Мятежница (ЛП) - Шеферд Майк. Страница 74

— Слышим! Слышим! — снова разнеслось за столом.

Прибыло виски для Крис. Подняли бокалы.

— И впрямь тупые, — полковник Хэнкок, в гордом сине-красном мундире, высоко поднял бокал. — Тупые как столбы в заборе. Ни один умный не взялся бы за такое дело.

Прежде, чем бокалы опустились, поднялся полковник Халверсон.

— За кровавых космических пехотинцев. Единственных, кому хватает мужества пригласить Дам из Ада на танец.

Ничуть не обидевшись, Крис подняла свой бокал. У дедушки Троубла во взводе было много женщин.

— В зубах бури мы поднялись на Черную Гору. Первая линия обороны едва поняла, что произошло, им даже не пришлось выбирать: сражаться и умереть или сдаться и рискнуть убедить присяжных в своей правоте. Вторая линия была предупреждена вспышками нашего оружия. Плевались пулеметы, минометы. Заговорила артиллерия... но вслепую. Люди оставались в живых и гибли как демон кости бросит. Взводами и отделениями отряд двигался по земле смерти. Они прятались в расщелинах и канавах. Люди сражались, люди умирали, в то время как злодеи пели свою зловещую джигу, пока вторая линия, наконец, не стала нашей.

— Слышим! Слышим! — снова ответили тостом. Крис выпила, но тепло, растекшееся по телу, не смогло рассеять озноб, заставивший ее вздрогнуть. Рассказ Эммы перенес ее туда, в тот хаос. Она была там, в темноте, пронизанной молниями, под дождем. В ту далекую темную ночь солдаты уже не были людьми, они были богами.

— Наши артиллеристы, до этого с готовностью прочесавшие вторую траншею, а потом принялись за третью. Никто, держащий в руках винтовку и нож, не мог им помочь, но благословлял тех, кто заставил трусов бежать, плакать и сдаваться лишь только увидев нож и килт.

— Но, когда мы приблизились к конечной цели, артиллеристы продолжали бить по той же площади. Полковник выпустил ракету условленного цвета, но враг ждал этого, и потопил ее в ливне лживых огней. Артиллеристы отчаянно пытались понять намерения штурмового отряда. Послали гонцов, но их ноги не смогли обогнать пули. Побежали трое с вестью от полковника. Все трое погибли.

— Затем вызвался чернокожий сержант МакФерсон. Его двадцать лет только что истекли, бумаги об увольнении лежали в кармане у сердца. «Я передам сообщение, полковник. Если такая лиса, как я, не сможет пересечь эту землю, ни один ангел на небесах божьих этого не сможет».

— Призраком черный сержант выскользнул из траншеи. Как туман на болоте, он пролетал от одной воронки до другой. Когда молнии превращали бурную ночь в раздираемый бурей день, он застывал, как скала. Снаряды летели в него, пули тянулись к нему, враг пытался схватить его — и промахивался. Ни один приспешник ада не смог коснуться этого божьего посланника.

— Но над удачей не смеются, а дьявол все равно берет свою плату. В двух шагах от траншеи первой линии один из снарядов поймал храброго сержанта. Поднял его и швырнул в траншею. Последним вздохом он передал послание полковника рядовому Халверсону. Теперь факел принадлежал ему. Рядовой, без оглядки, помчался дальше. Бесстрашной ланью он пересек полное воронок поле, направляясь туда, где артиллеристы занимались своим делом.

— По слову рядового орудия замолчали. По слову рядового Черная Гора замолчала. И с радостными возгласами мы поднялись, каждый мужчина и каждая женщина, способные бежать по грязи. Засевшие в третьем окопе, кто не догадался сбежать, умирали на месте, или сдавались, поднимая руки к облакам. Мы, горцы ЛорнаДо с горсткой братьев космических пехотинцев, в ту штормовую ночь уничтожили целую дивизию.

В очередной раз дружно разнеслось по столам: «Слушаем! Слушаем!», высоко поднялись бокалы. Эмма выглядела измотанной, словно сама взбиралась на Черную Гору. Когда она снова заговорила, она была подавлена.

