Твари в пути (СИ) - Торин Владимир. Страница 62

— Ты сам ответил на свой вопрос. — Сахид Альири чуть улыбнулся. — Пустыня…

— Пустыня?

— Конечно. Самый надежный естественный негатор. Признаюсь, поначалу я угостил тебя весьма непростым чаем. У одного из ваших северных некромантов я купил негаторный порошок, его и подсыпал тебе в питье, но в дальнейшем не было ничего, кроме песков кругом и твоих мучительных догадок, паладин.

— А яма рабов в Ан-Харе? — напомнил Ильдиар.

— А разве ты пробовал там дотянуться до своей силы? К твоему счастью, впрочем, — мрачно заметил ловец удачи. — Ведь рынок рабов охраняют не только ятаганы.

— Охраняли, — язвительно вставил Хвали и заулыбался беззубым ртом, — больше там нечего охранять.

— Я бы не уповал на это, почтенный гном, — возразил асар, — бергары и прежде, случалось, разграбляли Ан-Хар, но город всегда восставал из пепла. Недаром его герб — огненная птица, способная умирая возрождаться вновь.

Ильдиар вздрогнул — когда случаются подобные совпадения, следует задаться вопросом: кто их устраивает?

— В пыль твои крылья рассыплются, в небесах они станут золотом, — едва слышно проговорил паладин — он не замечал, что думает вслух. — Крылья твои отяжелеют, и ни один ветер не расправит их перья. Ты упадешь и разобьешься о каменную твердь Пустыни. Песок заметет тебя. Прòклятая на Сапфировом Пути птица…

— Где ты это услышал? — спросил Сахид Альири.

Ильдиар поднял на него взгляд и увидел… нет, всего на мгновение ему показалось, что в глазах ловца удачи промелькнул страх.

— Ты знаешь, что это значит? — с ясно прозвучавшей тревогой в голосе проговорил паладин. В его сердце поселилось дурное предчувствие.

— Сапфировый Путь — это незримая небесная дорога, мосты и лестницы, соединяющие дворцы джиннов на облаках.

— Это ведь все легенды, так? — Ильдиар не удержался и задрал голову, пытаясь различить среди облаков лестницы и мосты, шпили и минареты… хоть что-нибудь. Но ничего необычного так и не увидел.

Сахид Альири не спешил отвечать.

— Конечно, сказочки все это! — Хвали погрозил небу кулаком. — Пусть сюда немедленно спустится любой из джиннов и покарает меня, если только он существует!

— Ну-ну, Хвали, — поспешил одернуть своего не в меру грубого друга Джан. — Джинны существуют. История об Амумали и…

— Снова эта заплесневелая история об Амумали! — раздраженно махнул рукой гном. — Как одна сказочка может служить подтверждением того, что все остальные сказочки правда?!

— Мой… отец…  — негромко проговорил Сахид Альири, и все повернулись к нему. — Мой отец однажды повстречал джина. Он разговаривал с ним на палубе «Каа» сина». Джин прикидывался почтенным купцом по имени Фахри-Ревеяд, странствующим морем с грузом тончайших шелков. Отец раскусил его, и в тот час глаза джинна стали золотыми, после чего сам он превратился в дождь и исчез. Тогда моряки проверили груз мнимого купца, и оказалось, что он целиком состòит из ржавых гвоздей.

— Если бы меня качало на неуклюжих морских волнах, я бы тоже превратился в дождь, — проворчал Хвали — очевидно, он просто ненавидел странствовать морем.

— Джинны бродят среди людей, — заметил герич. — Кто-то из них может прикинуться богатым шейхом или же жалким нищим на рыночной площади. Нрав их злокозненный, они любят потешаться над простыми смертными.

— А еще они наглые воришки, — добавил Сахид Альири. — Как думаете, откуда они берут все то, что загадывают им «счастливчики», сумевшие заполучить их себе на службу? Джинны славятся своей ленью, их быстро одолевает скука. Создать нечто прямо из воздуха долго и трудно — даже для них. А вот быстренько и незаметно переместить из одного места в другое…  — асар бросил подозрительный взгляд на Ильдиара. — Тема джиннов, бесспорно, весьма занятна, но ты так и не сказал, паладин, от кого услышал или где прочел те строки, которые сказал? Ты все верно понял, в них речь идет о фениксе: прòклятая на Сапфировом Пути птица — это голая ярость, концентрированное безумие и всепоглощающая стихия пламени.

