Дома тогда стоили по 10 000 долларов, и продавались в рассрочку на тридцать лет под фиксированные 5,5 процента. Даже в те времена это была вполне приемлемая цена для дома с тремя спальнями и ванной. Сейчас, тридцать лет спустя, эти же самые дома в Грин Лейкс продавались за 86 000 долларов и дороже, под 14 процентов. Многие пригороды Майами за тридцать лет превратились в трущобы — но только не Грин Лейкс.

Широкие и чистые улицы и авеню обсажены огромными фикусами и соснами. Дороги через каждые сто метров оборудованы так называемыми «лежачими полицейскими» — выкрашенными в желтый цвет небольшими буграми, которые не позволяют водителям развивать слишком большую скорость. Многие домовладельцы, разбогатев, пристроили к особнякам дополнительные ванные комнаты, застекленные веранды, гаражи... Задние дворики практически всех домов выходят к квадратным искусственным озерам, устроенным на месте бывших песчаных карьеров. Купаться в них опасно (не меньше десятка незадачливых пловцов утонуло в мутно-зеленых водах озер, и в конце концов ассоциация домовладельцев Грин Лейкс вообще запретила купание в озерах), но зато берега озер обсажены соснами. Там проложены дорожки для бега трусцой; по вечерам с озер набегает приятный ветерок; латиносов и черномазых среди соседей нет — по причине дороговизны жилья; до Хайлея, где располагаются магазины и супермаркеты, рукой подать, — короче говоря, жить в Грин Лейкс приятно. Конечно, со временем черные доберутся и до Грин Лейкс, но к тому времени дома будут стоить по сто тысяч долларов, так что в крайнем случае любой из местных жителей сможет выгодно продать свою недвижимость и переселиться в другой район. А пока обитатели Грин Лейкс могут наслаждаться жизнью в самом благополучном с точки зрения безопасности районе Майами — за последние два года здесь не совершено ни одного убийства.

Хок сразу заметил бело-голубую патрульную машину, припаркованную перед одним из домов. Дежурный полицейский стоял рядом, прислонившись к фикусу и, попыхивая сигаретой, беседовал с двумя юными велосипедистками. Девчушки, одетые в легкие майки, джинсы и кроссовки, опасливо прижимали к себе свои спортивные велосипеды. Хок припарковался позади патрульной машины, в которой вдруг заверещало радио. Вторя ему, в листве загалдели птицы, затявкал пес в каком-то из дворов, а на близлежащей лужайке даже включился распрыскиватель воды.

Увидев Хока и Санчес, полицейский — латинос с квадратными бакенбардами и черными глазами — отлепился от фикуса и велел велосипедисткам ехать прочь. Девчонки, отъехав метров на сто, остановились и принялись наблюдать за полицейскими с безопасного расстояния.

— Сержант Мозли из отдела по расследованию убийств, — представился Хок и, взглянув на табличку с фамилией, прикрепленную к нагрудному карману патрульного полицейского, спросил: — Где ваш головной убор, Гарсия?

— В машине.

— Извольте сейчас же надеть фуражку. Вы вооружены, а значит, не имеете права находиться вне патрульного автомобиля без головного убора.

Гарсия взял фуражку с автомобильного сиденья и напялил ее себе на голову. Фуражка была явно мала Гарсии, и чудом держалась на копне черных кучерявых волос. В общем, Гарсия смотрелся весьма причудливо, и Хок понял, почему латинос предпочитает ходить с непокрытой головой. Впрочем, ничего не мешает этому Гарсии подстричься.