ОЧЕНЬ Петербургские сказки - Зинчук Андрей Михайлович. Страница 1

Андрей Зинчук

ОЧЕНЬ Петербургские сказки

Электронная версия полиграфического издания

(исправленная и дополненная)

Рисунки И. Ю. Яблочкиной

В книге петербургского автора Андрея Зинчука любитель жанра найдет все – от легких сказочных миниатюр для детей до филигранных, афористичных зарисовок для вполне взрослых людей. И три большие сказки для читателя любого возраста.

Все события в книге, как это обычно и принято в хороших сказках, происходят в наше время. Как это и принято в хороших сказках, здесь полно чудес: моментальные и легкие превращения, мгновенные перемещения в пространстве, герои-нелюди и люди-волшебники, вечность, которая длится всего один предновогодний день… И происходит это на фоне вполне земных и обыкновенных вещей – на фоне любви, ненависти, страха, дружбы, симпатии. Как это и принято в хороших сказках, автор ироничен и терпим.

Замечательно, что автор придумал новых, своих, героев. Они неожиданны, забавны, привлекательны. Спасибо автору: сказка торжествует – читателя ожидает интересное и веселое чтение.

ОЧЕНЬ Петербургские сказки - pic_1.png

Борис Стругацкий

Посвящаю

моим терпеливым

родителям

ОЧЕНЬ Петербургские сказки - pic_2.png

Часть этих волшебных историй была написана Очень давно. Скажем, не преувеличивая, лет этак двадцать (если даже не двадцать пять) назад. Случилось так, что однажды, еще молодого и несмышленого, судьба забросила их автора в крохотный садик, расположившийся несколькими своими деревьями и кустами по соседству с Львиным мостиком, что переброшен через Грибоедов канал.

О, это было замечательное время! Тогда люди жили не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы получать от жизни удовольствие: вдоль канала стояли огромные Очень красивые тополя и лежали перевернутые кверху дном катера и лодки, а набережная была вымощена самой красивой в мире черной граненой брусчаткой. Кроме прочего, неподалеку от садика по набережной пролегали рельсы 36-го, почти всегда пустого, трамвая, тоже, видимо, ходившего по городу просто так.

Этот удивительный оазис так поразил воображение автора, что он решил остаться в нем по возможности дольше – завел себе поблизости друзей и знакомых, да и вообще старался бывать тут как можно чаще, совершенно, впрочем, не понимая, что его сюда так неодолимо влечет. Пока, наконец, не сделал одного Очень важного открытия: выяснилось, что на одной из скамеек вышеописанного садика иногда удается сочинять небольшие истории преимущественно волшебного содержания. (Разумеется, рядом жила прелестная девушка, под-то ее окнами автор и писал!)

Их и было сочинено в те прежние времена ровно пять.

Потом все изменилось: на место романтиков повсеместно заступили прагматики. Крепчайшую драгоценную брусчатку, по которой ходило и ездило не одно поколение петербуржцев, они сменили на банальный асфальт – словно раскатали по городу большой серый блин. Отменили хождение ненужного, по меркам здравого рассудка, трамвая. Зачем-то спилили большинство старых тополей. Убрали с канала мешавшие им лодки и катера. На месте садика взгромоздили весьма обыкновенный дом, как оказалось, стоявший тут когда-то Очень давно. (Правда, и сейчас еще, проникнув в его двор, можно найти два-три сохранившихся дерева из бывших прежде и несколько чудом уцелевших кустов.) В результате произведенных прагматиками разрушений жизнь в городе сделалась скучной.

Следующее поколение петербуржцев, возможно, захочет ее изменить: оно вернет на место крепкую граненую замечательную брусчатку. Разложит по набережной канала романтические лодки и катера. Пустит старый 36-й ненужный трамвай и посадит новые деревья на месте исчезнувших. Оно сумеет восстановить нормальную жизнь по сохраненным автором чертежам волшебных сказок, к которым со временем добавилось еще несколько, но написанных уже в наши неуютные времена.

