Твари в пути (СИ) - Торин Владимир. Страница 66

— Какого чудища? Вспомнить можешь?

— Тело вроде человечье, но у него были два серых оперенных крыла и птичья голова. То ли ястреб, то ли коршун…

— Али, — яростно вырвалось у Карифа. Это ведь его герб — крегарянин, прислужник ветра, с которым себя тщеславно и высокомерно сравнивал мерзавец. Треклятый старший помощник на судне и лучший друг капитана поднял бунт и бросил отца на верную смерть. А он еще клялся ему, шакалий отпрыск, что отца убили в бою, выказывал свою лживую скорбь, коварная гадюка… Вот каким образом на самом деле получил он свой первый динар из всего нынешнего богатства…

— Я рассказал все, что…  — начал было центурион, но не успел договорить — в коридоре послышались шаги и шуршание длинных одежд.

Это застало Карифа врасплох — он так и замер, держа пленника одной рукой за плечо, другой приставляя к его горлу кривой кинжал.

В коридоре стояла женщина, хотя нет, скорее, молоденькая девушка.

— Юлиус! Дед в ярости: как ты мог сбежать в такое вре…  — начала она, но, увидев всю создавшуюся ситуацию, поперхнулась словами и замолчала.

Девушка была весьма красива: длинные черные волосы были увязаны в пучок, перевитый алой лентой; необычайная бледность на изумительном лице в первый миг испугала Карифа, но он понял, что она отбелила себе лицо при помощи толченого мела, что считалось особенно модным у здешних богатых женщин; кроме того, у нее были подведены специальной краской глаза, отчего они казались яснее и выразительнее, да еще и губы были подкрашены чем-то алым.

Кариф был против подобной раскраски, считая, что женщина красива лишь в собственном обличье, но не мог не признать, что в этой девушке все изуверские хитрости для создания искусственной красоты ничуть не затеняли ее собственные свежесть и нежность, а совсем наоборот — подчеркивали их. Облачена незнакомка была в длинное белоснежное платье-столу, сходящую на ковер многочисленными складками. В руке она сжимала небольшой веер, собранный из серых костяных пластинок.

Большие глаза девушки были полны ужаса. Казалось, сейчас она или упадет в обморок, или закричит — третьего не дано. Ну, зачем? Зачем ты пришла сюда? Неужели придется и тебя убить?

— Не смей кричать, девочка, — прошипел вышедший из оцепенения ночной гость. — Иначе Юлиус тут же умрет, а с ним — и ты. Кто это, друг-центурион? — спросил Кариф у своего пленника.

— Это… это Сильвия, наша служанка.

— Лжешь, почтенный, — усмехнулся убийца. — С каких это пор служанки начали носить шелка и прятать лица под сиенскими красками? Как тебя зовут, луноликая услада глаз?

Она не кричала и не пыталась убежать. Просто смотрела на этого человека, смотрела и не могла оторвать взгляда.

— Я… меня зовут Валерия, — прошептала она. — Юлиус — мой брат.

— Не бойся, сестра, — размеренно проговорил центурион — он пытался держаться как можно спокойнее. — Этот добрый господин отпустит меня, так как я рассказал ему все, что знал, как и положено по уговору.

— Да-да, — задумчиво ответил Кариф. — Валери, значит?

Что-то мешало ему просто оттолкнуть в сторону этого человека и броситься к окну — он ведь действительно узнал все, что хотел… Что-то его останавливало. Возможно, это было осознание того, что, выпрыгнув из окна, он может разбиться, а может, во всем были виноваты эти большие черные глаза, которых он больше никогда не увидит, стòит ему сейчас сбежать?

И тут она сделала то, чего он никак не ожидал, — она шагнула к нему.

— Стой, сестра, — предостерегал как мог Юлиус, но она не слушала его или, быть может, просто не слышала?

Кариф не знал, что делать, — резко дернуть клинок в сторону, чтобы кровь фонтаном рванулась ей в лицо?

— Не нужно, — словно прочла она его мысли и, подойдя в упор, подняла руку и двумя пальцами аккуратно отвела кинжал в сторону.

Юлиус оказался на свободе, а Кариф и Валери так и остались стоять, связанные холодным куском стали. Она смотрела в его глаза, серые, будто металл (их теперь стало хорошо видно), а он — в ее, черные и глубокие.

— Мое имя Сахид, — зачем-то сказал он ей.