— Отчего же она проклята?

— Согласно легенде, первый феникс был взращен именно в Небесном Граде Джиннов, но совладать с ним не смог даже сам Лазурный Султан. Феникс убил многих джиннов, едва не выжег все небеса, а чтобы его пленить семеро сыновей Лазурного Султана отдали свои жизни. С тех пор на Сапфировом Пути — феникс проклят. Так откуда ты услышал то, что сказал?

— Это слова ифрита из Ан-Хара.

— Он обращался к тебе? — спросил Сахид Альири.

— Я… я не уверен. Мне кажется, что он так говорил из-за моего огненного дара, который именно в тот момент пробудился. Быть может, это было сказано образно и…

— Вы же твердили, что стихия…  — мрачно заметил Хвали, — ну, этот ветер… ничего не говорит.

— Не говорит, — кивнул Сахид. — Или вернее, смертные не могут понять его речь.

— Тогда, может, тебя солнце как следует стукнуло, Ильдиар? — предположил гном. — Мне-то часто в этом зловонном Ан-Харе мерещилось, будто со мной лимонные деревья болтают — причем, без умолку — не могут заткнуться.

— И о чем же они болтают? — отстраненно спросил Ильдиар.

— Да о всякой чепухе. Чаще всего о султанских налогах, да о форме глиняных горшков. Им, понимаете ли, не по вкусу как первые, так и вторые.

Джан и Валери рассмеялись, Сахид покачал головой. Ловец удачи пристально глядел на Ильдиара. А тот уставился в геометрический узор в плетении ковра. Его посетило далекое воспоминание…

* * *

… Должно быть, это было одно из самых сильных впечатлений из раннего детства Ильдиара, и возникло оно вдруг так ясно, что он буквально видел все произошедшее перед глазами, слышал тот голос так, словно он раздается совсем рядом.

Грозный мессир Архимаг Элагонский гостил у них в замке. Мать и нянюшка стращали непослушного семилетнего Ди, что хмурый старик с седой бородой и в черной остроконечной шляпе — страшный-престрашный волшебник, и он часто занимается тем, что превращает разбалованных детей, таких, как Ди, в уродливых пухлых лягушек с множеством бородавок или в летучих мышей-визгунков, или в гадких жуков. Само собой, и мать, и нянюшка, совершили роковую ошибку. По сути, они сказали именно те слова, которые нужны были для того, чтобы ребенок не испугался, а, напротив, заразился неуемным любопытством. Мальчишка решил, что он собственными глазами должен увидеть, как дети превращаются в лягушек, или хотя бы самого страшного-престрашного волшебника.

Так и вышло, что Ди пробрался в комнату для гостей и начал производить в ней обыск на предмет «интересностей и волшебностей». К его великому разочарованию, ни одной банки с лягушкой или даже завалящей летучей мыши он не обнаружил, но при этом обнаружили его самого. Старик кашлянул — он сидел в кресле у окна, глядел на дождь и курил трубку. Как Ди его не заметил, было неясно — ведь он проходил мимо того кресла несколько раз и мог бы поклясться, что в нем никто не сидел. Мальчик не на шутку перепугался…

Волшебник был в своей черной остроконечной шляпе, та отбрасывала глубокую тень на лицо. При этом он сидел в полной темноте, а из его трубки поднимался дымок.

— Плохая погодка для феникса, не находишь? — спросил он хриплым голосом и повернулся к мальчику; в тени от полей шляпы задорно блеснули глаза.

— Для фенисса? — спросил Ди — тогда он сильно шепелявил.

— Разве ты не знаешь о фениксах? — удивился волшебник с таким видом, будто науку о фениксах должны были преподавать юному наследнику графского рода наравне с правилами этикета и поведения за столом. Старик щелкнул пальцами, и на конце указательного загорелся огонек. Он засунул его в гаснущую трубку и раскурил ее сильнее.

— Не-а! — восхищенно сказал Ди, в тот миг еще не зная, что запомнит первое в своей жизни волшебство навсегда. — А что вы о них знаете?

И куда только делся страх? Мальчик был покорен волшебником: его черной остроконечной шляпой, седой бородой, трубкой и, конечно же, вспыхивающими пальцами.