Любовь по-испански (ЛП) - Хелле Карина. Страница 32

— Я уже разрушена.

Я беру ее за руку и тяну ближе к себе. Я стираю ее слезу большим пальцем, так

нежно, чтобы не разрушить еще больше.

— Я не позволю этому стать нашим концом.

Она пытается улыбнуться.

— Я верю тебе.

— Правда? — спрашиваю я, нежно целуя ее в щеку. — Ты действительно веришь, что я говорю тебе правду? Ты действительно веришь, что я буду бороться за тебя?

Ее взгляд скользит в сторону, но она не найдет ответов нигде. Они все в моих

глазах; все они там, если она захочет получить их.

— Становится поздно, — вместо ответа произносит Вера, потирая руки ладонями, будто ей холодно. — Нам разве не нужно возвращаться в Сан-Себастьян?

Солнце скроется за горизонтом не ранее, чем через час. Чего она действительно

пытается избежать, так это нашего разговора. Мне стоило бы хотеть того же самого –

избежать разговора об отвергнутом предложении. Но не этого я хочу. Я хочу остаться и

поговорить. Я хочу увидеть в ней тот огонь, побуждающий бежать напролом прямо в

гущу битвы. Выглядит так, будто необходимость возвращения домой уже изменила ее, сломила ее волю и она сдалась, чтобы стать той, кем должна быть.

Я не могу позволить этому случиться и не позволю. Но как бы много я не

чувствовал и не думал об этом, то ничего не могу сделать. Я лишь могу быть там для нее, независимо от того, как бы сильно не разбивалось мое сердце, каким слабым и уязвимым

становилось бы мое самолюбие.

Я взял ее за руку и сказал:

— Хорошо. Мы можем возвращаться.

Но мы не можем вернуться, только не туда, где мы уже однажды были, где

однажды были свободными.

Вернувшись в Мадрид в воскресенье, после полудня, мы оба удивились, ощутив

разницу. Температура в городе, кажется, снизилась на десять градусов. Снижение

ощущалось и между нами.

Вера определённо пытается оттолкнуть меня от себя, я же, напротив, стараюсь

притянуть её ближе, – и в итоге мы ни к чему не приходим. Она разговаривает со своей

мамой, братом и даже с отцом. Ее мать сказала, когда Вера собралась переехать в

Испанию, что ей не будут рады дома по возвращении. Вера волновалась, что ей некуда

пойти.

Как будто что-то может быть ещё тяжелее для неё.

Слава Богу, у неё есть хороший брат, уговоривший её маму позволить Вере

остаться, хотя бы ненадолго. Теперь Вера металась между началом жизни в Ванкувере

или переездом в провинцию Альберта к своему отцу и приемной матери. А я мечусь

между тем, чтобы позволить ей уехать и бороться за то, чтобы она осталась.

Бороться бесполезно, но я попробую.

Она уезжает через два дня и Педро был так любезен, что освободил меня от работы

на это время, чтобы я мог провести его с Верой. Нужно отдать ему должное, он не

выглядит самодовольным в связи с её отъездом. К слову, все в Атлетико сочувствуют мне.

Не уверен, нравится ли мне это. Иногда я думаю, что я бы предпочёл, чтобы они снова

относились ко мне с презрением. Каким-то образом это было более приемлемым и легче

переносилось.

За одну ночь до ее отъезда я обнаружил Веру, сидящей на балконе, пьющей вино и

углубленной в свои мысли. В меня ударяет понимание величайшей потери в моей жизни, как будто я могу потерять движущую силу внутри себя, поддерживающую во мне жизнь.

Дышать практически невозможно, и я знаю, что, уезжая, она заберет с собой воздух, солнце и звезды.

Она уезжает. Она уходит. Оставляет меня.

Боль обессиливает.

Прислонившись к стеклянной двери, я наблюдаю за ней. Она знает, что я здесь, но

не оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Так что я смотрю на нее, впитываю ее, это

воспоминание о ней. Теперь я боюсь, что это будет единственной вещью, которую

запомню: ее одинокий облик, застывшие в отчаянии черты лица, окружившая ее ночь, символизирующая наше одиночество.

