Пища Мастеров - Горац Евгения. Страница 1

Горац Евгения

Пища Мастеров

I Доктор Хьюз и Казадор

не всем дано попасть туда - в золотые ворота…

Чтобы произошло чудо, я не могу просить его ни о чем. Он должен сам мне обрадoваться, и желательно в первый же момент. Все говорят, что у нас с ним мало общего, что я просто выполнила свою миссию и благодаря мне он оказался на более высоком уровне, так что все в порядке. Можно было бы забыть о нем и спокойно заниматься своими делами, но я все думаю - как он там? Не забыл ли меня, не бранит ли? У нас и вправду мало общего, и объединяет только то, что нам обоим одного реального мира - недостаточно, сколько бы мы не убеждали себя в обратном. Я сама пойду к нему, как в прошлый раз. Хоть и знаю, что рискую оказаться в сетях давно усмиренных и забытых, но все же тлеющих собственных страстей, которые при неумелом обращении могут доставить массу хлопот и вовлечь в новые, совершенно непредусмотренные дeмoкодексом поступки, как это уже бывало здесь раньше. Пусть сколько угодно упрекает меня в эгоизме и непрошенном вмешательстве в чужие игры, лишь бы не прогонял и не замыкался в себе. Больше всего я боюсь увидеть холод в его глазах.

Но я и тогда не уйду, а попробую растопить его всеми известными мне средствами. Страшно признаться себе, но кажется, я готова употребить недозволенные методы, которые в реальном мире иногда называют колдовскими.

- Я не буду просить его ни о чем, - пообещала я Сорочинской, - надо, чтобы он сам…

Та обреченно махнула рукой. Она сначала хмурилась и не хотела меня отпускать, потом пошутила насчет того, что еще не придуманы средства, чтобы остановить или задержать ураган - и, наконец, пожелала удачи. А Стас усмехнулся и сказал:

- И не проси. Помни, такая женщина как ты - царица, они - не просят, а приказывают.

Я тут же представила себя в царских хоромах: я на троне, а он - у моих ног, просит дозволения поцеловать подол платья.

- Встань, -говорю я ему повелительно,- встань, ты волен делать все, что хочешь, я не буду тебя удерживать.

Хоть я и царица, но все же не могу повелеть ему обрадоваться мне, а без этого ничего не получится.

А еще Сорочинская сказала:

- Ты теперь все можешь. Создай сама ситуацию, ужин приготовь, вина налей, развлеки его, накорми вкусно, а к столу пирог испеки, да непростой: замеси тесто, слепи две фигурки - себя и его, макни их в вино, в базилике сушеном обваляй, а потом сомни все в один кусок и пеки. А первый кусок сама отломи и протяни ему, только смотри, чтоб не горячий был, но и совсем остыть не успел, чтоб немного теплее руки твоей. И никаких ножей, лучше ломать.

- А рецепт теста?

- Э, нет, я тебя чему учила? Рецепт- сама.

И я представила себе его руки сильные и плечи могучие, взгляд внимательный и недоверчивый, и стала мысли свои в тесто замешивать: муки в плошку, а в муку перцу красного досыпала, острого, как его слова. Еще тмина щепотку - он любит этот запах, ему приятно будет, и сыру тертого пахучего - для вкусноты, а еще меда ложку - сладкого, как его поцелуи. И яйцо, чтоб скрепить все. Тесто мягкое, эластичное, мнется послушно в руках, фигурки сами лепятся, и думать надо о том, чего я хочу. А хочу я обнять его, сказать, чтобы не упрямился и не уходил больше, и что мне без него ни за что с этим делом не справиться.

Ну вот, почти готов пирог, горячий, пышно поднимается, на моей страсти, моей вине замешан, сумасшедшинки добавлю и пикантности, и еще в духовку минут на десять, чтобы зарумянился. Я отломлю ему пирога теплого, и вина сама налью, и смотреть стану как он пьет и ест, а я рядом сяду и потрусь щекой о его ладонь. Не уйдет он, со мной останется, и не будет больше на меня сердиться.

***

Кажется, прошла целая вечность с момента, когда все это началось. В нью-йоркском медицинском центре, где я тогда работала, появился новый психиатр… Нет, пожалуй, немного позже, когда Вика первый раз пришла на прием. И почти одновременно с этими - на первый взгляд малопримечательными - событиями я выложила, а точнее - выплеснула цикл маленьких рассказиков в своем сетевом блоге.

