Ты за это заплатишь - Чейз Джеймс Хэдли. Страница 4
– Давай поедим, – сказала она, соскальзывая с высокого стула и беря меня под руку. – Гиллермо приготовил для тебя особенный ужин.
Она сжала мне локоть и улыбнулась. Ее взгляд был откровенно зазывным.
Гиллермо был тут как тут и проводил нас за столик. Над головой у нас сияли звезды. С моря веял теплый бриз. Оркестр играл какую-то убаюкивающую мелодию: духовые выдували под сурдинку ноты, похожие на шарики ртути, гладкие и округлые. Еда была невыразимо вкусная, так же как и поданное к ней вино. Нам не пришлось утруждаться, объясняя, чего нам хочется. Тарелки появились на столе сами собой, и мы ели с наслаждением.
Потом мы танцевали. На танцплощадке было не очень много народу, и мы двигались по широкому кругу. Танцевать с ней было все равно что танцевать с Джинджер Роджерс [4].
Я как раз думал, что это лучший вечер в моей жизни, когда вдруг заметил коренастого мужчину в зеленом габардиновом костюме, стоявшего рядом с оркестром. У него была плоская, злобная харя, и он наблюдал за мной недобро блестевшими глазками. Наткнувшись на мой взгляд, он резко развернулся и скрылся из виду за занавеской, прикрывавшей выход.
Мисс Уандерли тоже его заметила. Я почувствовал, как напряглась ее спина, и она сбилась с такта, отчего я едва не наступил ей на ногу.
Она отстранилась от меня.
– Пошли купаться, – предложила она внезапно и двинулась в сторону фойе, отвернув от меня лицо.
Я успел увидеть ее отражение в зеркале.
Она была бледна.
4
Я ехал по шоссе вдоль пляжа Дейден-Бич, пустынной полоски песка с пальмами, в нескольких милях от казино.
Мисс Уандерли сидела рядом со мной. Она мурлыкала себе под нос какую-то песенку и, кажется, снова была в хорошем настроении.
Мы катили вдоль морского берега в лунном свете. Было жарко, но в открытые окна «бьюика» врывался океанский бриз.
– Почти приехали, – сказала мисс Уандерли. – Смотри, отсюда уже видно.
Впереди, у самой линии прибоя, возвышалась группка пальм. Никаких иных признаков жизни не наблюдалось, и это было прекрасно.
Я съехал с шоссе и повел машину вниз по песку, пока тот не сделался слишком рыхлым, тут я остановился, и мы вышли.
Вдалеке виднелись яркие огни Парадиз-Палмз, оттуда доносились едва слышные звуки музыки. Ночь стояла безветренная, и звук распространялся на большое расстояние.
– Очень мило, – сказал я. – Что будем делать?
Мисс Уандерли подняла юбку выше колена и принялась скатывать чулки. Ноги у нее были стройные и мускулистые.
– Лично я – купаться, – сказала она.
Я обошел машину, открыл багажник и вынул пару полотенец и свои плавки. Меньше чем через две минуты я был готов. Теплый ветерок приятно обдувал кожу. Я обогнул «бьюик». Мисс Уандерли дожидалась меня. На ней были белые лифчик и трусики.
– Купальник так себе, – заметил я.
Она согласилась со мной и сняла белье.
Я на нее не смотрел.
Мы пошли по песку, держась за руки. Песок был горячий, и ноги погружались в него по щиколотку. Я бросил на нее взгляд, когда мы входили в воду. Скульптор мог бы просто отлить ее в бронзе, и потом ему не пришлось бы ничего подправлять. Я сам удивился, что так спокойно реагирую.
Мы доплыли до спасательного плотика на якоре. Море было теплое. Мисс Уандерли подтянулась на руках, забираясь на плот, и стала похожа на ундину со дна морского.
Я плавал вокруг плота, рассматривая ее в лунном свете. В свое время у меня было немало женщин, но эта была просто картинка.
– Хватит, – сказала она, – ты меня смущаешь.
Я влез на плот и сел рядом.
– Не смущайся, – сказал я.
Она поглядела на меня через плечо, а потом привалилась ко мне спиной. Спина была теплая, но крошечные капли воды на ее коже холодили меня.
– Расскажи мне о себе, – попросила она.
– Тебе будет неинтересно, – сказал я.
– Расскажи.
