... В среду на будущей неделе - Клименко Владимир Трофимович. Страница 1
Владимир Трофимович Клименко
… В среду на будущей неделе
«Как аукнется, так и откликнется…»
Павлик ногой распахнул калитку и выбежал со двора. Перед густыми зарослями кизиловника он вдруг остановился, обернулся и выкрикнул сердито и обиженно:
— Обманщик!.. Обманщик!.. Обманщик!.. Ухх!..
Стиснув зубы, тряхнул головой и помчался вниз, под обрыв. Ветки царапали шею, цеплялись за светлый чуб; он не обращал на это внимания: обида, которую ему только что причинили, была больнее всех царапин.
Сверху вслед ему несся встревоженный голос матери, но Павлик не откликался. Выбравшись на полянку, он бросился на разогретую солнцем траву и дал волю слезам.
В это время на тропинке, которая спускалась отсюда к морю, появилось двое ребят. Они прислушались. Потом осторожно раздвинули ветки и вышли на полянку. Ребята с любопытством смотрели на всхлипывающего незнакомца. В глазах рыжеволосого мальчишки в синих трусах, с боцманской дудкой на загорелой шее вспыхнули озорные искры. Он подмигнул своему чернявому дружку и начал подкрадываться к Павлику. Оказавшись рядом, рыжий нагнулся к самому его уху и что было силы свистнул в дудку.
Павлик ошалело завертел головой и вскочил на ноги. Перед ним, согнувшись, держась за животы, прыгали и звонко хохотали двое мальчишек. Слезы сразу высохли на глазах Павлика. Он сжал кулаки.
— А ну, чего надо?
Мальчишки захохотали еще дружней.
— Чего надо, говорю?
— Ну и потеха! — сквозь смех выкрикивал рыжий. — Как бодливый козел!
— На себя сперва глянь! — отпарировал Павлик. — Ржавый, как железяка!
Такое сравнение рыжему не понравилось. Сразу помрачнев, он недовольно произнес:
— Ну-ну, помягче! — и миролюбиво добавил: — Не ершись. Никто с тобой драться не собирается.
— Тогда проваливайте своей дорожкой, — не совсем твердо посоветовал Павлик, чувствуя, как уже остывает накал.
Рыжий усмехнулся.
— Это ты зря! — Он постучал босой ногой по земле. — Мы у себя дома, нам уходил, некуда. А ты — птичка залетная.
— Сам знаю, кто я, — буркнул Павлик.
— И на шутки в нашем краю не обижаются, — снова ухмыльнулся рыжий. — Или ты такое чучело, что не умеешь понимать шутки?
При слове «чучело» чернявый прыснул в кулак. А рыжий шепнул к Павлику и совсем уже по-приятельски протянул крепкую, в коричневых крапинках веснушек руку:
— Давай лучше знакомиться. Я — Игорь, он — Шурик.
Чернявый прыснул опять — неизвестно отчего.
Павлик решил выдержать характер до конца. Помялся, поморщился и лишь тогда сунул пятерню в ладонь рыжего.
— Павел, — произнес он с достоинством, но спохватился, что переборщил, и тут же поправился: — Пашка, значит.
Дальнейшее знакомство происходило на море. Ребята спустились с обрыва на каменистый берег, скинули майки и с шумом плюхнулись в тихую нежно-голубую воду. Павлик решил показать свое мастерство. Он первый нырнул с высокого и острого, как зуб, камня, хотя совсем не знал тут дна. В воздухе сделал «колесо» и с размаху ушел глубоко под воду. Игорь последовал его примеру. А Шурик, высмотрев, что за ним не наблюдают, прыгнул «солдатиком». Ребята возились, обдавали друг друга брызгами, отчаянно визжали. Павлик и Игорь плавали вольным стилем, легко и быстро, а Шурик колотил ногами и загребал «по-собачьи». Выдохся он быстрее всех и скоро завернул к берегу. Игорь и Павлик поплыли вслед за ним, улюлюкая.
На берегу Игорь шлепнул Шурика по мокрой спине и добродушно упрекнул:
— Эх ты, плавунец! — Повернулся к Павлику и с одобрением сказал: — А ты плаваешь мировецки! Где учился? У вас в городе, наверно, бассейн есть?
— У нас большая река за селом.
