Стальная Птица - Аксенов Василий Павлович. Страница 4

– Ну, хорошо, раскладушку я вам дам, но вы уж извольте помнить, что лифт – место общего пользования, – заворчал Николаев; всегда он так ворчал, когда шел кому-нибудь навстречу. – Пойдемте, товарищ Попенков.

– Подождите! – воскликнул Попенков. – Давайте помолчим. Такие минуты надо фиксировать.

Николай Николаевич в полной уже расплывчатости, словно под гипнозом, молча зафиксировал эту минуту.

Затем они вышли в переднюю. Клавдия Петровна выглянула из кухни и замерла, раскрыв рот, глядя, как муж ее лезет на антресоли за раскладушкой. Попенков скорбно взирал на нее уже с лестничной площадки.

– Вот вам раскладушка, – буркнул Николаев. – Учтите, рассчитана только на одного: пружины слабые.

– Николай Николаевич, вы прекрасный, прекрасный (прекрасный!) человек. – Попенков с раскладушкой под мышкой стал спускаться.

– Скажите, а как вы попали ко мне? – спросил вслед Николаев.

Попенков обернулся.

– Обычным путем. Да вы не волнуйтесь, Николай Николаевич, о вашем корнете я никому. Ни гугу, могила. Ведь я понимаю, у каждого есть свои маленькие тайны, вот я, например...

– Вы уж меня, пожалуйста, в ваши тайны не посвящайте, – мрачно сказал Николаев, покосившись на авоськи, из которых продолжало что-то капать.

Закрыв дверь, он напустился на Клавдию Петровну:

– Ты что же, мать, двери не закрываешь, когда тебя просят?

– Коля, дружок, побойся бога, замкнула я, как взялся ты играть, и цепочку повесила.

– Что же он, в окно влетел, что ли?

– В самом деле, – ахнула Клавдия Петровна, – не в окно же. Может, и впрямь я запамятовала, закрутилась по кухонным вопросам. Старею, Коля, склероз, видать... А кто таков-то?

– Из органов, – буркнул Николай Николаевич, чтобы пресечь дальнейшие расспросы.

Супруга у него была натренированная и затихла.

В этот вечер некоторые из жильцов, проходя в лифт, замечали в темном углу парадного скорбную фигурку с двумя авоськами и с раскладушкой, а некоторые проходили, не замечая. Попенков приветствовал жильцов смиренным наклонением головы. Когда последний жилец, легкомысленная Марина Цветкова, ловко ускользнув от провожающего офицера, поднялась в лифте к себе на этаж, и когда офицер перестал колобродить по подъезду и возмущаться коварством Марины, Попенков опустил лифт, поставил в нем раскладушку, поел немного мяса, немного рыбы и принял горизонтальное положение. В этом положении он с чувством глубокой благодарности подумал об управдомами Николаеве, с легкой симпатией о Марии Самопаловой, которую знал пока только по песне корнета, с легкой укоризной о замминистре З., с легким волнением о его молодой красавице жене, с легкой игривостью о быстроногой Цветковой Марине, а затем погрузился в мечты.

Мечты его были необузданны, почти фантастичны, но о них мы пока распространяться не будем, скажем только, что если для всех людей сон – это сон, со сновидениями или без, то для Попенкова сон – это как бы своеобразный разгул мечты.

Утром, ровно в шесть, Попенков очистил лифт и встал в своем углу, смиренно приветствуя выходящих из дома жильцов. Так было на следующий день, на третий, на пятый, на десятый...

Естественно, поползли всякого рода слухи, домыслы, предположения, но в конечном счете все это стекалось в домовую контору и там останавливалось.

Между Николаевым и замминистром З. произошел разговор такого рода.

– Послушайте, товарищ майор, – сказал З., – этот тип из подъезда, он ничего вам обо мне не говорил?

– Он говорил, что не раз спасал вам жизнь, – ответил Николаев.

– Очень многие люди спасали мне жизнь, но вот этого я что-то не помню, – задумался З., – нет, решительно не помню.

– Может быть, еще спасет, – предположил Николаев.

– Вы так считаете? – опять задумался З. – А он не опасен? А то, знаете, сам я не из трусливого десятка, но милиционер мой волнуется.

(На площадке замминистра постоянно дежурил старшина милиции Юрий Филиппович Исаев.)

