Твари в пути (СИ) - Торин Владимир. Страница 9
— Значит, мы больше никогда не увидимся? — спросил он.
— Зачем тебе? — Глаза девушки сверкнули необъяснимым гневом и тут же погасли. — Я буду в этом караване, если это так интересно.
— Ты? Тебя тоже хотят продать? — удивился Ильдиар.
— Какое тебе до этого дело, паладин? — Девушка повернулась к нему спиной и пошла прочь.
И хотя, кроме сухого завывания ветра, ничего не было слышно, Ильдиару на мгновение показалось, что она заплакала.
— Песок, попадающий в глаза… — задумчиво проговорил он, — и царапающий сердца…
Звенели бубенцы, подыгрывая каждому шагу верблюдов. Караван двигался длинной цепью. Впереди шли «благородные шейхи» — вожаки местных банд и племен, хозяева собранных здесь рабов. Первым среди вождей ехал Али-Ан-Хасан, величественно восседая на спине великолепного верблюда благородной белой масти. Рядом семенили животные попроще, да и люди на их спинах выглядели не столь представительно, как сам «великий Али», визирь Мечей. Следом копытами перебирали мулы и ослы, вьюченные различным скарбом и товарами, в окружении погонщиков. За ними шли воины, в основном пешим ходом, хотя некоторые были и на верблюдах — всего охраны насчитывалось около трех десятков. Следом за воинами брели вереницы рабов, более двух сотен, сопровождаемые вездесущими надсмотрщиками. Непостижимым образом и здесь соблюдалась некая иерархия в положении: чем ближе раб находился к началу каравана, тем большим авторитетом он пользовался среди своих собратьев. А тех, кто шел сразу за воинами, даже надсмотрщики не решались невзначай тронуть пальцем или, хуже того, угостить кнутом. Зато идущим в хвосте процессии доставалось за всех — стоило кому-то из несчастных сделать один неверный шаг в другом направлении, как воздух незамедлительно разрывали звук взметнувшейся плети, хриплые угрозы и крики боли.
Ильдиар брел почти в самом хвосте. Его хозяин явно не был здесь в большом авторитете, а значит, и его раб должен занимать соответствующее положение. Вот Валери — та шла где-то в самом начале, рядом с воинами.
Сахид явно не находил себе места в караванной иерархии, а может, просто плевал на все эти условности: время от времени Ильдиар успевал заметить его то громко хохочущим среди воинов, то беседующим с самим Хасаном, то совсем рядом, когда ловец удачи приходил перекинуться с ним парой колкостей.
Путь их пролегал через бесконечные дюны, на которые Ильдиар уже успел насмотреться, наверное, до самого конца своих дней. На исходе второго дня пути глаза паладина все чаще были направлены вниз, изучая песок под ногами, — смотреть по сторонам стало уже просто невыносимо.
Редкие привалы и рваный сон — вот что больше всего запомнилось ему в этом бесконечном движении. О побеге сейчас не могло быть и речи: помимо пустыни, теперь его сдерживали еще и кнуты надсмотрщиков, которые явно не зря получали свою похлебку и кусок черствой лепешки на ужин. Рабов тоже кормили, но не в пример хуже того, к чему он привык за время выздоровления в оазисе. Здесь приходилось есть отвратительную вонючую жижу из общего котла для двух сотен человек, зачастую грязного и немытого, и от такой еды потом долго и противно скрипел на зубах песок.
За время привалов единственным хоть сколько-то любопытным занятием для Ильдиара было наблюдать за Сахидом и Валери. За первым — оттого, что паладин все-таки надеялся отыскать в поведении своего мучителя хоть что-то, что могло помочь ему в будущем одолеть его (пока что никакие наблюдения не принесли результата). А Валери интересовала его… Просто интересовала, и все. Было в ней нечто загадочное, непонятное. Своему первому выводу паладин вскоре нашел подтверждение: родом она была явно не из асаров, сородичей Сахида Альири, — за те недолгие дни, что Ильдиар прожил среди них, он научился отличать «истинных сынов песков» от чужаков. И что с того, что у всех пустынников смуглая кожа и будто выжженные на солнце белые волосы. Есть еще много других, мало заметных постороннему глазу отличий: в чертах лица, в походке, в манере говорить… Среди рабов асаров было крайне мало, примерно один из десяти, зато среди воинов — каждый второй, а среди вождей — все до единого. Валери же была явно не из этих мест, хоть и южанка. Однажды, когда Хасан устроил очередной привал и всех рабов согнали в один огромный охраняемый круг, паладин все же решился спросить ее:
— Откуда ты родом, Валери? — Ильдиар постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно непринужденней, но девушка все равно отодвинулась от него подальше. Она выглядела и вела себя так, как будто за эти дни он столь уж часто докучал ей.
