Королевская гончая - Штерн Оливия. Страница 37

Луиза мотнула головой.

— Нет… Дарс… но ты же…

И уставилась на носки собственных туфелек. Замечательное начало вечера, ничего не скажешь.

— Идем в дом, поговорить надо, — бросил он.

— Хорошо, — она подняла на него свои дивные изумрудные глаза, — а что случилось? Надеюсь, ничего плохого? Или… Доктор Варус что-нибудь про меня наговорил?

Он усмехнулся, подал руку, и Луиза послушно вложила в его ладонь тонкие пальцы.

Позвоночник словно током дернуло. И безумно дико захотелось не беседовать сейчас с ней о попытках подобрать ключи к шифрованной нейроматрице, а подхватить на руки, прижимая к себе, вдыхая аромат ее тела — яблоки и ваниль, — взлететь бегом по лестнице в спальню. А еще лучше не торопиться, а останавливаться на каждой ступени, срывая с ее губ стоны удовольствия.

— Доктор Варус? А что, ему есть на что жаловаться? — поинтересовался недрогнувшим голосом Дарс и мысленно похвалил себя за выдержку.

— Не на что, сэр… ой. Дарс. Я стараюсь, право же. Кое-что вспоминаю, кое-что узнаю новое.

— Вот и отлично, — получилось очень даже бодро, — я тебя для этого и устроил в лучшую академию Рамоса, чтобы ты там училась, а еще завела знакомства с разными людьми. Кстати, насчет Вири не переживай, ты его в ближайшие годы не увидишь.

— Не уверена, что он оставит меня в покое, — тихо вздохнула Луиза, и ее рука дрогнула, — и это нечестно, неправильно. Почему таким, как он или твой… сын, все можно?

— Оставит, — угрюмо ответил Дарс, крепче сжимая тонкую руку, — я отправил его на рудники, чтобы там подумал о своем поведении. Правда император решил, что это чересчур, и немного смягчил наказание. Но завтра утром Гай Вири отправится на периферию. Я, знаешь ли, уже подобрал ему планету, где никого не волнует происхождение и деньги. Там и выжить-то сложно. А что до Клайва… Возможно, звучит смешно, но ему теперь вообще ничего нельзя. Быть наследником империи не так уж легко, Луиза.

— Но ведь… я слышала, что он не наследует трон, — пробормотала она.

— Кое-что изменилось.

Они миновали холл, поднялись по лестнице на второй этаж и добрались до кабинета.

Луиза растерянно посмотрела на знакомую уже дверь.

— Я могу узнать, зачем здесь?

— Можешь. — Он пожал плечами, толкнул дверь.

Внутри было все готово: кресло, шлем на столе, витые жгуты проводов, уходящие в нейрокопир.

Луиза вздрогнула и попятилась, но Дарс вовремя подхватил ее за талию.

— Не бойся. Я всего лишь попросил у императора дозволения воспользоваться всеми свободными вычислительными ресурсами Рамоса, чтобы попытаться добраться до твоих воспоминаний. А для этого мне нужна свежая копия твоей нейроматрицы, и не просто свежая, а самая детализованная.

Кажется, она вздохнула. Черные ресницы трепетали, пряча взгляд.

Потом зябко обхватила себя за плечи.

— В прошлый раз это было больно.

И колокольчиком, упавшим в траву, звякнуло отчаяние в голосе.

Терпение, девочка. Иногда оно необходимо. Хотя далеко не всегда бывает вознаграждено.

— Я введу тебе обезболивающее заранее, до того, как отключу от нейрокопира.

Луиза медленно прошла в кабинет, села в кресло.

— Что ж, я готова. Сколько времени может занять подбор ключа?

Дарс пожал плечами.

— Никто не знает. От нескольких дней до нескольких лет.

Она хмыкнула. Затем взглянула прямо в глаза и сказала:

— Иногда мне кажется, что лучше бы ничего и не вспоминать. Такое чувство, что там, в воспоминаниях, меня не ждет ничего хорошего.

— Но какими бы они ни оказались, без них ты — не ты, — шепнул он и принялся закреплять на ее голове нейропроекторный шлем.

Не удержался, скользнул пальцами по щеке. Кожа шелковая, такая нежная. Луиза послушно откинулась на спинку кресла, выдохнула:

— Наверное, можно включать.

И он, выдвинув голографическую панель управления, ткнул в нужную кнопку.

