Твари в пути (СИ) - Торин Владимир. Страница 58

— Какая цель? Ты же сам отговорил Красных Шапок идти в Мерагх! — заметил Джеймс. — Что теперь делать?

— Это все соперничество принца и Норкана, из-за их амбиций пришлось изменить планы. Кто ж знал, что Норкан выступит за Мерагх, в то время как Стрегги… Крысю пришлось избирать другой путь, но не переживайте, мастер Джеймс, все складывается для нас как нельзя лучше. В ближайший час будьте наготове! Ваше оружие и вещи сложены в том же фургоне, где везут мастера Норлина, он от вас третий по счету. Когда все начнется, этим глупым нейферту будет не до сохранности своих… хе-хе… бурдюков, и уж точно не до сорвавшейся с камзола… хе-хе… застежки. Воспользуйтесь добытой водой, чтобы найти и разбудить вашего друга. А после отыщите меня, я вас выведу.

— Начнется? Что начнется?!

— Скоро увидите. Терпение, мастер Джеймс, терпение…

Хвостатый спрыгнул с плеча и, прежде чем Джеймс успел что-то еще спросить, исчез под ближайшим фургоном.

Хотя Джеймс и ожидал, что нечто должно произойти, все же предсказанное Крысем началось внезапно и для него самого. Они уже значительно углубились в расщелину между двумя высокими холмами, по обеим сторонам которой из земли тянули кверху голые сучья скрюченные и высохшие, как старческие руки, деревья. Почва в распадке была потрескавшейся, довольно каменистой и мертвой. Даже унылые громады камней на вершинах здесь выглядели гораздо старше и запущенней, чем их собратья в других, ранее виденных Джеймсом, местах. Часть из серых глыб пошла трещинами и обвалилась, надписи истерлись, некоторые камни и вовсе рухнули, скатившись со склонов вниз, и теперь лежали на дне расщелины. Проходя мимо одного из таких обломков, Джеймс заметил на нем явственные следы царапин от ногтей, как будто кто-то в припадке безумия пытался стереть эпитафию с надгробия голыми руками. «В веках и до самой смерти…»., — гласила исчезнувшая наполовину надпись. Пока паладин размышлял, кому и зачем могло понадобиться соскребать эпитафию, все и случилось.

По каравану пронесся вздох ужаса. У Джеймса вдруг заложило уши, а грудь сдавило так, будто на него накинули сзади аркан и накрепко затянули, ломая ему грудную клетку, а горло, словно трубу, накрыли глухой крышкой, не давая возможности даже вздохнуть. Паладин захрипел, упал и потерял сознание. Но стоило Джеймсу соприкоснуться головой с землей, как он тут же очнулся, чтобы осознать: вокруг царил сущий хаос. Молодой рыцарь сразу понял: он пребывал в беспамятстве отнюдь не мгновение.

Воздух был тяжел настолько, что его можно было положить в сундук, и ни за что после этого не сдвинуть с места, в нем стояла тошнотворная вонь жженой смолы, которая забивала ноздри и легкие. Небо висело прямо над ним — такого низкого облачного свода молодой рыцарь никогда не видел в своей жизни. При этом дул невероятно порывистый и холодный ветер: он рвал ткань фургонов, разметывал волосы Джеймса. Повсюду были листья. Паладин предположил, что начинается очередная лиственная буря, но тут же понял, что ошибся. Листья не сталкивались в вихре смерчей, и даже не поднимались вверх, с земли, — они падали под косым углом прямо из туч. Это был настоящий ливень. Дождь из листьев, листопад! А еще перья. Черные и белые птичьи перья сыпались с неба, будто из разорванной в облаках подушки. Не хватало только молний и грома, хотя их прекрасно заменял собой хаос звуков, раздающихся кругом. Пронзительно кричали обезумевшие полумыши, беспорядочно носясь от одного фургона к другому. Красные Шапки метались, словно облитые с ног до головы кипящим варом, выхватывая мечи и мешая друг другу. Кто-то пытался достать оружие из повозок. Принц Стрегги Куори-Тин орал и сек плетью всех, до кого мог дотянуться.

— Построиться! — пытался навести хоть какое-то подобие порядка предводитель. — Спина к спине, трусливые твари! Оставить фургоны! Мечи наголо! Где арбалеты, забери вас Тринадцать?!

Некоторые Красные Шапки действительно останавливались, собираясь вокруг Их Высочества, таких набралось уже с десяток, остальные гоблины никак не могли успокоиться и метались по сторонам, утратив всякую способность мыслить здраво.

