Божество пустыни - Смит Уилбур. Страница 1

Уилбур Смит

Божество пустыни

* * *

Я посвящаю этот роман своей драгоценной жене и верному товарищу Нисо. До встречи с тобой я не знал, что такое истинное счастье. А теперь ты наполняешь каждый день моей жизни любовью, смехом и счастьем.

Ты рядом со мной, и я не поменялся бы местом и с царями.

Атон помигал глазками, утонувшими в глубоких складках жира, оторвал взгляд от лежащей между нами доски бао и посмотрел на двух юных царевен дома Тамоса, которые нагишом резвились в прозрачных водах лагуны.

– Они уже не дети, – заметил он вскользь без тени сладострастной заинтересованности. Мы сидели лицом к лицу на открытой террасе под крышей из пальмовых листьев возле одной из лагун великой реки Нил.

Я знал, что словами о девочках он хочет отвлечь мое внимание от следующего хода камнями бао. Атон не любит проигрывать и не слишком разборчив в средствах достижения победы.

Атон всегда занимал одну из самых верхних строк в моем перечне старых верных друзей. Как и я, он евнух и когда-то был рабом. Тогда-то – задолго до созревания – хозяин и выделил его за исключительный ум и сообразительность. Он хотел сохранить и развить эти качества, так, чтобы их не исказила и не испортила похоть. Поскольку Атон был очень ценной собственностью, хозяин, чтобы оскопить его, нанял самого известного в Египте врача. Хозяин давно мертв, а Атон высоко поднялся из рабов. Сейчас он управитель дворца фараона в Фивах, а еще ему подчиняется огромная сеть доносчиков, шпионов и соглядатаев, раскинутая по всему цивилизованному миру. Только одной службе уступает его паутина – моей. В этом, как и во многом другом, между нами существует дружеское соперничество, и мало что приносит нам большее наслаждение и удовлетворение, чем дающий преимущество удачный ход в этой игре.

Я наслаждаюсь его обществом. Он забавляет и часто удивляет меня своим добрым советом и неожиданной точкой зрения. Иногда он подвергает испытанию мое искусство за доской бао. И обычно очень щедр на похвалы. Но в основном служит оселком для моего ума.

Мы оба посмотрели на Бекату, младшую из царевен – она моложе сестры на два года, хотя догадаться об этом трудно, потому что для своих лет она высока, у нее уже сформировались груди, и соски задорно торчат в холодной воде лагуны. Она гибка, проворна и смешлива. С другой стороны, нрав у нее очень переменчив. Черты благородные, сильный круглый подбородок, красиво изогнутые губы. Густые волосы сверкают на солнце искрами. Все это она унаследовала от отца. И хотя для нее еще не распустился красный цветок женственности, я знал, что это время близко.

Я люблю ее, но, сказать по правде, ее старшую сестру люблю чуть больше.

Техути – старшая сестра, прекраснейшая из двух. Когда я смотрю на нее, мне кажется, что я снова вижу ее мать. Царица Лостра была единственной большой любовью моей жизни. Да, я любил ее, как мужчина любит женщину. Ибо в отличие от моего друга Атона был оскоплен в зрелом возрасте, уже познав радость, которую дарит женское тело. Правда, моя любовь к царице Лостре так и не получила развития, поскольку меня оскопили до ее рождения, но, не утоленная, эта страсть была тем более яростной. Я нянчил Лостру, когда она была ребенком, провел ее сквозь долгую полную радости жизнь, советовал ей и охранял ее, отдавал ей себя всецело. И держал ее за руки, когда она умирала.

Прежде чем уйти в подземное царство, Лостра прошептала мне слова, которые я никогда не забуду:

– В своей жизни я любила только двух мужчин. Ты, Таита, один из них.

Слаще слов я никогда не слышал.

Я спланировал ее царскую усыпальницу, я руководил строительством, я уложил в эту усыпальницу некогда прекрасное, а потом иссохшее тело Лостры и хотел вслед за ней уйти в подземное царство. Но я знал, что не могу этого сделать, потому что должен заботиться о ее детях, как заботился о ней. И, право, это бремя не было тяжким, ибо эти священные подопечные наполнили смыслом мою жизнь.