После чего неожиданно вздрогнул, моргнул раз, другой, будто приходя в себя. Пустынник что-то для себя решил, резко вырвал кинжал из пальцев девушки, оставив на них два тонких пореза, и бросился к окну. Одним движением он прыгнул и вылетел на улицу. Там зацепился за растущий у окна кипарис, тихо вскрикнул от боли и исчез в ночи.

— Кто это был? — бросилась к окну девушка, но странного гостя и след простыл. — Нужно обо всем рассказать деду!

— Нет, не нужно. — Брат подошел и тоже стал вглядываться в окружающую тьму.

— Что? — удивилась Валери. — Почему?

— Дед спросит о чем спрашивал незнакомец…

— И о чем же он тебя спрашивал? — взволнованно поинтересовалась сестра.

— Ни о чем. Послушай, Валерия, пообещай мне, что ничего ему не скажешь. Это очень важно.

— А вдруг он вернется? — лукаво спросила она.

— Нет, не вернется. Он узнал, что хотел. Больше, хвала Синене, мы его не увидим.

— Да, хвала Синене, — она кивнула ему и пошла к лестнице.

Юлиус с удивлением отметил сестрин взгляд сожаления, посланный ею напоследок черному проему окна.

Кариф же в это время скакал к Сиене, прямо в ловушку. Когда он пришел на тайное собрание иерофантов, то попал в лапы поджидавших его инквизиторов. Те заточили его в подземный каземат, пытали — намеревались дознаться, что он знает о прочих иерофантах, но он молчал. По оговоркам своих катов, он понял, что в Сиене назревает нечто зловещее, и это, к его удивлению, никак не относилось ни к нему, ни к его поиску. Церковники и тюремщики были на взводе, и Кариф, судя по всему, в тот момент не слишком их волновал, поскольку с их легкой руки пытки прекратились, их заменили на смертельный приговор — распятие на кресте на так называемой Крестовой площади. До казни оставалось несколько часов, когда произошло что-то непонятное, но с тем до боли пугающее. Подземелья буквально вскипели и, судя по всему, город над ними в это время бурлил не меньше. Мимо его каземата носились взмыленные тюремщики, инквизиторы были облачены не в привычные рясы, а в доспехи. Церковники кричали, по стенам мельтешили отсветы фонарей. Откуда-то сверху, вероятно, через вентиляционные решетки, доносился странный гул.

Крики в подземельях соединились со звоном клинков. Кариф ни с чем бы не спутал этот звук: там шел бой. Дверь камеры пустынника распахнулась, и внутрь ворвался его давешний пленник — центурион Юлиус Сторус в чешуйчатом доспехе и с обнаженным окровавленным гладиусом. За ним виднелись его легионеры в шлемах и латах.

— Решил лично отомстить? — скривился в презрительной усмешке Кариф.

— Скажи спасибо Тем-кто-прячется-за-углом, — зло ответил воин. — Они поручились за тебя, и у меня нет иного выхода!

«Теми-кто-прячется-за-углом» называли в Империи иерофантов. Иерофанты помогали Карифу на всем его пути до Сиены, от самого Ан-Хара. Именно они рассказали ему о том, что случилось с его отцом, помогли переправиться через море, провели через закрытые границы, снабдили нужными сведениями, чтобы получить доказательства. И вот, в тот момент, когда он уже почти смирился с близким концом, они его спасают! Что ж, то, что им от него нужно, очевидно, стòит всех этих усилий…

— Ты пришел освободить меня? — спросил пленник. — Так чего же ты ждешь?

— Тебе стòит знать, что поблизости разместился патронат: три инквизитора с кардиналом во главе, — сказал центурион. — Угадай, с кем именно?

— Кардинал Сина из Ре-мула?

Юлиус не ответил — вместо этого подошел и разрубил гладиусом веревки, которыми был привязан к колонне Кариф.

— Меч пленнику! — приказал центурион, и один из легионеров отдал свой гладиус беловолосому пустыннику. — Мы сейчас покинем тебя — пойдем на прорыв на Соборную площадь. Сина в третьем коридоре справа, на втором уровне подземелий. Он твой. Когда расправишься с ним, следуй по тоннелям, ведущим строго на восток — всегда на восток. В какой-то момент ты окажешься у речной решетки. Моя сестра ждет тебя в трех лигах оттуда, на переправе Канена. Прощай, Сахид Кариф, выходец из пустынных краев. Позаботься о ней… это моя последняя просьба. И запомни, если ты навредишь ей как-то, мой дух вернется из страны смерти и разорвет тебя на куски.