Нет, если быть совсем точной, все началось сразу после того, как я заявила, что более чем далека от всякой мистики. А ведь так всегда: как только я что-нибудь заявлю нахально, то меня вот это самое, которое я отрицаю, хвать - и мордой прямо о себя хрясь!

Но я отвлекаюсь, а надо вспомнить все последовательно, восстановить в памяти, чтобы понять, какие я сделала ошибки, нарушив естественный ход событий, и могло ли все быть по-другому.

День был обычный, без приключений. Вика Молохова пришла на прием впервые. Как обычно, я заранее посмотрела ее медицинскую карточку: пол женский, двадцать восемь лет, рост 165 см , вес 115 кг - и направление от терапевта на консультацию для похудания.

Я достала все необходимые формы для заполнения и прибор для измерения процента жира в теле.

Вика - симпатичная, сероглазая, застенчиво улыбающаяся.

Начали с вопроса, который я задаю обычно всем пациентам с подобной проблемой:

- По какой причине вы набрали лишний вес?

Вообще-то причина и так понятна, да и в карточке рукой терапевта выведено: пациент признает «бесконтрольное поглощение пищи», и симптомы депрессии тоже налицо. Но цель моего вопроса в том, чтобы человек произнес сам, вслух, что-то вроде: «Я много ем» , «Я мало двигаюсь» или хотя бы: «Со мной что-то не так, помогите разобраться». Если он начинает валить свои проблемы на неудачную наследственность или медленный метаболизм, тогда моя беседа пойдет по другой схеме.

- Почему же вы поправились на сорок пять килограммов за последние несколько лет?

- Я несу наказание, - не моргнув глазом, ответила Вика.

- Что вы имеете ввиду?

- Доктор, вы верите в расплату или проклятье? Только честно скажите.

- Ну, верить можно только в бога, а все предположения должны проверяться эмпирическим путем. Хотя я допускаю то, что понимается в народе под проклятьем, но возможно мы с вами подразумеваем под этим разные вещи.

- Можно мне объяснить?

- Да, пожалуйста.

- Понимаете, я плохо относилась к толстым людям, я их… обижала… Когда- то давно - я была еще ребенком - у нас девочка во дворе была, Сонечка… она очень толстая была, говорили, она будто болела чем-то, поэтому… Но может и нет, не знаю точно, может просто родители раскормили. Она хорошая была, умная такая: пока мы бегали во дворе, играли в лапту или жмурки, она тихо сидела на скамеечке с книгой, а потом нам волшебные истории рассказывала и сказки разные. Ну, бывало, что дети ссорились, дразнили друг друга, а ее как дразнить? Жир-пром-комбинат…

- …мясо- сало- и- салат,- закончила я.

Вика обрадовалась.

- О, вы помните такую дразнилку? Ну, а Сонечка вообще-то чувствительная была, плакала, обижалась, а после подолгу дома отсиживалась, не хотела во двор выходить. А еще была соседка у нас, тетя Лида, жила этажом выше - она тоже очень хорошая женщина была, это я сейчас понимаю, с высоты прожитых лет, как говорится. Она всегда помогала готовить, если у кого из соседей торжество было, и никогда денег за это не брала. И знаете, она пекла удивительныо вкусные пирожки с маком, начинка сочная такая, а тесто тонкое, хрустящее…

- Не отвлекайтесь пожалуйста,- попросила я, незаметно сглотнув слюну.

- Извините. Ну так вот, она тоже полная была очень, и как-то я, глядя на нее ляпнула: «Если бы у меня был такой живот как у вас, я бы повесилась.» Ну вы же понимаете, доктор, мне лет двенадцать тогда было, я же глупая совсем была и бесчуственная. А она глянула на меня из-под очков, и вроде бы даже не обиделась, а засмеялась и сказала:

« Будет и у тебя такой живот, а может и больше». Доктор, а вы сказку «Карлик Нос» помните?

- Помню,- сказала я рассеянно.

А ведь это было первое упоминание об известном во всех мирах фуэнсене - но я тогда даже не могла предположить, что через некоторое время буду ловить и каждое слово, и каждое движение этой самой тети Лиды, а вернее Сорочинской Лидии Яковлевны, чтобы научиться хоть малой доле того, что она умеет.