В шестнадцать лет Техути уже вполне сформировавшаяся женщина. Кожа у нее блестящая и безупречная. Руки и ноги стройные и изящные, как у танцовщицы, – или как части большого лука ее отца, который я вырезал для него и который положил на крышку его саркофага, когда запечатал его могилу.

Бедра у Техути пышные, но талия тонкая, как горлышко винного кувшина. Груди круглые и полные. Шапка густых золотистых кудрей сверкает на солнце. Глаза зеленые, как у матери. Она так прекрасна, что невозможно описать, и, когда улыбается мне, сердце мое разрывается. Характер у нее мягкий, ее трудно рассердить, но она бесстрашна, и воля у нее сильная.

Я люблю ее почти так же, как любил ее мать.

– Ты хорошо растил их, Таита, – самоотверженно похвалил меня Атон. – Они стали тем сокровищем, которое может спасти Египет от варваров.

В этом, как и во многом другом, у нас с Атоном полное согласие. И именно это было причиной нашей встречи в таком отдаленном, уединенном месте, хотя все прочие во дворце, даже фараон, были убеждены, что мы встретились, чтобы продолжить свое бесконечное соперничество за доской бао.

Я не сразу ответил ему, но посмотрел на доску. Пока я смотрел на девочек, Атон сделал последний ход. Он играет в эту возвышенную игру искуснее всех в Египте, а это все равно, что во всем цивилизованном мире. Конечно, кроме меня. Обычно я выигрываю у него три из четырех партий.

Сейчас я с первого взгляда понял, что эта партия будет из числа трех. Последний его ход был необдуманным. Теперь расположение его камней утратило уравновешенность. Один из его недостатков как игрока таков: поверив, что побеждает, Атон забывает об осторожности – и о правиле семи камней. Он сосредоточивает все свои силы для удара с южной башни и позволяет мне возобладать на востоке или на западе. Сегодня это был восток. Я ударил, как кобра.

Он откинулся на сиденье, оценивая мой неожиданный ход, а когда понял всю его гениальность, лицо его потемнело от гнева; Атон прохрипел:

– Я, кажется, ненавижу тебя Таита. А если еще нет, то должен бы.

– Мне просто повезло, старый друг, – не стал я насмехаться над ним. – И ведь это только игра.

Он возмущенно надул щеки.

– Из всех глупостей, которые я от тебя слышал, Таита, это самая возмутительная. Это не просто игра. Это истинный смысл жизни.

Я достал из-под столика медный кувшин и наполнил чашу Атона вином. Прекрасное вино, лучшее в Египте, я взял его не где-нибудь, а в винном погребе в подвалах дворца фараона. Атон надул щеки, пытаясь разжечь свой гнев, но, как обычно в таких случаях, его толстые пальцы сомкнулись вокруг чаши, и он поднес ее к губам. Дважды глотнул и зажмурился от удовольствия. Поставив чашу, он вздохнул.

– Может, ты и прав, Таита. Есть и другие веские причины, чтобы жить. – Он начал укладывать камни бао в кожаный мешочек с завязками. – Так что доносят с севера? Удиви-ка меня снова достижениями твоей разведки.

Наконец мы подошли к истинной цели нашей встречи. Север – это всегда опасность.

Более ста лет назад могучий Египет раскололи измена и мятеж. Красный самозванец, мнимый фараон – я сознательно не называю его имени, да будет он проклят в вечности, – этот предатель восстал на истинного фараона и захватил земли к северу от Асуана. Египет погрузился в столетие гражданской войны.

Потом наследник красного самозванца в свою очередь был побежден свирепым и воинственным племенем, пришедшим из северных степей за Синаем. Эти варвары пронеслись по Египту, покоряя всех благодаря оружию, которое нам раньше не было известно, – лошадям и колесницам. Разгромив красного самозванца и захватив северную часть Египта, от Среднего моря до Асуана, гиксосы повернули на юг.

У нас, истинных египтян, не было от них защиты. Нас изгнали из наших земель, и мы были вынуждены отступить на юг, за нильские пороги у Элефантины, и уйти в дикие земли на краю света. Мы томились там, пока моя госпожа царица Лостра возрождала войска.