Остаться в живых… - Валетов Ян. Страница 39

– Ёксель-моксель! – произнес Кущ, открывая объятия Изотовой. – Ленка! Мать! Ну, до чего ж хорошо выглядишь!

Изотовой пришлось слегка наклониться, чтобы Кущенко расцеловал ее в щечки. При этом Владимир Анатольевич игриво прихватил ее за грудь.

– М-да… Знал бы раньше – после школы женился бы на тебе! – продолжал сыпать комплиментами плантатор-пограничник. – Вот смотри, Олежка пополнел!

Он слегка хлопнул Ельцова по животику, выпирающему из-под выгоревшей, линялой футболки.

– Пима полысел, но в тонусе!

Он приобнял Губатого за плечи, этак по-хозяйски, покровительственно: так старший брат обнимает младшенького – Ивана-дурака, с некоторым брезгливым намеком на братнину убогость и с железной уверенностью в том, кому именно достанется мельница при разделе имущества батюшки.

От этого игривого тона, от плохо скрываемого превосходства в визгливом, как циркулярка, голосе Губатому на ум пришло, что было бы неплохо, прямо здесь, в шикарной кают-компании моторной яхты, на глазах у Ленки, Ельцова и этих двух «оруженосцев», заехать Кущенко в репу, да так, чтобы пятки мелькнули в воздухе. Желание было неразумным, но настолько сильным, что Пименов на секунду прикрыл глаза, скрывая от собеседников мелькнувший в них кровожадный блеск.

Не стоило из-за наплыва глупейших эмоций портить отношения с человеком, который при малейшем желании мог размазать и самого Губатого, и его бизнес, микронным слоем по территории всего Краснодарского края. Кущ обид не забывал. За его честь могли вступиться все силовые ведомства, мытари, неформальные объединения, называемые в просторечии шайками и ОПГ, и даже морской спецназ. Посему, с желаниями приходилось бороться.

Губатый растянул свои негритянские губы в улыбке, но ответной фамильярности, вроде приобниманий, похлопываний и пощипываний, по отношению к своему собеседнику не проявил.

– И ты отлично выглядишь, Володя! – сказала Изотова, внимательно разглядывая обстановку и застывших на диванчике «оруженосцев». – Прекрасный кораблик! Слушай, а можно к тебе на государеву службу хоть юнгой пристроиться? А? Мне, конечно, «Титаник», как у тебя, не нужен, но хоть на косметику в таком хлебном месте я себе точно заработаю!

– Да вы присаживайтесь, что стоите, как неродные! – заулыбался Кущ. – Тебя, Ленка, на сторожевой корабль брать нельзя, подорвешь моим орлам боевой дух! Им надо за нарушителями госграницы следить, а не за твоими ногами! И о Родине думать денно и нощно, а не о том, как бы тебе засадить!

Владимир Анатольевич задорно подмигнул, достал из своих белых теннисных шорт пачку влажных салфеток и начал вытирать руки, поглядывая на то, как гости рассаживаются за круглым столом. Изотова уселась как раз напротив Куща, имея по правую руку Пименова, а по левую – супруга. Кущенко, как и полагается настоящему рыцарю на привале, сидел между двумя полуобнаженными эскортницами.

«Кутузов! – подумал Губатый оценивая мизансцену. – Совет в Филях! Только глаз не тому набили».

– Ну, – провозгласил Кущенко и одним движением скрутил голову бутылке «Стандарта» – наконец-то мы с вами выпьем за встречу!

Он сноровисто разлил водку по рюмкам всех сидящих, (в момент, когда он наливал водку в рюмку Пименова, глаза его стали насмешливыми), без исключений, и стал разбираться с многочисленными нарезками, салатиками в магазинных упаковках, огородиками из красных, сладких краснодарских помидоров, нарезанного крупными кольцами лука, болгарского перца и душистой свежей зелени.

Губатый рюмку в руки не взял, а безо всякой позы или признаков недовольства налил в свой бокал минеральной воды и поставил бутылку радом с тарелкой.

– Володя, – проворковала девица, которую Кущ представил, как Инга, – а можно дамам шампанского? В жару так холодненького хочется!

Кущ отмахнулся от нее локтем, как от назойливой мухи, руки его были заняты созданием бутерброда с черной икрой, и сказал:

– Шампанское, Марго, это на случай праздника! Это если мы с друзьями о чем-то договоримся, тогда и разопьем бутылочку, ясно? Шампанское – напиток радости, а для радости пока повода нет. Так что водку выпьешь, она тоже холодная!