Голова Луизы дернулась в креплениях, руки непроизвольно сжались в кулаки, и она замерла, вытянулась неподвижно. Только мерно вздымающаяся грудь говорила о том, что девушка жива.

Дарс устало потер глаза и уставился на голограмму. Там, на трехмерной диаграмме неспешно прорисовывались слои памяти, один за другим. Обширные затемнения определяли шифрованные участки, кое-где тминными зернышками мелькали светлые, доступные сознанию области. Чуть выше картина повторилась: темные воронки, словно выкушенные неким чудовищем. Триггеры на неведомые события. Триггеры, добавленные самим Дарсом…

Он нахмурился. Поторопился, ой, поторопился влезать со своими модификациями в нейрокод.

Если кукловод обнаружит, что кто-то копался в памяти Луизы, то неизвестно, чем все обернется — и прежде всего для самой девушки.

С другой стороны, убирать свои надстройки было крайне рискованно.

Кто знает, что должна выполнить Луиза?

Высший бионик способен накрыть одним-единственным проклятием весь Рам-сити. Что, если именно на это и запрограммировали Луизу?

— Куда тебя несет, Дарс Эшлин Квеон? — пробормотал он.

Оставлять свои модификации было плохо.

Убирать — тоже плохо.

Дарс подумал и все-таки стер свой код. Так, словно никто и никогда не влезал в память Луизы Вивьен Мар.

Теперь придется ходить по острию ножа… Но ведь он справится? Ради нее, ради них обоих? Даже если, вспомнив, Луиза развернется и умчится куда-нибудь в соседнюю галактику?

«Не отпущу», — рыкнул зверь внутри.

И, пожалуй, сейчас Дарс был с ним полностью согласен.

Медленно тянулись часы. Время перевалило за полночь, и Дарс подумал, что соседка Луизы могла забеспокоиться. С той девицы станется еще Варуса посреди ночи поднять, хотя он и поставил ректора в известность о том, что студентки Мар не будет на территории кампуса всю ночь.

Он посмотрел на Луизу — казалось, она мирно спит. А после пробуждения боль будет выгрызать ее изнутри, заставляя биться в судорогах. Дарс нащупал в кармане шприц-ампулу. Надо будет дать девочке дозу обезболивающего где-то за час до конца копирования. Не хочется, чтобы она мучилась. Если бы мог, перетянул бы на себя весь постэффект от работы с нейрокопиром.

Три часа ночи. За окнами густая, чернильная темень. Нейрокопир шуршит, считывая слой за слоем все, что происходило с Луизой за ее недолгую пока что жизнь.

Кофе и сигара. Магда не одобрит, она вечно бурчит, что мистер Эшлин слишком много курит и слишком мало спит. Открыть окно, чтобы Луиза дышала свежим воздухом.

И почему каждый раз, когда он на нее смотрит, в душе бушует шквал эмоций? Жуткая, взрывоопасная смесь. Желание обладать, сделать своей, жениться, наконец, чтобы ни у кого и мыслей не возникало посягать на его девочку, — и вместе с этим горчащая нежность, боязнь причинить боль и острое, словно лезвие ножа, осознание того, что, если Луиза вспомнит себя, быть может, она вспомнит и того, кого любила.

Дарс чертыхнулся, потушил сигару, помахал рукой, чтобы развеять дым. Из распахнутого окна тянуло сыростью, прохладой, ранней осенью. Меж деревьев ползли клочья белесого тумана, в свете луны он отливал розовым.

Потом Дарс присел на корточки рядом с Луизой, аккуратно закатал ей рукав рубашки и воткнул в тонкую венку иглу. Нажал на поршень до упора.

Четыре часа. За окном медленно светает. А он, как мальчишка, стоя на коленях перед креслом, смотрит на спокойное расслабленное лицо под прозрачным пластиком нейропроекторного шлема.

Нейрокопир мягко запищал, оповещая об окончании процедуры. Дальше — все автоматически, даже без участия оператора. Щелкнули разъемы, выпуская Луизу из объятий нейронного сна. Распахнулись широко глаза, изо рта вырвался сдавленный хрип.

Все же больно.

Но не так, как если бы без препарата.

Хрупкое тело выгнулось дугой, сползает с кресла на пол, и Дарс успевает подхватить ее, крепко прижать к себе.

— Все, все, хуже уже не будет… Просто… закрой глаза. Я сейчас отнесу тебя на диван.

— Хуже… просто некуда, — выдыхает она и доверчиво откидывает голову на локоть Дарса.