— Для тебя это не важно, паладин, — выждав паузу, она все же удостоила его ответом: — Не всем же посчастливилось родиться на твоем высокомерном холодном севере.
— Ты не любишь Ронстрад? Почему?
Вместо ответа она отвернулась.
Ильдиар тоже замолчал, сбитый с толку таким поворотом беседы. Пока он думал, как задать новый вопрос, чтобы невзначай ее не обидеть, рог уже затрубил. Привал закончился, всем рабам следовало подняться и немедленно построиться в колонну, в результате он так ничего у нее и не узнал…
Солнце постепенно поднялось в зенит и сейчас, в эти мучительные часы, было наиболее немилосердно к путникам. Рабы, надсмотрщики, воины и даже вожди изнывали от нестерпимого зноя, но Хасан по какой-то причине все не отдавал приказа об остановке. Змея каравана упрямо ползла вперед. В какой-то момент скорость всадников внезапно увеличилась, и остальным также пришлось принять этот новый темп. Все путники, от воинов, надсмотрщиков и до последнего раба, почувствовали нервозность и напряжение впередиидущих. По колонне поползли зловещие слухи, Ильдиар прислушивался, не понимая, что происходит, пока, наконец, до него не долетело одно-единственное слово, в котором собралась вся охватившая людей тревога: «бергары».
Рядом неожиданно появился Сахид Альири.
— Будь готов, паладин, — послышался его шепот. — Скоро начнется. Бежать даже не думай — верная смерть. Это я так, на всякий случай предупреждаю — вдруг решишься. Не то, чтобы я был против твоей смерти, но не сейчас. — При этих словах на его лице не было неизменной ухмылки. Сейчас она без следа растворилась в столь непривычной для негодяя серьезности.
— Бергары. Кто это? — спросил его Ильдиар.
— Тоже пустынный народ, как асары и геричи, — последовал ответ. — Но столь же дикий, как и саблезубые тигры, даже речи своей у них нет, только крики и жесты. Но головы резать ума хватает. Живые им ни к чему, а вот мертвые очень даже…
— Мертвецы? Зачем им нужны мертвецы?
— А вот ты их об этом и расспроси. — Одной рукой Сахид Альири указал на вершину огромного бархана, вытаскивая в то же время другой саблю из ножен.
Ильдиар взглянул на вершину дюны. Увиденное было столь завораживающе, что некоторое время он просто наблюдал, как весь песчаный склон заполняется фигурами всадников. Черные как смоль верблюды и столь же черные кони, несущие на своих спинах зловещие фигуры воинов в просторных одеждах, с масками из чернильной ткани, полностью скрывающими лица. Не останавливаясь, лавина черных всадников покатилась вниз. До слуха паладина долетели злобные крики и улюлюканье — нападавшие явно не были расположены для ведения переговоров. Впрочем, если верить Сахиду, они даже говорить по-человечески не умели.
Над караваном разнеслись громкие команды — Хасан приказывал своим людям занять оборону. Воины расчехляли луки и доставали оружие, надсмотрщики тоже спешно вооружались палками или ножами, и только безоружные рабы испуганно стояли, ожидая схватки. Многие из них тихо молились своим богам.
— Что значит «бергары»?! — воскликнул Ильдиар, пытаясь перекричать суматоху вокруг.
— Дети Тьмы! — Сахид Альири оглядывался по сторонам, кого-то высматривая в караване. — Так их называют. Держи!
В раскрытую ладонь Ильдиара лег острый кинжал. Граф де Нот изумленно взглянул в глаза своему тюремщику. Асар успел лишь усмехнуться: