Золотая рыбка - Остин Несси. Страница 1
Несси Остин
Золотая рыбка
1
— Габи, солнышко, мы страшно опаздываем! Пожалуйста, прогляди нашу почту, пока Жерар поможет мне застегнуть платье. Я становлюсь такой неуклюжей!
Встрепанная головка Делии на миг показалась в дверях и тут же снова исчезла. Габриель, лениво листавшая утреннюю газету за чашкой кофе, поднялась с места.
— Конечно, Делия. Не волнуйся. Все вы успеете. В конце концов, без вас самолет просто не улетит.
Идя мимо широкого окна, из которого открывался великолепный вид на величественные Альпы, к роскошному резному буфету, Габриель — далеко не в первый раз — подивилась тому, как все же изменчива и прихотлива жизнь, какие резкие повороты порой делает. История Делии, любимой тети Габриель, была тому наилучшим подтверждением. И, что особенно приятно, это была история со счастливым концом — если, конечно, можно назвать «концом» начало нового, замечательного периода жизни.
Очень долго судьба не баловала Делию. Они с сестрой осиротели во время войны — родители погибли в Лондоне во время воздушного налета. Делия была в то время совсем еще крошкой, и старшая сестра Натали, как могла, заменила ей мать. После войны красавица Натали скоропалительно выскочила замуж за солдата союзнической американской армии, и тот увез ее в далекий Нью-Йорк. Делию, разумеется, взяли с собой. У сестер была большая разница в возрасте, так что к тому времени, когда на свет появилась малышка Габи, Делии только-только исполнилось двенадцать лет.
Послевоенная депрессия, нелегкие поиски работы, скудный достаток — все это не миновало и их. Но Натали всегда считала одной из главных своих задач заботу о младшей сестренке, а та боготворила ее и мечтала хоть как-нибудь отплатить ей добром. Увы, жизнь порой бывает крайне жестока, и возвращать долги пришлось самым неожиданным образом. Как будто бы колесо истории повернулось и страшная трагедия повторилась почти в точности. Натали и ее муж погибли в автокатастрофе, оставив восьмилетнюю дочь на попечении двадцатилетней Делии. И та, как в свое время ее сестра, отважно взяла на себя все хлопоты по воспитанию девочки.
Однако на этом сходство их судеб и заканчивалось. В отличие от Натали у Делии личная жизнь как-то не складывалась. Зато неплохо складывалась карьера: несмотря на необходимость заботиться о племяннице, она сумела не только завершить свое образование в университете, но и занять престижную должность в одном из известных нью-йоркских журналов. Так что, дожив до тридцати пяти лет и привыкнув считать себя законченной старой девой, Делия могла, по крайней мере, гордиться собой как состоявшимся и преуспевающим журналистом.
Тут-то и подстерегла ее стрела Амура. Редакция послала ее взять интервью у прибывшего в Нью-Йорк с официальным визитом видного французского политика. Знала ли Делия, выслушивая задание главного редактора, что устами его на этот раз говорит сама судьба? Через три месяца Делия стала женой барона де Руивьена.
Ее муж сам по себе являлся живой легендой. Ослепительный красавец, последний представитель одной из самых знатных семей Франции, он, кроме того, был героем войны, активным участником Сопротивления. После войны, окончив Сорбонну, де Руивьен занялся политикой и к сорока восьми годам стал заметной фигурой в мировой политике. Карьера его находилась на взлете. Однако семьей обзавестись барон так и не успел — как будто в глубине души знал, что счастье ждет его не в родной Франции.
С тех пор прошло три года. Чтобы быть с любимым, Делии пришлось оставить работу, хотя она и сейчас активно писала статьи, которые публиковались как в Штатах, так и во Франции. Однако, как подобает жене влиятельного публичного лица, Делия теперь все больше времени занималась благотворительностью, неожиданно для себя найдя в ней второе призвание. А в самом скором времени у нее должен был родиться ребенок. Нетрудно представить, с каким волнением и радостью ждали этого события супруги. Жерару предстояло стать отцом на пятьдесят первом году жизни. Правда, никто, впервые увидевший этого моложавого и полного жизненной силы красавца, не дал бы ему больше сорока.