— Кукольник! — в ужасе прокричал один из нейферту, пробегая мимо Джеймса. — Да смилуется над нами Смотритель…

Джеймс не знал, ни кто такой Кукольник, ни кто такой Смотритель и, надо признаться, предпочел бы не узнавать до конца жизни, каким бы скорым он, этот конец, ни был. Но он отчетливо помнил последние слова Крыся, а это значило, что, несмотря на весь ужас происходящего, у них появилась столь долгожданная возможность для побега. Нужно было только отыскать сэра Норлингтона.

Молодой рыцарь бросился вперед, стараясь не сталкиваться с мечущимися в приступах паники нейферту и визжащими от ужаса полумышами. Отсчитав три фургона, он отдернул полог и действительно обнаружил на дне повозки своего спутника, с головой заваленного мешками. Поспешно освободив товарища от гоблинского скарба и вытащив заветную флягу, Джеймс откупорил крышку и быстро смочил указательный палец прозрачной жидкостью, после чего провел пальцем по губам старозаветного паладина. Тот сразу вздрогнул и открыл глаза, непонимающе уставившись на молодого рыцаря.

— Мой юный друг, не потрудитесь ли вы объяснить…  — Сэр Норлингтон хотел что-то спросить, но тут его стало выворачивать, и он едва успел повернуться на бок, чтобы не захлебнуться в потоках зеленоватой рвоты.

Стоило старозаветному паладину лишь на мгновение почувствовать себя лучше, как он тут же принялся что-то ворчать.

Джеймс не стал слушать — он силком выволок товарища из фургона и усадил его на землю, прислонив спиной к колесу. Приступы тошноты завершились, но молодому рыцарю пришлось отвесить старозаветному паладину несколько звонких оплеух — тот все норовил вновь провалиться в сон, и при этом его бросало в дрожь.

— Сэр Норлингтон, очнитесь! — твердил Джеймс. — Я знаю, вам сейчас нелегко. Это все темное колдовство, будь оно неладно. Но нам нужно уходить, иначе скоро случится что-то плохое. Я чувствую, что оно уже близко. Совсем близко…

— Оно действительно близко, друг Джеймс. — Взгляд сэра Норлингтона прояснился, лицо, хоть и зеленое от болезни, все же стало напоминать прежнее, а не походить на перекошенную от боли одну большую гримасу. Он поймал пролетевшее мимо перо и сжал его в кулаке. — Вы даже не представляете, что накликали. Подобную тварь я встречал всего один раз в жизни, в те времена, когда старозаветные паладины еще чего-то стоили и могли бросить вызов подобным порождениям мрачной злобы, безумия и людского отчаяния. В тот день погибли двенадцать паладинов, а один подлец выжил — он счел, что в том, чтобы и ему сложить голову, не будет проку…

— Не время, сэр Норлингтон! Не время! Берите свой меч, скорее!

Джеймс принялся тащить из фургона знакомый фламберг, не дожидаясь все еще не пришедшего в себя товарища. Повинуясь острому приступу тревоги, молодой рыцарь оглянулся и от испуга едва не выронил тяжелый меч из рук: где-то впереди, в самом начале колонны, возвышалось нечто.

Нужно начать с того, что небо нависало уже так низко, что, казалось, если забраться на крышу фургона, до него можно было допрыгнуть. Темно-фиолетовые тучи клубились над головой, и в их глубине словно бы кто-то зажег багряные фонари, которые гасли и снова загорались, как маяки на прибрежных скалах. И вот, в те мгновения, когда они загорались, тучи изнутри подсвечивались, и можно было разглядеть, как по дымчатой плоти облаков проскальзывают вены. И вдали, на склоне холма, у вставшей колонны фургонов стояло то самое Нечто, взирающее на происходящее с высоты в добрых полсотни футов. Всем своим видом это пыталось напоминать птицу, хотя язык просто не поворачивался, чтобы назвать жуткое чудовище, порождение гротеска и дитя уродства, птицей. Первым, что бросалось в глаза, были крылья. Огромные, черно-оперенные или, скорее, чернильно-оперенные крылья! И только сейчас Джеймс понял, что тучи, которые простираются прямо над его головой, готовые в любой миг рухнуть на него, это и есть эти самые крылья, облепленные скоплениями облаков, будто спрятанные в мягких чехлах. У чудовища была вытянутая голова, которой оно ежечасно вынуждено было двигать, чтобы иметь возможность как следует все рассмотреть внизу. Острый и тонкий клюв был черен, а из ноздрей поднимался сизый дым, как будто в зобу у этого монстра располагалась жуткая кузня, полная печей и тиглей. Если не считать оперения крыльев, перья у чудовища отсутствовали — голова была лыса и жутко сморщенна, а все тело покрыто темной и жесткой, словно выдубленной, кожей. Одутловатое брюхо свисало мешком, и в нем угадывалось некое подобие киля. Тело переходило в бедра, которые, в свою очередь, перерастали в тонкие птичьи лапы.