Твари в пути (СИ) - Торин Владимир. Страница 34

Трое надсмотрщиков подняли орка на ноги и поволокли его с помоста к паланкину шейха, чтобы тот мог вволю налюбоваться покупкой. Гаум же в это время принимал мешочек с сорока одним полновесным золотым динаром. Спешащий за ним рябой писарь заносил в толстую, как сам Гаум, книгу подробности продажи.

— Повезло ему, — прошептал Хвали, — почитай, уже на свободе. Шейху Абибу-Ан-Измири из Наира глотку перегрызть, что хлебную лепешку прокусить…

— Следующий раб — северянин Ильдиар, тридцати восьми лет, бывший рыцарь Ронстрада! — закричал Гаум, и два надсмотрщика подтолкнули Ильдиара вперед тупыми концами своих копий.

Ильдиар споткнулся и едва не рухнул лицом на настил. Видел бы его сейчас отец. Что бы он сказал?

— Да вы посмотрите на него: это же идеальное тело! Поджарое, как у тигра! Могучее, как ствол карагача!

Сейчас тело Ильдиара могло напомнить лишь сухую ветку: серое от грязи, покрытое уродливыми пятнами солнечных ожогов и многочисленными ссадинами. Из-за невзгод пути и отсутствия нормальных еды, питья и сна оно сильно истощилось, из-под тонкой кожи проступали все ребра, хребет жутко топорщился позвонками, руки и ноги, некогда налитые сильными мышцами, сейчас одрябли. Волосы и косматая борода были нечесаны и спутаны, как терновник, и в них смешались песок и остатки еды из общего котла еще на пути в Ан-Хар. Тяжелые мешки под глазами и грязь вкупе с проявившейся сединой делали его стариком. Где углядел Гаум в этом человеке «поджарость тигра» и «могущество карагача», было совершенно неясно.

Кто-то из толпы презрительно крикнул: «Три динара!»

— Три?! — опешил работорговец. — Да это же северная кровь! Редкость в наших землях.

— Пять! Он худ и у него что-то с ребрами! — подметил чей-то натасканный взгляд.

— Пять?! — возмутился Гаум, и казалось, что он вот-вот выщиплет себе всю куцую бороденку от досады. — Мне сказали, что это граф! Это, как шейх у нас.

— Двадцать! — крикнул кто-то. — Добавлю его в клетку с герцогом и бароном! Будут три веселые мартышки!

— То-то же! — самодовольно осклабился работорговец и свел кончики пальцев на обширном животе. — Но он, говорят, еще и чародей!

— Покажи! — раздался голос из толпы.

— Уж не хотите, чтобы он вас в ящерицу превратил, Махард, портовый хозяин? — расхохотался Гаум. — Или в ишака?

— Двадцать пять динаров и твой тюрбан! — ткнул пальцем веселый портовый хозяин.

— Двадцать восемь, без тюрбана, — вторил ему его сосед, хозяин горшечных рядов…

В общем, торги с какой-то стороны были довольно интересными — благодаря фантазии Наскардина-Ан-Гаума. Как ни странно, Ильдиара несколько забавляли все те похвалы, титулы и достоинства, коими награждал его толстяк-работорговец. За последние полчаса он узнал о себе много нового. Например, о том, что он внебрачный сын самого северного короля. И это притом, что на самом деле он старше Инстрельда Лорана почти на полтора года. Неважно — цена возросла втрое, и уже составляла сто четырнадцать динаров. Гаум потирал руки.

Ильдиар поднял голову. Внезапно он почувствовал, как кто-то очень пристально на него смотрит, причем отнюдь не вязким, как патока, приценивающимся взглядом. Так и было — на него смотрел Сахид Альири. Пожаловал собственной персоной. По закону работорговли, как ему рассказали Джан и Хвали, ловцы удачи получают ровно половину прибыли за проданного раба. Но Сахид был здесь явно не за тем, чтобы удостовериться в честности сделки. Он подошел к Гауму и что-то быстро зашептал ему на ухо. Тот покивал, измерил Ильдиара пристальным взглядом и продолжил торг:

— Сто четырнадцать динаров? А как вам будет, если я скажу, что этот паладин прошел в одиночку через всю пустыню?…

Сахид Альири вздохнул и присел на один из ящиков, что пирамидой стояли возле стены у края помоста.

— Сто двадцать! Как для твоего постоянного покупателя, Гаум…  — воскликнул кто-то.

