И пала тьма - Клеменс Джеймс. Страница 1

Джеймс Клеменс

«И пала тьма»

Посвящается Чарльзу Маку

Добро пожаловать в семью

Благодарности

Сотворенная мною Мириллия слишком уж бурно росла, чтобы я мог пройти ее стежками-дорожками в одиночку. Поэтому ничего другого не оставалось, как пригласить в поход друзей, союзников, единомышленников и прочих смельчаков — они, пионеры и первопроходцы, делали грязную работу, предоставляя мне гордо шествовать прямо к цели.

Хочу сказать спасибо Кэролайн Макрей за то, что она первая исчеркала красным все до единой страницы рукописи. Благодарю и критиков, объединившихся в группу «Искривленное пространство». Это Джуди и Стив Прей, Крис Крау, Майкл Гэллоуглас, Дэвид Меррей, Деннис Крэйсон, Дэйв Мик, Ройал Адамс, Джейн О'Рива и Кэролайн Уильямс.

За помощь с составлением карты особая признательность Стиву Прею, искусному и проницательному художнику.

Наконец, спасибо не только за ценные советы, но и за дружбу издателю Джону Моргану и моим литагентам Руссу Галлену и Дэнни Барору.

И как всегда, я должен подчеркнуть: все без исключения ошибки, закравшиеся в эту книгу, лежат на моей совести.

Пролог

И пала тьма - map.jpg
МИРИЛЛИЯ
И пала тьма - clem0004_1.jpg
Путь открыт для всех, кто ищет силу,
Твои пятки еще утопают в пыли спокойной, ровной дороги, А впереди уж стелется кроваво-красная тропа,
Вымощенная костьми и лепестками.
Один
Пойти по ней ты должен.
Но не одна дорога пред тобой.
Последние слова Безъязыкого бога
И пала тьма - clem0004_2.jpg
Все дерьмо воняет,
Но зато на нем вырастают благоухающие розы.
Поговорка, приписываемая одному из богов-бродяг
* * *

Во тьме…

Он скользит, как тень в поисках света.

Его подлинное имя непроизносимо в мире плоти и дыхания. Он всего лишь содрогание, темная судорога мира, что лежит под камнями и бурей. У него нет формы, нет содержания, нет облика.

Наэфрин.

Это его сущность, но не имя. Он — создание наэфира, огромной и пустой бездны.

Он скользит к одному из немногих мест, где наэфир пересекается с реальным миром. Мало кто знает об этих пограничных точках, но они существуют. Как морской прилив захлестывает каменистый берег, так и волна наэфира накатывает на верхний мир.

И вот, оставив наэфир далеко позади, он выныривает в черных морских глубинах и обретает новое рождение в ледяных водах. Свет не достигает их дна; здесь царит вечная тьма — она скрывает границу, где один мир перетекает в другой. Но наэфрин знает дорогу. Его хорошо подготовили и властным приказом послали наверх.

Создание тени медленно поднимается сквозь холодное, темное море. Наэфрин содрогается и обретает плоть, заимствуя ее у светящихся обитателей океанских глубин. Он всплывает выше и выше, поглощая все большее количество жизней. Слой за слоем он обретает форму, и слои нарастают подобно колонии рачков на корабельном днище.

Вот уже голубоватое свечение омывает исчадие наэфира, а давление понемногу падает. По мере его приближения к поверхности стаи рыбок, сверкая серебристой чешуей, бросаются наутек, и даже огромная акула, взмахнув могучим хвостом, уступает ему дорогу.

Его нисколько не занимают эти морские обитатели, поэтому наэфрин позволяет им ускользнуть. Он уже обрел необходимую для существования в этом мире плоть. Он сгибает для пробы черные гибкие конечности, распрямляет длинный змеиный хвост и продолжает подъем.

Наконец украшенная гребнем голова показывается над поверхностью воды, и наэфрин вдыхает солоноватый воздух, проверяя, как работают легкие. В лишенных век глазах горит свет чужого мира, они неотрывно смотрят поверх пенистых волн на далекий еще берег.

Однообразие череды волн нарушают острова: рифы, отмели, атоллы и верхушки подводных вулканов.

Это царство Летних островов.

Сквозь зазубренные рыбьи кости, которые отныне служат ему зубами, вырывается шипение. Наэфрин плывет к своей цели — крупнейшему острову архипелага. В глазах отражаются дрожащие огоньки, что мигают на округлой вершине острова и усеивают его склоны до самого подножия — это горит свет в домах, на улицах и крепостном валу. Несколько огоньков забегают в воду, отмечая стоящие у причала рыбачьи лодки и парусники.

Наэфрин не отвлекается на мелочи, он знает только свое предназначение.

Никто не замечает, как он минует кольцо рифового барьера. Даже луна прячет лицо за набежавшим облаком. Наэфрин движется в воде так же легко, как в бесплотных реалиях своего мира.

Дно поднимается. Наэфрин избегает прикосновения к его тверди и остается в воде как можно дольше. Но вскоре пославшая его воля заставляет чудовище покинуть волны.

Огромные когти погружаются в песок. Он встает на задние лапы, поддерживая равновесие длинным хвостом. Хотя теперь наэфрин облечен в плоть, он совершенно сливается с темным пляжем. Он по-прежнему не принадлежит этому миру.

Он делает шаг вперед. Нужно спешить.

С плеч его струятся соленые ручейки, от чешуи поднимается пар. Но с когтей сочится не только вода. Он неровными рывками продвигается по песку, с каждым шагом оставляя за собой следы — лужицы расплавленного стекла.

Он пришел убить. Убить бога.

Часть первая

Потеря милости

Гумор [старолиттикское

И пала тьма - clem0008_1.jpg
— быть влажным] — 1) любая полезная жидкость животного; 2) одна из четверки более значительных жидкостей тела (кровь, пот, мужское семя, менструальная кровь) или пятерки менее значительных (слезы, слюна, мокрота, желтая и черная желчь); 3) благословенные жидкости, из которых вытекают Девять Милостей богов.

Первичный трактат по телосложению, страница 3593

Глава 1

Пант

Иногда ночь никак не закончится.

Тилар де Нох встал на колено на растрескавшихся булыжниках и утер кровь с темной щетины на подбородке. Минуту назад, когда его вышвырнули из «Древесной лягушки», он неудачно приземлился на руку, которая усохла и потеряла чувствительность уже несколько лет назад. Она не выдержала его тяжести, и Тилар оказался лицом к лицу с не слишком-то привлекательной мостовой.

Пока он целовался с камнями, ему припомнилась старая поговорка Летних островов: «Хорошая ночь длится вечно, а плохая еще дольше».

Стоя на колене, Тилар молил всех богов, чтобы нынешняя ночь наконец-то закончилась. Пропади пропадом эта долгожданная пинта и тихое, наедине с самим собой, празднование тридцатого дня рождения. Сейчас он более всего желал оказаться в своей одинокой постели на чердаке рыбной лавки.

Но, как говорится, не судьба. Еще повезет, если доведется увидеть рассвет.

Тилар слизнул кровь с разбитой губы и стрельнул глазами по сторонам, высматривая путь к отступлению.

Там, где улица уходила вверх, тянулись террасы, виллы и ухоженные сады горожан, у которых хватало достатка, чтобы наслаждаться прохладным ветерком с моря. В самом конце улица поднималась к кастильону, что сиял белизной на вершине Летней горы. И который к тому же хорошо охранялся, так что спасения в том направлении искать не стоило.