Я широко улыбнулся ей:
– Я жил самой обычной жизнью до тех пор, пока не пошел в армию. Вернулся из Франции с кучей медалей за снайперскую стрельбу, роскошным военным неврозом и неуемной тягой к азартным играм. Никому я был не нужен. Работу найти не смог. Как-то раз я сел играть в покер. Та покерная партия затянулась на три недели. Мы брились, ели и пили за игровым столом. Я выиграл пять кусков, а потом один игрок как с цепи сорвался. Я ударил его бутылкой, а он наставил на меня пушку. Оружие меня не пугает. Я побывал в арденнской заварухе. После такого все, что может выкинуть какой-то там картежник, просто детский лепет. Я вырвал у него пистолет и дал ему по лбу. Мы продолжили играть, сгрузив того парня под стол. Ставили на него ноги, как на коврик.
Она скрестила руки на груди и поболтала ногой в воде.
– Крутой парень, – сказала она.
– Ага, – согласился я. – Мне не понравилась та пушка. Она заставила меня задуматься. В один прекрасный день, решил я, на меня наставит оружие какой-нибудь парень, который умеет им пользоваться. И потому я купил себе пистолет. Я хотел обращаться с оружием лучше, чем кто-либо другой. Видишь ли, после армии появляется привычка гордиться тем, что ты делаешь что-то лучше товарища. Я сидел в номере захудалой гостиницы и учился выхватывать пистолет из кобуры и жать на спусковой крючок. Упражнялся по шесть часов в день целую неделю. Кажется, достиг успеха. До сих пор я не встречал никого, кто выхватывал бы оружие быстрее меня. Та неделя тренировок уже пять раз спасла мне жизнь.
Она поежилась:
– Говорили, ты безжалостный, но теперь, познакомившись с тобой, я в это не верю.
– Правильно, – сказал я, опуская руку ей на бедро. – Я объясню тебе, как это обычно происходит. Какой-нибудь слюнтяй вдруг решает, что он самый крутой на свете. Он считает, что лучше его никого нет. Может, он просто дурак, или перебрал, или еще что. Не знаю. Но какова бы ни была причина, он мнит, что он самый-самый и должен доказать это всем и каждому. Остальным плевать, крут он или нет, но этот паршивец не понимает. И что же он делает? Он глядит по сторонам, выискивая парня с определенной репутацией, цепляется к такому парню и затевает ссору. Он рассуждает так: если я превзойду его, то стану круче всех. И обычно он цепляется ко мне. – Я поболтал в воде ногой. – Я сношу все, что он мне говорит, потому что знаю: я могу побить его в любой момент, когда пожелаю, но убивать я не стремлюсь. В этом нет смысла. И потому я сижу и позволяю ему наезжать. Наверное, я не прав, потому что это подзадоривает его, и он тянется за пушкой. И тогда мне приходится убивать, потому что я, как ни странно, люблю себя и умирать не хочу. Люди говорят, я жестокий, но они ошибаются. На меня давят, и я не в силах сдержаться.
Она ничего не сказала.
– То же самое вот-вот случится и здесь, – продолжал я. – Какой-то умник в этом городишке считает себя крутым, он разработал сложный сценарий, чтобы показать всему городу, как быстро он наставит на меня пушку. Он собирается загнать меня в угол. Я не знаю, кто он такой и когда начнет игру, но я знаю, что́ тут назревает, и чутье подсказывает мне, что ты тоже замешана в этом. – Я улыбнулся ей. – Остается выяснить, знаешь ли ты, что затевается, или же ты просто шикарная декорация.
Она покачала головой.
– Ты чокнутый, – сказала она. – Ничего не затевается.
– Из этого по-прежнему непонятно, за меня ты или против, – сказал я.
– Я за тебя, – сказала она.
Я обнял ее одной рукой и перебросил ее ноги через свои, усаживая себе на колени. Она прижалась к моей груди, ее волосы, влажные и ароматные, прилипли к моей щеке.
– Я знала, что с тобой будет интересно, – сказала она.
Я взял ее за подбородок и развернул лицом к себе. Она закрыла глаза. В лунном свете ее лицо белело словно фарфоровая маска. Я посмотрел на нее, а потом поцеловал. Губы у нее были солоноватые. А еще – упругие, прохладные и очень приятные. Мы на какое-то время застыли так, лишь плот вздымался на волнах; мне было совершенно наплевать, что случится дальше, хотя я и не сомневался – случится обязательно.