Не мой парень (СИ) - Салах Алайна. Страница 39

Финн быстро пробегается длинными пальцами по волосам и наклоняется к микрофону чуть ближе:

— Я ответил, что достаточно того, что об этом буду знать я. Мне хочется верить, что собравшиеся здесь также способны оценить настоящую красоту, как и отличить реплику от оригинала. Наша компания придерживается именно таких убеждений. Мы хотим создавать качественный красивый продукт, потому что уважаем и чтим своих клиентов. Сейчас на экране за мной увидите наши лучшие работы за последний год. Я отбирал их лично вместе с несколькими доверенными сотрудниками. Мы сошлись в единогласном мнении, что они достойны того, чтобы сегодня быть продемонстрированными в подтверждение моих слов.

Как и все присутствующие, я устремляю взгляд на стену, где светом проектора начинают проигрываться кадры: заиндевевшая бутылка элитного шампанского, стоящая на крыше ночного небоскреба; кудрявая девочка обнимающая округлый живот красавицы-мамы; блестящий спортивный автомобиль, эффектно входящий в поворот на залитой солнцем автостраде.

— Один мой знакомый недавно сказал, что красота в нынешнее время не редкость, — продолжает Финн, медленно обводя толпу взглядом. — Он объяснял это тем, что сегодня есть много способов ее достичь. Пластическая хирургия, компьютерная обработка голоса, фотошоп, 3D принтер… много всего. — он знакомо хмурит брови и слегка повышает голос: — Я с ним не согласен. Истинная красота — большая редкость. Мы можем с пеной у рта восхищаться новомодными продуктами музыкальной индустрии, пока однажды, проходя мимо станции метро, не услышим пробирающий до глубины души голос уличного певца.

Я завороженно смотрю на экран, потому что в этот момент там появляются знакомые мне черно-белые кадры. Те, что я своими руками отбирала для рекламной кампании АртСтудио. Они отобрали их. Мою работу.

— Настоящую красоту не спутать ни с чем. — уверенно продолжает говорить голос со сцены. — Она не нуждается в огранке. Ты просто влюбляешься в нее с первого взгляда и знаешь, что это навсегда. Это может быть что угодно: картина неизвестного художника на выставке, маленький городок в Европе, — Финн поднимает указательный палец вверх, указывая на льющиеся из динамиков звуки: — Певица Адель. — Его глаза быстро скользят по толпе и замирают на мне: — Или прекрасная семнадцатилетняя девочка, закатывающая велосипед в отцовский гараж.

Финн смотрит на меня с тихой улыбкой, а я ловлю ртом воздух, безуспешно пытаясь подавить катящие по щекам слезы. Он говорит обо мне. Со сцены перед всеми этими людьми. Это необыкновенно… Невероятно.

Черно-белые кадры сменяются цветными, и на экране всплывает моя фотографии из недавней фотосессии для обложки. Сменяется следующей, и еще одной. Они очень красивые, без налета компьютерной обработки. На каждой из них настоящая я.

Чувствую на щеке взгляды родителей и Ким, но не желаю смотреть на них. Не сегодня. Эта волшебная сказка только его и моя.

— Тони! — по залу разносится звучный женский голос, заставляя людей оборачиваться. Анжела со свойственной ей непринужденностью активно машет руками из центра зала и тянет большие пальцы вверх: — Я горжусь тобой, стильное лицо!

Ловлю теплый взгляд Финна и одобрительный кивок Бретта Шейвуда. Может быть, я тронулась умом, но среди устремленных на меня глаз из толпы, я вижу улыбающуюся Софи.

— Девиз нашей компании — дарить забытую настоящую красоту, — заканчивает Финн, глядя поверх поднятых голов. — Спасибо, что уделили свое внимание.

Если в мире существует абсолютное счастье, то это оно.

глава 36

Тони

— Дорогая! — слышу преувеличенно радостный голос мамы, и с немым скрежетом открываю взгляд от сцены, где только что была соткана самая прекрасная сказка.

Мама подлетает ко мне и стискивает кончики пальцев, пока ее глаза мечутся по моему лицу, словно видят его впервые:

— Такие красивые фотографии! Удивительно! Перед всеми этими людьми! Моя дочь почти знаменитость…и Финн…он так красиво все сказал. — понижает голос и тянется к моему виску, словно доверяет секрет: — Кажется, ты действительно ему нравишься, Тони.

