Твари в пути (СИ) - Торин Владимир. Страница 88

— Поднимайся, пойдешь со мной. Поможешь советом.

Взмахнув складчатым подолом сиреневого плаща, визирь направился в свои рабочие покои, даже не взглянув на богатых и едва сдерживающих ярость и недоумение алхимиков. А те склонились друг к другу и начали обмениваться гневным перешептыванием — они косились на поднявшегося, свернувшего свою кошму и поспешившего следом за визирем Медина Амаля: «Этот! И этого бродягу великий Алон-Ан-Салем предпочел нам?! Лучшим мастерам-алхимикам башни Слоновой Кости! Он ведь даже не состòит в гильдии! Он не из наших! Должно быть, эта подлая гадюка изобрела эликсир «подлизывания и лести»! И почему мы не догадались изобрести его первыми?!»

Необоримые у входа почтительно склонили головы и, убрав в стороны ятаганы, расступились. Великий визирь прошел под арку, за ним последовали четверо рабов, волочивших ковер с таким видом, будто это неподъемная мачта морской ганьи; замыкал шествие Медин Амаль, сутулый и съежившийся, словно отправляющийся на казнь. Алхимик сжимал под мышкой свою войлочную кошму и старался не оглядываться по сторонам — он был скромен и застенчив, что, к слову, приходилось Алон-Ан-Салему по душе.

И хоть Медин Амаль пытался глядеть в вымощенный алым мрамором пол, все же он не сдержался и поднял взгляд, почувствовав какое-то шевеление в стороне. Они шли по широкому проходу библиотеки — по обе стороны располагались шкафы, словно каторжники, нагруженные свитками и фолиантами; помимо шкафов здесь располагались столы… десятки столов. За каждым из них сидело широкоплечее существо с серебристой кожей и львиной головой. Волнистые гривы, ниспадающие на могучие обнаженные спины, походили на туман, а зрачки в каждом из звериных глаз были цвета лазури и формы восьмиконечной звезды. Помимо этого каждое из львиноголовых существ являлось обладателем четырех рук. Длинные пальцы с кривыми когтями осторожно перелистывали страницы, немигающие взгляды бежали по чернильным строчкам. Это были ракшасы, духи пустыни, мудрейшие создания, поклоняющиеся, как и люди, небу, песку и ветрам, но во главе всего для них стояло небо. Смыслом их жизни было познание, но слабой их стороной являлись гордыня и крайняя мнительность. Порожденные ими, подчас выдуманные, обиды могли заставить ракшаса взяться за сталь и обратить ее против человека или джинна, что приводило к ужасающим последствиям.

Великий визирь будто не заметил ракшасов — и верно: для него духи пустыни, изучающие его книги, были привычным делом. А для невольников ковер вдруг стал легче пушинки, поскольку они тут же засеменили быстро и слаженно, как песчаная многоножка, спеша за своим господином. Лишь Медин Амаль, проходя мимо ракшасов, уважительно с ними здоровался, поднося два пальца к губам, а затем ко лбу. Один из львиноголовых, не отрываясь от чтения, рукой резко указал алхимику: проходи, не отвлекай. Что тот и поспешил сделать.

Библиотека завершилась сводчатой аркой, за которой оказалась винтовая лестница. Спустя почти сотню ступеней вся процессия, наконец, добралась до кабинета хозяина Алого дворца.

Место, в котором великий визирь Ан-Хара занимался наукой, подтверждало, что Алон-Ан-Салем не какой-нибудь выскочка, выбившийся на вершину власти в султанате благодаря козням и хитростям, а поистине мудрец и ученый, чьи интересы не ограничиваются каким-либо одним направлением, а простираются на множество различных дисциплин: будь то естественные науки или же медицина, астрономия и астрология, алхимия, математика и логика, магия и демонология.

Это был просторный айван с высоким куполообразным сводом и большим окном, занимающим собой всю восточную стену. В зале была приятная полутьма — окно было занавешено не пропускающими палящее солнце портьерами, благодаря чему здесь сохранялся оставшийся с ночи холодок. Купол был покрыт темно-синими эмалями и разукрашен в виде карты звездного неба. В противоположной от окна стене на высоте десяти футов виднелись дверной проем и ведущая к нему лесенка — то был вход в обсерваторию, где под руководством чародея по ночам трудились одноглазые духи вааби, изучающие созвездия и планеты в сложные оптические приборы, приставляя к окулярам свой единственный глаз. Но сейчас, когда время близилось к полудню, все вааби спали в специально построенном для них улье.

