Заговор посвященных - Скаландис Ант. Страница 1

Ант Скаландис

ЗАГОВОР ПОСВЯЩЕННЫХ

ПРОЛОГ

Киев встречал меня не слишком ласково.

Садились сквозь густую облачность, а на летном поле холодный и влажный ноябрьский ветер сразу хлестнул по лицу, как обиженная девушка, которой ты обещал прийти вовремя, но вновь опоздал, да не на десять минут, как обычно, а на все полчаса, и вместо покаянных слов и огромного букета, полагающегося в таких случаях, решил отделаться маленькой шоколадкой и милыми шуточками.

Было с чего обидеться, хотя Киев и не девушка, а, по слухам, отец городов русских. Так ведь я и опоздал изрядно. В девяносто седьмом мне было действительно хорошо на Украине, и я клялся очень скоро вернуться, а вот, получается, прилетел только через два года.

«Ну, ладно тебе, не дуйся! – улыбнулся я городу, ступая под козырек аэровокзала и беззлобно смахивая с головы и плеч снежную крупу. – Какие могут быть обиды? Привет, отец!»

А потом был Лешка Кречет, который тоже встречал меня весьма странно. Его, как всегда, ненормально чистый автомобиль, на этот раз сверкающий черным лаком «лендровер-дискавери», я вычислил еще издалека и некоторое время гадал, мыл он его прямо здесь, в Борисполе, или вообще приехал на чем-то другом, ведь дороги повсюду мокрые и грязные. Да и теперь, когда я вышел на площадь перед зданием аэропорта, с унылого неба цвета застиранной портянки сыпался гадкий мокрый снежок.

Лешка стоял, перегнувшись через капот и сосредоточенно тер куском мягкой замши ветровое стекло.

– Привет, – сказал я, подойдя вплотную. – Мы едем куда-нибудь?

– Привет, – небрежно оглянулся Лешка, словно я был его сотрудником, опостылевшим хуже горькой редьки за несколько тяжелых недель без выходных, и как бы неохотно пояснил: – Сейчас. Видишь, стекло протираю. Мне кузов помыли специальным американским шампунем. Отличный состав, после него грязь совсем не прилипает, но эти уроды ухитрились залить раствором и стекла. Смотри, разводы какие жуткие, не видно же ни черта!

– Под снегом бесполезно, – заметил я. – Это же что-то на основе парафина, да? Надо оттирать по сухому.

– Знаю, – все так же недовольно буркнул он и продолжил свое занятие. – Ну, хоть чуть-чуть. Видишь, вот здесь уже лучше.

Что и говорить, важную тему обсуждали мы с ним. Михаил Разгонов, имеющий высшую категорию причастности в службе ИКС, и Олексей Кречет, один из ведущих политтехнологов Украины и человек с исключительными полномочиями в другой международной организации, названия которой я не знал, однако в могуществе оной имел счастье убедиться не однажды.

И я решил таки сменить тему:

– Вот, возвращаюсь в Россию насовсем.

– Знаю, – кивнул он еще более равнодушно, чем по поводу моего технического замечания.

– Слушай, с тобой не интересно, – обиделся я. – Ты все на свете знаешь.

– Ах, ну да! – подколол он. – Ты же преподаешь в Берлинском университете. Нравится читать лекции тем, кто ничего не знает?

Потом бросил, наконец, свою дурацкую замшу в приоткрытую водительскую дверь, попал точно между ручкой передач и ручкой раздатки, и добавил уже серьезно:

– Я очень многого не знаю на самом деле. Садись, рассказывай. Машина новая, купил сегодня, быстро, по случаю и ни с кем не советуясь, так что прослушку поставить еще не успели.

– Понял, – только и сказал я, внезапно осознав, что совершенно не представляю, с чего начать.

Лешка рванул с места, как участник автородео, я бы не удивился, если б он еще и ручник на себя дернул, вставая на задние колеса для прыжка. В общем, годы шли, а Кречет оставался верен себе: самые последние модели самых пижонских марок, никаких водителей и юношеская лихость в управлении. Не только машинами, людьми – тоже.

Через какую-нибудь минуту мы уже летели по трассе со скоростью сто восемьдесят, обгоняя всех.

– Обычно, – поведал Кречет, на трассе меня никто не обходит.

– А если «порш» или, скажем «додж-вайпер»? – поинтересовался я.

– Ну, если «порш»… – проговорил он задумчиво. – Да их на весь Киев десятка полтора. Случалось. Конечно, случалось…

– А на «лендровере» вообще ездят с такой скоростью?

– Вообще – нет, но на моем – нормально. На поворотах, конечно надо сбавлять, – добавил он, проходя поворот на ста сорока, впрочем, довольно плавный поворот. – А то ведь и перевернуться можно.