Каким-то образом я нахожу в себе силы прочистить горло, обрести голос и

спросить:

— Я думал, ты пошла на прощальный ужин с Клаудией.

Она выждала мгновение, прежде чем повернуться ко мне.

— Я бы предпочла провести свою последнюю ночь с тобой. Мою последнюю

ночь...

Ее голос ломается на последнем слове. Она была такой сильной или, может, просто

онемевшей за последние несколько дней, так что нотки поражения в ее голосе

практически ставят меня на колени.

Я подавляю все. Слова, слезы, желания. Я подавляю в себе все, кроме любви.

Я пересекаю балкон в два шага. Я падаю на колени рядом с ней, обнимаю ее за

талию и зарываю свою голову у нее на груди. Рыдания вырываются из нее, мучительные, панические, воплощение скорби и когда они становятся громче, я понимаю, что они

исходят и от меня самого.

Эта боль глубже любой раны, что-то, мучающее изнутри. И до сих пор я не могу

уложить в своей голове, что это означает. Мои сердце и душа как будто знают, основываясь на том, как я держу ее, а она – меня. Но я даже не могу представить себе, как

завтра отвезу ее в аэропорт, и это станет концом всего.

Концом нас.

Но это не может так закончиться. Это не должно стать концом. Я сказал Вере, что

она вернется в Канаду на несколько месяцев, а затем, если бы она могла отправиться

учиться, а это никогда не проблема, когда у тебя есть деньги, она сможет вернуться в

январе, безопасно и легально.

Хотя без всех планов и надежд это до сих пор ощущается как конец. Как только она

ступит снова на свою родную землю, боюсь, все, что мы пережили, кем стали, просто

испарится.

— Не думаю, что могу снова это сделать, — тихо плачет она, держа свои руки в

моих волосах. — Не уверена, что снова смогу оставить тебя. Это практически уничтожило

меня в прошлый раз. Это были самые тяжелые месяцы за всю мою жизнь.

— Но, в конце концов, ты знаешь, что можешь вернуться, — напоминаю, все еще

приглушенно в ее мягкую грудь. Ощущение такое, будто я дома. — Мы – другие, лучше, чем были тогда. Тогда не было такой уверенности, в отличие от теперешнего времени.

— Никогда не было уверенности, — выплевывает она.

Я медленно поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее. Такое ощущение, что мир

вокруг вращается.

— Что ты имеешь в виду?

Она смотрит в сторону измученным взглядом.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Пять месяцев — большой срок. Что, если ты

влюбишься в другую?

— Что, если ты влюбишься в кого-то другого?

— Не влюблюсь.

— Как я могу быть уверен? — спрашиваю я, отводя пристыженный взгляд. —

Обычно если женщина отвечает отказом на предложение мужчины, то это, как ты

говоришь, не сулит ничего хорошего в такой ситуации.

Она один раз качнула головой.

— Это не так.

— Значит, мы не закончили.

— Мы никогда не заканчивали. — Вера кладет руку мне на сердце. — Не здесь.

Только потому что я сказала «нет»... Матео, ты знаешь, почему я так ответила. Это не

означает на самом деле то, что ты думаешь. Это больше «пока еще нет». Но... — она

отводит взгляд. — Именно из-за того, что я так ответила, боюсь, ты начнешь искать кого-

то другого. Кого-то, кто ответит положительно.

— Нет, — решительно отвечаю я.

— Как я могу знать? Как мы можем быть уверены?

Я кладу пальцы ей под подбородок и наклоняю лицо Веры к себе.

— Не стану. Посмотри на меня. Посмотри на меня, моя Эстрелла. Ты разве не

знаешь, что это значит? Ты — моя звезда. У скольких людей на Земле есть своя

собственная звезда? И светишь ты только для меня. Как может кто-то еще сравниться с

этим?

Я подтягиваюсь так, чтобы нависнуть над ней, и смотрю в ее полные тоски глаза.

Она хочет верить мне. Она должна поверить.

— Ты мое все, — уверяю ее, пока мои губы движутся по ней. — Я говорил это

раньше, буду говорить снова и так до самой моей смерти. Ты – моя звезда, мой свет, моя