Когда в жизни Делии произошла эта чудесная перемена, Габриель была уже достаточно взрослой девушкой. Желая пробиваться в жизни самостоятельно, она не стала переезжать с любимой тетей во Францию, а осталась в Нью-Йорке, где оканчивала институт. Но, разумеется, очень часто гостила у де Руивьенов — и в их парижском особняке, и в имениях. Но больше всего любила она бывать здесь, в поместье близ швейцарской границы. Именно сюда приезжал барон с женой всякий раз, когда насыщенная политическая жизнь позволяла им выкроить время, чтобы отдохнуть от публики, расслабиться и побыть самими собой. Вот как сейчас.
Габи тоже надо было как следует отдохнуть: она истрепала кучу нервов на работе, откуда в результате ей пришлось с большим скандалом увольняться. Директор колледжа, где она преподавала древние языки, не давал молоденькой и хорошенькой учительнице прохода, а когда она отвергла его домогательства, сделал ее жизнь невыносимой. Устав от борьбы, Габриель подала заявление об уходе и поехала к тете. Она провела вместе с Делией здесь почти две недели, а на последние несколько дней к ним присоединился Жерар. Но сегодня идиллия в очередной раз заканчивалась: барон с баронессой улетали в Париж, а Габриель возвращалась в Нью-Йорк, чтобы с новой энергией приступить к поиску работы.
На серебряном подносе лежала стопка писем. Габи бегло проглядывала их один за другим. Ничего интересного. Счета… снова счета… приглашение на прием… письмо Делии от одной из американских подруг… Так, а это что? Габи недоуменно вертела в руках мятый конверт из грубой дешевой бумаги, разительно отличающийся от изысканных конвертов остальной части корреспонденции. Но адрес вроде бы совпадал: поместье «Аржантьер», правда адресат указан не был. Чуть нахмурившись, Габи вскрыла конверт — ведь Делия просила ее проглядеть письма.
Написано было по-английски. Неровный дрожащий почерк. Габи прищурилась, разбирая прыгающие строчки… и ахнула. Щеки ее сначала побледнели, потом залились горячим румянцем. Не зная, что делать, не зная, верить ли своим глазам, она перечитала письмо второй раз.
Тем, кого может касаться эта информация, — так начиналось послание. — Когда вы прочтете эти строки, я буду уже мертва, как много лет мертва моя несчастная грешная дочь. Дочь, что родила ребенка без мужа и поплатилась за свой грех жизнью. До сих пор я хранила тайну, которую заставила ее мне открыть, но сейчас, находясь в ожидании встречи с Создателем, чувствую, что должна нарушить обет молчания. Мой внук, Натан Форрест, является незаконным сыном барона де Руивьена. Барон не знает, что у него есть ребенок, так же как и мой внук понятия не имеет, кто его настоящий отец.
Привожу ниже адрес Натана. Пусть же те, кто сумеют распорядиться этой информацией достойным образом, так, как будет угодно Господу, сделают это, и да не попадет мое письмо в руки людей бесчестных и низких.
Матильда Форрест.
Далее следовал адрес в Нью-Йорке. В Нью-Йорке?! Ну ничего себе! Эта подробность придавала неправдоподобному письму еще более сильный налет нереальности. Откуда бы у Жерара взяться сыну в Америке? Вроде бы он говорил, что впервые побывал в Штатах за пять лет до встречи с Делией, а, судя по письму, речь идет о вполне взрослом человеке.
Дрожащими руками Габи сунула листок бумаги обратно в конверт. Вот ведь поистине гром среди ясного неба! Ну а ей-то теперь что делать? Да и вообще надо ли что-нибудь предпринимать? Не лучше ли уничтожить письмо и сделать вид, будто его никогда не существовало? Очень может быть, что все, что там написано, либо вымысел, бред выжившей из ума старухи, либо неумная попытка прощупать, не найдется ли почвы для шантажа. А с другой стороны — вдруг правда? Как отразится эта правда на жизни Жерара и Делии?