— Утром те, кто хвастался, что возглавляет Корпус, увидели наш флаг на Черной Горе и отчаялись. Пошли слухи, что из одного конца лагеря на другой можно было пройти, не касаясь земли, настолько плотно валялись на земле сброшенные мундиры. И те из вас, кто помнит, как человечество сражалось с длинными щупальцами Итич и знает, каково это, спросите себя, могли ли мы продержаться до этого последнего сражения, если бы не оружие, выкованное в кузницах Саванны? Поэтому, собираясь выпить, поднимите бокал с мыслью о тех прекрасных Дамах из Ада, что в ту ночь танцевали на Черной Горе.

Рюмки были подняты и опустошены. Крис тут же пожалела, что в столовой не оказалось камина, чтобы о него разбить рюмку, которая с этого момента стала слишком священна, чтобы из нее можно было просто пить. Но, как и во многих других делах, батальон выживет.

Полковник Хэнкок откашлялся, разорвав тишину.

— Когда вы впервые услышали эту историю, капитан?

— Сидя на коленках у дедушки, — улыбнулась та. — Я тогда была ниже его щегольской трости. Он служил старшиной, так же, как вслед за ним мой отец.

— Вы же взяли комиссионные.

— Да, сэр. И папа, и дедушка согласись, что старшин в семье хватает. На этот раз им был нужен офицер.

Это вызвало смех за столом, только не на том конце, где расположились командиры взводов. Крис подозревала, они нашли в шутке идею, что не отрабатывают в полной мере свое жалование. Когда смех затих, полковник Хэнкок продолжил:

— Подозреваю, в тот день, когда вы нацепили лычки лейтенанта, у вашего отца для вас нашелся некий совет. К несчастью, не нашлось никого, кто бы мог исполнить подобный священный долг для энсина Лонгкнайф. Не могли бы вы поделиться с ней тем, что подарили вам ваши отец и дедушка?

— Сэр, это было бы неплохо, но старшина не тот тип, кому стоит переходить дорогу. Он вряд ли простит меня.

Взгляды, которым обменялись офицеры за столом, сказали, что и впрямь полковой старшина один из тех немногих офицеров, которому не стоит переходить дорогу.

— Думаю, — поднялся полковник Халверсон, — что смогу организовать должное отпущение грехов от полкового старшины.

Столовая взорвалась смехом, но быстро все затихло, когда поняли, что полковник к веселью не собирается присоединяться, наоборот, весь его вид был серьезнее некуда.

— Если у энсина, носящего такую весомую фамилию, как Лонгкнайф, не было ни благословения, ни предостережения, соответствующих призванию, я не могу придумать ничего лучше, чем слова, которыми поделился с вами полковой старшина.

Эмма кивнула. Она встала, повернулась к Крис с такой торжественностью, что Крис затрепетала, а в глазах появились слезы, которых она не чувствовала ни на выпускном курсе колледжа, ни на выпускной речи школы офицеров, ни даже находясь под огнем противника. Крис почувствовала, как у нее загорелась кожа от такого интенсивного внимания. Но не это заставило ее задрожать. Смотреть в глаза Эмме сейчас все равно что встретиться лицом к лицу с богиней, и не было в мире больше ничего пугающего, чем лицо абсолютной истины.

— Это слова полкового старшины, — тихо начала Эмма. — Истории правдивы, я ни слова не солгала. Тебе придется командовать людьми, мужчинами и женщинами, такими же напуганными, страдающими, уставшими и растерянными, как те, что слышала в историях. Разница между напуганным и уставшим солдатом в том, что отныне лидер — ты. Отныне твоя обязанность помочь им найти глубоко внутри себя мужество и волю сделать то, что, как ты считаешь, должно быть сделано.

— Никогда не злоупотребляй этой властью. Потратить ее впустую значит потратить впустую не только этот единственный момент, но и жизнь, и все то, что эта жизнь могла бы дать какому-нибудь солдату.

— Когда-нибудь наступит момент, когда они будут тренироваться и жить ради тебя, ты будешь обладать силой жизни и смерти своих людей. Чтобы заслужить это, тебе нужно стать их слугой. Сухие ли у них ноги? Хорошая ли еда и кровать? Тебе придется отвечать на эти вопросы за них прежде, чем они сами позаботься о себе. Тебе дана власть над ними. Ты ее потеряешь, если начнешь использовать для чего-то другого, а не для подготовки солдат и самой себя к важному дню, когда смерть начнет смотреть в твою сторону.