ОДУВАНЧИК

Мальчишка, который совсем еще недавно родился в Городе, но был уже и умным, и красивым, стоял перед зеркалом.

Умным мальчишка был потому, что знал, например, как тридцать шестым номером трамвая доехать до бабушки. А красивым – потому что вокруг носа было у него много прозрачных коричневых веснушек, а на голове росли рыжие колючки.

Мальчишка смотрел в зеркало на свои веснушки, которых было много, на синяки и царапины, которых тоже было достаточно, и думал о том, что у него есть все, необходимое настоящему мужчине приблизительно его возраста.

И думал так до тех пор, пока однажды его знакомая – девчонка из соседнего дома – не заметила всего этого великолепия и не спросила:

– Тебя что, воробьи поклевали? – И назвала почему-то Чертополохом.

Мальчишка обиделся. Он потрогал свои синяки и поковырял царапины. Синяки были на месте, царапины тоже.

"Чертополох!…" – подумал он с обидой и с грустью вспомнил, что мама зовет его Подсолнушком.

Когда мальчишка в следующий раз вышел из дому, то опять встретился со своей знакомой девчонкой. Она словно назло ему шелушила подсолнух и кормила семечками воробьев.

Мальчишка хмуро прошел мимо и подумал, что он не хочет больше быть ни Чертополохом, ни Подсолнушком… Тут он увидел одуванчик. Увидел и решил, что Одуванчиком он бы, пожалуй, стал.

У мужчин решено – значит сделано. И мальчишка стал Одуванчиком. Его мама, когда он пришел домой, всплеснула руками:

– Только этого мне и не хватало!…

А мальчишка насупился и молча прошел в комнату, где стояло зеркало.

На следующий день он опять встретился со своей знакомой девчонкой. Она сама подошла к нему и спросила:

– Гуляешь?

ОЧЕНЬ Петербургские сказки - pic_3.png

– Гуляю, – ответил мальчишка.

– А… – сказала девчонка. – А я тоже гуляю!

Они помолчали. Потом девчонка спросила опять:

– А ты теперь кто?

– Теперь я Одуванчик, – ответил мальчишка. – А ты?

Девчонка растерялась, не зная, что ответить, захлопала глазами:

– Я!… Я!… – А потом взяла и, собрав всю свою злость, дунула на мальчишку. И мальчишка осыпался. Он ведь и на самом деле был Одуванчиком.

Потом девчонка убежала. А мальчишка остался стоять во дворе. И на его голове по-прежнему гордо торчали рыжие колючки.

СЛОНЫ НА АСФАЛЬТЕ

Была ни зима, ни осень, ни весна, ни лето, а нечто ни на что не похожее, когда небо все в серых пятнах, отчего кажется, что это никогда не кончится, а если и кончится когда-нибудь, то за ним наступит такое же или, не дай Бог, еще хуже!

Был старый дом. Был темный двор-колодец. Во дворе шел сокрушительный ремонт – тяжелый каток с грохотом мотался взад-вперед по горячему асфальту.

В доме жил маленький Художник, которому ремонт надоел. И вот однажды… Однажды он взял зеркальце, поймал им лучик холодного солнца и нарисовал зайчиком у себя под окном – на асфальте, там, где была тень, – большого слона. Посмотрел на него и улыбнулся: слон лежал, растопырив в стороны четыре свои ноги, и как будто о чем-то мечтал.

Тут к слону, фырча и отплевываясь соляркой, подкатил каток и намотал его на свой огромный железный барабан. И слон поехал на барабане туда и сюда, вперед-назад, и каток принялся печатать на асфальте больших солнечных слонов.

Слоны получились похожими друг на друга, как братья, но вместе с тем и немного разными (асфальт, как и многое в этом Городе, был положен вкривь и вкось). Так, один из них оказался толстоват, другой худоват, третий коротковат, у четвертого плохо пропечатался хвост, пятый, шестой и десятый выглядели вполне прилично, а одиннадцатый – самый маленький – производил, прямо скажем, несерьезное впечатление. Двенадцатому повезло меньше других – он остался и вовсе без ушей.