Смотрю поверх изящно уложенной маминой макушки и ловлю на себе заискивающий взгляд отца, переминающегося с ноги на ногу. Кимберли стоит чуть подальше в одиночестве: шея неестественно вытянута, нижняя губа закушена, словно она подавляет желание расплакаться.

Злорадное торжество призрачной птицей проносится в душе и мгновенно исчезает. Когда ты счастлив, в тебе нет места для мести и чужих страданий. Не знаю, насколько серьезны чувства Ким к Финну, но вижу, что ей сейчас больно. Поэтому говорю маме сдержанное «спасибо» и направляюсь к сестре.

— Ким…

Едва я открываю рот, как из глаз сестры брызжут слезы, и она разражается надрывным шипением:

— Ты спала с ним тогда, маленькая дрянь… за моей спиной. Трахалась с моим парнем…Как же низко нужно было пасть! Корчила из себя робкую овечку, а на деле была одной из его шлюх!

Ее обвинения грязными пятнами расплываются на страницах моей волшебной книги.

— Замолчи, Ким, — цежу сквозь зубы, потому что кажется, если приоткрою рот чуть больше — сорвусь на крик. — Не смей так со мной…

Я оставляю фразу недосказанной, потому что в этот момент словно в замедленной съемке вижу, как сестра замахивается для удара. Непроизвольно жмурю глаза и втягиваю голову в плечи, словно это поможет защититься от унизительного шлепка. В голове грохочущим вагоном несется мысль, что свидетелями моего позора станут сотни.

Когда ничего не происходит, открываю глаза и упираюсь взглядом в искаженное испугом лицо Ким. Несостоявшаяся пощечина висит в воздухе, перехваченная большой загорелой ладонью.

— Я сломаю тебе руку и наплюю на то, что смотрят люди, и ты женщина. — хотя Финн не повышает голос, от его тихой угрозы становится неуютно даже мне. — Не думал, что когда-нибудь придется опуститься, чтобы говорить такое, но с вашей семьей по-другому, видимо, нельзя. Я сотру тебя и твою репутацию в порошок, если ты еще раз посмеешь оскорбить Тони.

В его глазах сверкают ярость и отвращение, когда он отшвыривает руку сестры как испорченный кусок колбасы и разворачивается к притихшим родителям:

— Вас это тоже касается. Вы двое… — он стискивает челюсть, словно пытается похоронить часть своего гнева, и на короткую секунду жмурит глаза. — просто, блядь, дайте своей дочери жить.

Тяжелая рука, облаченная в черный смокинг, ложится мне предплечье, и я снова чувствую покалывающее раздражение в носу. Я привыкла играть в составе один против троих, и от неминуемого поражения всегда спасаться бегством. Сейчас мне хочется плакать навзрыд от осознания того, что в этой жестокой игре я больше не одна.

— Финн, — пищит мама, тараща красиво накрашенные глаза в искреннем недоумении. — Почему ты так говоришь? Мы не даем нашей Тони жить? Мы любим ее, и тебя, и всегда поддержим, если вы решите быть вместе… — она озирается на отца в поиске поддержки: — Правда ведь, Хейден?

Отец утвердительно мычит, после чего мама возвращает взгляд к нам и повторяет избитый прием: доверительно понижает голос и наклоняется ближе: — Кимберли много нервничает в последнее время, поэтому…

— Мы можем уйти? — бестактно перебиваю ее излияния и вопросительно смотрю на Финна.

Его яркие губы дергаются вверх в одобрительной усмешке, и он галантно обвивает теплом мою талию:

— Все, что звезда этого вечера пожелает. — От чего-то мне кажется, что он специально говорит это громко.

Финн уверенно ведет меня к выходу, словно пытается сбросить преследующие нас взгляды. Я быстро перебираю каблуками и улыбаюсь, купаясь в неге его заботы и воспоминаний о словах, произнесенных со сцены.

— Вся эта фотосессия для обложки была выдумкой? — спрашиваю, прижимаясь к крепкому телу сильнее. — Поводом получить эти снимки?

— Думаешь, я настолько изобретателен, Тони? — смеется Финн, и тянет меня к девушке, которая проверяла приглашения на входе.