Почти все место в айване занимали столы и рабочие верстаки, заставленные различными стеклянными и металлическими приборами. В северо-западном углу располагались — Медин Амаль уважительно отметил — ряды с великолепными приспособлениями для алхимических опытов: котлы, перегонные кубы, сферы, жаровни и тигли, множество драгоценной стеклянной тары (колб и пробирок). Но все это было покрыто толстым слоем пыли — Алон-Ан-Салем уже давно лично не ставил опыты. В северо-восточном углу громоздились карты в свитках и глобусы: огромные, как головы великанов, и маленькие, которые могли уместиться на ладони. На верхнем полушарии каждого глобуса была растянута карта мира, на нижнем — чернела карта демонических владений. В юго-западном углу зала нашлось место для разномастных зеркал: как из стекла, так и из полированных металлов. В юго-восточном — пирамидами были выстроены накрытые разноцветными шелками клетки, в которых под воздействием чар спали существа, не известные пока что общедоступной науке и ожидающие своего часа. В центре зала на высоте трех ступеней высился помост в форме идеального круга. Он был испещрен сложными геометрическими построениями и сигилами, колдовскими знаками и печатями для вызовов демонов и духов.

Визирь направился прямо к магическому помосту.

— Как ты находишь это скромное пристанище, мой добрый Медин? — поинтересовался Алон-Ан-Салем, с явным удовлетворением наблюдая за восхищенным алхимиком.

— Оно столь же великолепно, как отблеск сна, глубиною в явь, мессир! Будто бы я вдруг попал на рынок джиннов, Канил-лем, что в Небесном Граде.

— Ну-ну, — усмехнулся визирь, — полагаю, все не так ужасно… Но все-таки нас ждут дела.

— Вы искали моего совета, мессир, — напомнил Медин Амаль. — Но по какому вопросу?

Возле помоста стоял единственный свободный во всем айване стол, вырезанный из темно-красного дерева и весь покрытый сложной резьбой.

— Положите сюда! — велел визирь, и рабы грохнули ковер на стол. — Пошли прочь!

Кланяясь и пятясь, невольники поспешили скрыться с глаз своего повелителя. Алон-Ан-Салем подошел к ковру и, взмахнув в воздухе рукой, заставил гилем развернуться.

— Видишь, мой добрый Медин? Ты знаешь, что это?

Алхимик подошел ближе и склонился к ковру так низко, что его крючковатый нос едва не задел ворсинки на нем. Глаза прищурились, губы поджались.

— Без сомнения, летающий гилем, о светоч. Поврежденный…

— Почти. Дам тебе небольшую подсказку: гляди лишь на зеленый шов.

Нос Медина Амаля, будто у какой-то ищейки, начал бежать вдоль указанной линии.

— Геометрический узор третьего уровня плетения, — начал бубнить алхимик. — Правильные девятиугольники, соединенные между собой тонкими прямоугольниками и… Я бы предположил, что это карта. Да, без сомнения, карта! Либо замок, комнаты в котором соединены коридорами, либо острова, соединенные мостами.

— Не зря ты был помощником Эль-Раэда последние… сколько?… двенадцать лет?

— Восемнадцать, — склонив голову, почтительно уточнил алхимик.

— Ум твой и правда остер, словно лезвие ножа, которым разрезают алмаз непознанного. Ты и не представляешь, насколько прав. Сей гилем — и это знают лишь немногие посвященные — и есть карта… хм… островов, соединенных мостами. Но острова эти находятся не в реке или же море. Они у нас с тобой над головой, ибо гилем Эль-Раэда есть не что иное, как План Небесного Града, самое потаенное сокровище твоего мастера.

Алхимик тот же час опустился на колени и начал молиться. Алон-Ан-Салем не прерывал собеседника — молитва способна избавить от страха и смирить с любой мыслью, позволить свыкнуться с любым открытием. Подчас молитва способна вернуть уверенность в себе или же разрешить никак не дающуюся задачу.