Ребята улеглись загорать под обрывом. Вдалеке, у песчаного мыска на городском пляже, стоял негромкий многоголосый гул, иногда прорывались выкрики и визг. Упираясь локтями в камни, Павлик весело посматривал на черные поплавки людских голов.
Проследив за его взглядом, Игорь вспомнил, должно быть, что их новый приятель тоже «курортник», и спросил:
— Ты у кого остановился? Ну, где живешь сейчас?
Павлик поскучнел, нехотя ответил:
— У папаниного брата, Егора Ивановича Крабова. Может, знаешь?
— Ого, как не знать! Мировейший рыбак! — с уважением воскликнул Игорь. — Самый рыболовный бригадир в нашем колхозе.
«Обманщик он, обманщик», — снова ожесточенно подумал Павлик и ничего не ответил Игорю.
Помолчали. Однако Игорь, видно, не мог долго сидеть спокойно. Встав на четвереньки, он пополз к своей майке, нашарил три окурка сигарет, кусочек терки и спичку. Один окурок ловко прилепил к нижней губе, другой бросил Шурику, а третий, самый большой, протянул новому знакомому.
— Закуривай!
Павлик отстранил его руку.
— Не курю.
— Совсем? Может, брезгаешь? — недовольно осведомился Игорь.
— Никогда в рот не брал. Противно!
— Здоровье бережет! — презрительно вставил Шурик. Он прикурил, глубоко (явно напоказ) втянул дым, но тут же закашлялся. На глазах выступили слезы. Чтобы их не замотали дружки, Шурик отошел к воде, отвернулся и принялся созерцать солнечную даль.
— Тоже мне куряка! Выбрось! — приказал Игорь.
— А зачем ты ему даешь? — с укором спросил Павлик.
— Клянчит, как не дашь! Я сам курю не взатяжку, да и то подальше от дома. Отец узнает — каюк.
— Строгий? — поинтересовался Павлик.
Игорь дернул плечом.
— Рыбак. А рыбаки все строгие. Понимаешь, штормы, ветрюганы… А твой батя — кто? Ну, где работает?
— На Енисее. Река такая.
— Знаю, что река. Кем работает?
— Лес сплавляет. Плотогон.
— Тоже на воде? Значит, тоже спуску не дает. Верно?
Павлик счел нужным неопределенно поморщиться, хотя отец у него был, кажется, самый добродушный человек на свете.
— Ты у Крабовых с батей гостишь?
— Не-е…
— А от кого ж тогда тебе влетело? — усмехнулся Игорь.
— И вовсе не влетело, — обиделся Павлик. — Так просто, от досады.
Игорь плутовато сощурился, — меня, мол, не проведешь, — но распалять нового приятеля не стал.
Шурик, откашлявшись, вернулся к мальчикам, улегся на гальке, глядя в накаленное солнцем чистое небо. Игорь долго вприщур глядел в морскую даль. Потом, отшвырнув окурок к воде, тряхнул рыжим чубом:
— Не нравится мне эта бунация!
Павлика заинтересовало незнакомое слово.
— Бунация — это по-какому? — спросил он.
— По-рыбацки! — с гордецой ответил Игорь. — Хочешь, объясню?
— Давай.
— Бунация — это самая тихая погода на море. Полный штиль. Вот сейчас полнейшая бунация. Видишь?
Море действительно было необыкновенно тихое. До самого горизонта — ни единой зыбинки. Солнечные лучи, отраженные зеркальным водяным простором, слепили глаза. Притихшие чайки белели на взморье, как бумажные кораблики.
Павлик не мог понять, отчего спокойное море не по душе Игорю.
— А почему тебе бунация не нравится? — спросил он.
— В бунацию, в мертвую бунацию очень неприятно по морю ходить, на соя тянет. Тоскливо как-то становится.
— А тебе-то что? Ты же на берегу сидишь.
— В том-то и дело, что мне не все равно. Я пока на берегу сижу. Понимаешь, пока! — сделал Игорь ударение на последнем слове. — Вечером уйду в море, — произнес он мечтательно.
— На путину, — добавил Шурик.
«Счастливчик!» — с завистью подумал Павлик и невольно проговорился:
— А меня обманули…
Игорь и Шурик принялись выпытывать, кто и как обманул, и Павлик рассказал им, наконец, о своей обиде.
Они с матерью приехали в Парусный из села Ильичевки, что на Енисее. Мать — лечить легкие целебным южным воздухом, а он, Павлик, так себе, сбоку припека.