– Я думаю, он не опасен, – сказал Николаев, – что в нем опасного? Несчастный человек, тонкий, разбирающийся в искусстве.

– Ну, тогда пусть, – махнул рукой З.

Вот, собственно говоря, и все, на этом заканчивается первая глава. Следует только еще сказать, что к Попенкову скоро все привыкли, а многие даже прониклись сочувствием. Вскоре он стал вхож в некоторые квартиры.

Он умел слушать людей, сопереживать, и довольно большая часть жильцов раскрыла перед ним свои души. Правда, рабочий класс во главе с водолазом Фучиняном косился на Попенкова и близко к себе не подпускал.

Справка техника-смотрителя

Двойная дверь дома № 14 открывается наружу, ширину имеет 3 метра 52 сантиметра, высоту 6 метров 7 сантиметров. Дверь изготовлена из древесной породы, называемой «дуб», имеет с двух сторон медные ручки в виде пресмыкающегося животного «змеи».

Над дверью имеется фонарь в сетке из цветного металла, сетка состоит из 24 ячеек, лампочка (100 в.) цела.

Примечание. Дубовая поверхность обеих створок двери имеет резное изображение виноградного фрукта, сильно пострадавшее в нижних частях. В трех сантиметрах от наружной ручки вырезанная острым предметом надпись из трех букв скрыта тремя параллельными надрезами по приказанию домовой конторы, однако при внимательном рассмотрении читается.

Пройдя через двери, мы имеем перед собой овальное помещение, т. н. парадное, площадью примерно 178,3 кв. метра. Цифра приблизительна, поскольку точную квадратуру овала измерить столь же трудно, сколь квадратуру круга. Высота куполообразного потолка «парадного» в высшей точке 16,8 метра. Пол представляет кафельную мозаику ориентального, точнее, мавританского характера (консультация в Институте востоковедения). Пол имеет повреждения плиточного фонда в размере 17,2 % к общему числу плиток.

С потолка свисает на металлическом шнуре люстра– плафон в виде древнегреческой амфоры с ручками (консультация в Музее им. А. С. Пушкина).

Бездействует и представляет собой угрозу для жизни, ввиду износа шнура, но в связи с отсутствием в домовой конторе соответствующих лестниц-стремянок (12 м) не может быть ликвидирована для передачи в музей.

Освещение «парадного» осуществляется через посредство четырех плафонов, по два с каждой стороны, каждый плафон имеет по три патрона для электроламп. Из двенадцати ламп действуют восемь. Свет рассеянный, мутно– желтый. Дальний правый плафон поврежден (разбит) с левого угла, отчего образуется луч, упирающийся в нишу, расположенную по левую руку от двери на расстоянии 1,25 метра от последней. Ниша имеет сводчатый верх, высоту 2,5 метра, ширину 1,5 метра. Ранее в нише помещалась полая чугунная скульптура императора Петра I, от которой сейчас остались лишь сапоги высотой 1,1 метра, именуемые еще ботфортами (консультация в журнале «Октябрь»).

Окраска стен на уровне 1,6 метра – темно-синий колер, масляная краска с применением олифы. Выше и по всему куполу фрагменты сильно пострадавших фресок (1914 г. н. э.), как то: кудри, конечности, складки одежды, женские молочные железы и т. п., элементы древнегреческой мифологии (консультация в журнале «Октябрь»).

Примечание. Справа и слева по стенам на темно-синем фоне имеются меловые надписи и рисунки, затертые по приказанию домовой конторы, хотя никому данные надписи и рисунки не мешали.

Дневное освещение «парадного» осуществляется через посредство шести окон с цветными витражами, по три окна с каждой стороны. Окна стрельчатые, высотой 4,5 м, шириной 0,5 м, расположены на высоте 0,7 м от пола на расстоянии 0,8 м друг от друга. Витражи левой стороны отражают ориентальный, точнее японо-китайский сюжет, как то: гейши, рикши, водоносы, чайные домики, канонерские лодки (консультация Общества советско-китайской дружбы).

Окна правой стороны отражают средневековый франко-германский сюжет, как то: рыцари, менестрели, прекрасные дамы, животные, лошади, холодное оружие (консультация Общества советско-французской дружбы). Нижняя часть второго левого витража укреплена листом фанеры размером 0,5 м х 0,9 м, нижняя часть первого правого витража укреплена картоном 0,5 x 0,9.