Перевернуться не перевернулись, но в дверь меня вдавило капитально, и под этим наклоном я отчетливо увидал в правом зеркале серебристую «БМВ», проходившую этот вираж следом за нами примерно на той же скорости. Если не больше. Совершенно автоматически я отметил, что именно эта «бээмвуха», отпарковывалась от стоянки буквально через секунду после нас.

– Это что, сопровождение? – мотнул я головой назад.

– Нет, это хвост, – сказал Лешка спокойно. – Скорее всего. В город въедем, поймем наверняка – тогда и оторвемся.

– А надо? – полюбопытствовал я.

– Да, в общем-то, нет, они все и так знают, откуда и куда я еду, просто не люблю, когда в затылок дышат. Да, а кстати, тебя сразу ко мне отвезти? Нинка дома. Обедом покормит, Или со мной в офис поедешь?

– Да лучше с тобой, – ответил я, не раздумывая. – Ты там надолго?

– Часа два, думаю, проторчать придется.

– Нормально. Кофе нальешь?

– Не вопрос, – улыбнулся Лешка. – Марьяна у меня отлично заваривает по-турецки.

«Бээмвуха» потеряла нас. А я за полчаса пути успел рассказать Кречету совсем не так мало: про Тополя и Вербу, окончательно сошедших с ума, про наши странные контакты с сотрудниками ЧГУ, про надежду перевербовать их, про зашедших в тупик яйцеголовых из Спрингеровского центра в Дуранго, не способных до сих пор дать обстоятельную оценку явлению точки сингулярности и мрачному пророчеству с таинственных дискет. В этом месте Кречет улыбнулся, вспоминая нашу веселую последнюю встречу в том самом загадочном нигде. Оказывается. Они с Юркой Булкиным девятнадцатого апреля были в музее Булгакова, а потом вышли на Андреевский спуск и не спеша побрели вверх, продираясь сквозь толпу меж рядами художников и торговцев сувенирами, и вдруг – бац! – никакой толпы вокруг, а впереди океанский берег, и Волга, и Берлин, и Москва…

– Ты думаешь, это было на самом деле? – спросил я немного наивно, по-детски, почти как беременный Верунчик.

– Конечно, – кивнул он с небрежной уверенностью полубога.

– Ну, и как это понимать?

– А оно тебе надо? – вопросом на вопрос ответил Лешка, стилизуя свою, похоже, серьезную мысль под новорусский фольклор.

– Не хочешь отвечать?

– Да нет, – он пожал плечами. – Я и сам ни черта не понимаю. Но при этом абсолютно убежден: нам с тобой научные основы этого дела ни к чему. Любуясь восходом, не рассуждают о небесной механике. А тем более для того, чтобы смотреть телевизор, совсем не обязательно знать его устройство и принцип действия.

– Вот так ты ставишь вопрос, – несколько опешил я и перешел к делам более свежим. – Ты знаешь, кто такой Эльф?

Я специально задал вопрос внезапно и очень внимательно следил за его лицом, но и Лешка понял, что я слежу. Он и бровью не повел. Паузу выдержал очень естественную, потом уточнил:

– В каком смысле? К чьей мифологии относится? По-моему, к скандинавской.

– Дурака не валяй, ладно? – изобразил я легкую обиду. – Я спрашиваю, знаешь ли ты Юриуша Семецкого?

– Семецкого, Семецкого, – повторил Кречет, как эхо. – А он Семецкий или Симецкий?

– Он через «е» пишется, – безнадежно вздохнул я.

– Тогда нет, я знал одного Симецкого, и его звали Мойшей.

Разговор увял, и я еще раз сменил тему, рассказав о том, как месяц назад умер в Швейцарии Марк Львович, отец Белки, как мы ездили хоронить тестя, успевшего за час до смерти распорядиться, чтобы тело его никуда не возили. Впрочем, я и раньше знал, сколь пренебрежительно относился этот умнейшей человек к судьбе своих останков. Главное, считал он, поменьше хлопот, а на могилу ездить – дело десятое. Не у дурацкого холмика, поросшего цветами, о человеке вспоминать надо, а повсюду, повсюду, где жили вместе, где вместе работали, пили, спорили, отдыхали… Будет что вспомнить хорошего – вот и отлично, а не будет – грустно, но тоже ничего. Марк Львович был материалистом до мозга костей, и Белка категорически поддержала последнюю волю отца, хотя у Зои Васильевны и зародились, было, серьезные сомнения, ведь к тому моменту мы уже знали, что возвращаемся в Москву. «Ничего, мамочка, – сказала моя мудрая жена. – Зато всегда будет не повод, а серьезная причина в Швейцарию поехать».