Ильдиар заметил, как Гаум осторожно повернулся к Сахиду Альири, тот слегка покачал головой в ответ, и работорговец ответил:

— К сожалению, дорогой Халем, вы не так часто покупаете рабов, как мне бы того хотелось. Что, о светоч мой, дева Ситра? — (Ильдиар посмотрел на эту Ситру — богатую асарку, выглядывающую из-за дымчатого полога паланкина — или дева была там не одна, или это была обманчивая игра света и тени, но за полупрозрачной тканью виднелась изящная женская фигура… с четырьмя руками!). — Сто сорок? Выбираете пополнение для своего гарема? Шучу-шучу… А вы знаете, что он непревзойденно дерется на мечах…

И так далее… Цена уже подбиралась к двумстам динарам, когда на торговой площади вдруг показались конные воины, скачущие во дворец. У помоста будто прошел мор — всё кругом мгновенно онемело. Разговоры прервались буквально на полуслове, даже мухи, казалось, перестали жужжать. И покупающие, и продающие тут же склонились в поклоне. Гаум и остальные асары, не сговариваясь, дотронулись тыльной стороной ладони сначала до губ, затем до лба. Сахид Альири при этом повел себя совсем уж странно: опасливо озираясь, отступил на шаг и скрылся в толпе.

Первый из всадников остановил коня, оценивая товар, — ему поспешили освободить место прямо перед помостом. Хвали, стоящий в цепочке рабов где-то позади, тихо рыкнул. Ильдиар догадался, что это и есть пресловутый Алон-Ан-Салем, великий визирь Ан-Хара.

Удивительный, лоснящийся капельками пота под солнечными лучами черный конь бил копытом, поднимая в воздух над землей облачка пыли, и звенел дорогой алой сбруей с вшитыми в нее золотыми кольцами. На сгорбленных плечах его хозяина возлежал тяжелый сиреневый плащ, расшитый позолоченной асарской вязью, на голове — такой же тюрбан с большим многогранным алмазом на уровне лба и длинным зеленым пером, слегка колышущимся на ветру. Великий визирь был стар: смуглая кожа жителя пустыни, казалось, была натянута прямо на череп, узкие скулы делали его лицо похожим на наконечник копья, морщины во множестве своем скопились у глаз и в уголках рта, белая жиденькая борода спускалась на пояс. Величественный тщеславный взгляд яснее сотни глашатаев объявлял окружающим, что перед ними — бог, или же, по крайней мере, тот, кто привык, чтобы к нему относились, как к богу.

Позади великого визиря остановилась султанская гвардия — Необоримые. У всех как у одного — серые кони, алые плащи и тюрбаны, лица завешаны кольчатыми бармицами, сходящими на грудь, и лишь нахмуренные глаза под белыми асарскими бровями зло поблескивают в прорезях. Ильдиар отметил, что они все время держат ладонь на рукояти ятагана. Необоримые всегда были готовы вскинуть сталь и защитить своего повелителя.

— Как тебя зовут, белый раб? — поинтересовался великий визирь. — Судя по твоим плечам, ты был специально рожден для работы на моем золотом прииске в Аберджи.

«Великий визирь, — подумал граф де Нот. — Именно этот человек… Именно ради разговора с ним я был сюда отправлен… Но и в страшном сне я не мог предположить, что наш с ним разговор будет происходить подобным образом».

— Я был послан сюда из Ронстрада, чтобы…  — начал было Ильдиар, но великий визирь недовольно вскинул руку.

— Я спросил о другом, — сказал величайший сановник пустыни. — Хотя это и не важно! Твое имя — ничего не стòит, белый раб! Ты сам — всего лишь мимолетная тень на песке!

— Мимолетная тень? — прищурился Ильдиар. — И это говорит мне тень, стоящая позади поистине великого?

Невольничий рынок замер. Было слышно, как испуганные мухи разбегаются в стороны, а ветер колышет шелковые пологи паланкинов и треплет плащи Необоримых.

Сахид Альири с нескрываемой тревогой в глазах выглянул из-за плеча какого-то горожанина, а Хвали, стоящий за спиной Ильдиара, усмехнулся. Прочие попытались сделать вид, что не услышали публичного оскорбления великого визиря.

— Смерть этой белокожей собаке! — презрительно скривил тонкие губы старик. Стража рынка тут же бросилась выполнять приказ первого султанского советника и самого влиятельного человека Ан-Хара. — Двадцать кинжалов ему!