– Я не Марго, – жеманно сказала девица и погрозила Владимиру Анатольевичу крупным пальцем с приклеенным дюймовым ногтем. – Ты забыл, Володенька? Я – Инга!

Кущ прекратил ваять закуску и медленно повернул голову в стороны «оруженосца»:

– А мне похер, хоть Евлампия! Пей, что дают! Ясно? И еще раз услышу «Володенька» – получишь в морду, отвечаю! Какой я тебе, к черту, Володенька! Как меня надо называть?

Пименов ухватил из баночки оливку с анчоусом и, с наслаждением ее разжевывая, наблюдал, как габаритная дама на глазах уменьшается в размере под действием этого тоненького голоса. Вторая дама, представленная гостям, как Марго сидела тише воды, ниже травы, не поднимая глаз. Кто бы их ни инструктировал перед поездкой, но о том, что Кущ крут нравом, девицы были предупреждены, и до смерти боялись не угодить нанимателю.

– Владимир Анатольевич! – выпалила Инга.

– Ну, так церемонно не надо, – сказал Кущ. – Просто Володя. Мы же на отдыхе!

– А мне? – спросила Изотова, глядя на Кущенко с ухмылкой. – А мне можно называть тебя – Володенька?

– Да, хоть все время! Называй, радость моя! – разрешил тот и поднял рюмку. – У всех нОлито? Ну, тогда… О! Леха? А ты что? Брезгуешь?

– Ну, почему, Вова? Не брезгую. Водички с вами выпью. А так – ты же знаешь, я в завязке!

– А я думаю, что брезгуешь! – возразил Кущ с убежденностью прокурора. – Ёксель-моксель! В кои веки сядешь за стол со старинными знакомыми, а они твоим обществом брезгуют!

– Ребята с тобой выпьют, – рюмка, стоящая перед Губатым, была полна ровно по золотой ободок.

Именно так, как он сам бы себе налил. Водка в ней была холодна и прозрачна. Пименов прекрасно помнил ее вкус – обжигающе сладкий! Как прокатывалась она по пищеводу и взрывалась в желудке маленькой сверхновой. После трех-четырех вот таких рюмочек глаза заволакивал легкий, почти прозрачный туман. Если смотреть на мир сквозь него, то жизнь казалась вовсе несложной, в общем–то удавшейся и даже приятной штукой.

– А я пить не буду. Я в завязке. И если тебе это не нравится – я выйду. Ты тут хозяин, но каждый из нас волен сделать выбор. Так? Тогда, Кущ, запомни, я не пью. И не служу в пограничных войсках, где ты командуешь!

– Все, все, все! – торопливо проговорил Владимир Анатольевич, тряся головой, как полковая лошадь. – Не хочешь, не пей! Что, уже и предложить нельзя? Ладно! За встречу, ребята! За наше общее прошлое! И за наше общее будущее!

Все выпили, оба «оруженосца» как по команде опрокинули рюмки и принялись со всем возможным изяществом закусывать.

– Частишь, Володенька, – сказала Изотова насмешливо и облизнула губы. – Три тоста в одну рюмку! Тебе что, водки жалко?

– Не говори! – произнес Кущ. – Не жаль! Вот чего-чего, а водки мне не жаль! Чего ее жалеть? Ее пить надо, ексель-моксель! И мы выпьем! Вот сейчас закусим, а потом еще выпьем! Потому что без закуси мероприятие превратится в банальную пьянку, а мне вы нужны трезвыми и здравомыслящими. Так что – ешьте, не стесняйтесь!

После пятидесяти граммов «Стандарта» Ельцов явственно ожил. «Ласточку», за счет габаритов, качало гораздо меньше, и прохлада тоже способствовала улучшению самочувствия. Как бы то ни было – Олег с аппетитом ел.

Под тост о значении дружбы была выпита и вторая – Изотова и Кущенко от нее раскраснелись, «оруженосцы» стали поблескивать глазками, а вот Ельцов побледнел. Третья была налита, но не выпита, а Владимир Анатольевич уже спикировал на цель словно бомбардировщик.

Он откинулся на спинку диванчика, извлек откуда-то из-за спинки пачку сигарет и зажигалку и с аппетитом закурил. В кондиционированном воздухе кают-компании слегка запахло хорошим табаком, но только слегка: дым вытягивало в вентиляционные решеточки.

– Теперь, – объявил Владимир Анатольевич, – давайте немного о делах. Вопрос у меня, собственно, только один. Сколько?