Женщины-маньяки (СИ) - Мазурин Олег. Страница 41

Кто-то при ее неудовлетворенности или нарушении реализует ее в творчестве: сочиняет стихи, рисует картины, снимает фильмы, пишет романы. (Это называется "сублимация"). Но есть тот, кому никак не сублимируется и он направляет эту энергию на темные дела. Он может стать садистом, педофилом, маньяком, убийцей и др. Список можно продолжить.

Салтыкова свое мощное либидо направила не на благие дела, а на темные и порочные. Плюс к тому незаживающая сердечная рана, в свое время нарушившая ее психику, которая порой служила своеобразным толчком или так можно сказать пусковым механизмом для новых пыток и убийств. Увидела девушку похожую на Панютину — и сразу ее пытать! И сразу изводить ее со света! И убив, ее она успокаивалась.

Итак, нарушенное либидо и нарушения психики в связи с потерей важного сексуального объекта (капитана Тютчева) — вот две основные причины безумных поступков кровавой помещицы. Вот откуда ее жуткие преступления. Но это с точки зрения психоанализа, причем классического. Быть может, другие психологические теории объяснили бы природу страшных поступков Салтычихи по-своему, но автору ближе и понятнее Фрейдовское объяснение. Тем более психоаналитические постулаты проверены не только в теории, но и в практике. Ведь есть какое-то здравое зерно в том утверждении, что неудовлетворенная сексуальная энергия Дарьи Салтыковой превратила ее в садиста и убийцу. А потеря любимого человека это лишь усугубило.

Но вернемся к дальнейшей судьбе нашей "героини".

…Вскоре слухи об убийце-помещице и ее злодеяних поползли по Москве. Но до поры до времени это были всего лишь слухи, не подкрепленные фактами. Люди не знали, где тут правда, где полуправда, а где ложь. Молва шла, но трупов никто не видел. А все дело в том, что слуги Салтыковой привозили на санях мертвецов к полицейским в участок. Помещица щедро одаривала полицейских, чтобы те молчали и записывали в официальный протокол то, что нужно. Те всегда фиксировали несчастные случаи. Мол, бедняжка сбежала от барыни в легком платье, по дороге замерзла и умерла. Или указывали, что человек покончил жизнь самоубийством. И хотя покойники были порой изуродованы и были все в кровоподтеках и синяках, то полицеские все равно писали: "смерть в результате несчастного случая".

Священнослужители тоже состояли на довольствии у Дарьи Николаевны. Они должны были отпевать людей преданных насильственной смерти. Московских святош помещица не любила: часто они, когда видели зверски истерзанные тела усопших, отказывались совершать церковный обряд. Тогда маньячка приглашала своих, сельских. Один из них — Степан Петров — был штатным священником Салтычихи. Для него, человека не особо щепетильного, не было особых проблем с отпеванием очередной жертвы.

Если кто-то из крепостных убегал его возвращали обратно к Салтыковой, ведь полиция была куплена ею. Помещица приказывала забивать беглецов до смерти батогами или бросала в застенок и морила голодом. Подданные Салтычихи в период с 1756 год по 1762 подали 21 жалобу на свою барыню. Но так как садистка-помещица имела огромные связи и в полиции и среди чиновников она сразу узнавала из первых рук, кто из ее крепостных на нее доносит. И потом нещадно наказывала жалобщиков. Кого делала инвалидом, а кого умерщвляла, а кого и отправляла в ссылку.

Но однажды произошло следующее…

В апреле 1762 году двое крепостных Салтычихи — Савелий Мартынов и Ермолай Ильин — измученные пытками и и потеряв по прихоти помещицы-садистки своих жен, сбежали от нее и отправились с жалобой в Московское отделение Сената. Но туда их не пустили и решили сдать в полицию. Но не зря Салтыкова кормила полицейских, они снова едва не выручили ее. Крестьян потащили к дому на Сретенке, чтобы сдать жестокой помещице, но те, поняв, что их ведут не в полицейский участок, а в логово монстра, от отчаяния закричали на всю улицу:

"Слово и дело государево!"

Этот клич использовали то время, чтобы уведомить власть о каком-нибудь государственном преступлении и ни один чиновник не мог замять это дело. Так произошло и на этот раз. Начался опрос свидетелей, подключились высшие полицейские чины. Злодеяния Салтыков повергли всех в шок. Донесение о них с помощью расторопных фельдъегерей было срочно доставлено в Санкт-Петербург, Екатерине II. Ознакомившись с шокирующим документом, императрица тут же распорядилась расследовать это громкое дело. По высочайшему повелению его вели надворные советники московской юстиц-коллегии — Степан Волков и князь Дмитрий Цианов. Императрица специально выбрала для следствия этих людей.

Дело в том, что для чиновников знатного происхождения и высокого ранга это разбирательство стало бы щекотливым предприятием. Салтыкова могла спокойно подкупить их или попросту попросить по-родственному закрыть дело. И те могли не устоять перед деньгами и влиянием помещицы, даже не смотря на то, что следствие курировала сама Екатерина II. На чиновника типа Волкова нельзя было надавить или запугать: Волков был незнатного происхождения, не имел родственных и деловых связей с преступницей, он был чужд этому кругу, имел незапятнанную и честную репутацию. Тем более он имел могущественного покровителя — саму императрицу! Под такой защитой Волков мог спокойно вести следствие и искать доказательства вины преступницы. Молодой князь Дмитрий Цианов тоже был незапятнанным и честным чиновником и мог оказать посильную помощь своему коллеге в данном разбирательстве.

Салтыкова сразу же села под домашний арест. Екатерина II самолично подослала к ней священника в надежде, что Дарья Николаевна чистосердечно признается во всех своих преступлениях. Но не тут-то было! Добровольно сознаваться в своих злодеяниях кровавая помещица отнюдь не желала. Очень ей не хотелось отправляться на каторгу, а еще хуже — на смертную казнь. Четыре месяца(!) она водила служителя церкви за нос и ни капли не раскаялась. Ошеломленный духовник пришел к императрице и заявил, что сила дьявола в этом человеке сильна как никогда и что помещица закоснела в грехах. Всероссийская самодержица Екатерина II была явно разочарована результатами миссии священнослужителя, но отступаться от Салтычихи не пожелала. Надо знать характер императрицы — в ее словаре не было слов "невозможно" или "сдаваться". Вывести маньячку на чистую воду — вот было первейшее желание императрицы. И все надежды государыни были связаны с Волковым и Циановым. Она верила, что данные следователи, честные и неподкупные люди, оправдают ее надежды и в конце концов, добьются правды в деле Дарьи Салтыковой. И приказала им немедленно отправляться в Москву и постоянно слать от туда депеши о ходе расследования.

Как только Волков и Цианов прибыли в Первопрестольную, то первым делом взялись за Сыскной приказ, московского полицмейстера и самого генерал-губернатора. Копали следователи недаром: выяснилось, что московские чиновники положили под сукно более двадцати(!) жалоб дворовых на Салтычиху, а также кучу актов осмотра тел, заключений о причине смерти ее крепостных. Взятки, оказывается, получали: начальник полицеймейстерской канцелярии Молчанов, прокурор Сыскного приказа Хвощинский, присутствующие Сыскного приказа Вельяминов-Зернов и Михайловский, а также — секретарь Тайной конторы Яров и актуариус Сыскного приказа Пафнутьев. В Сыскной приказе разразился бурный скандал, некоторых сняли с должности, а императрица Екатерина II торжествовала: ее ставка на Волкова и Цианова оправдалась, и следователи на верном пути.

В ноябре 1763 года было доказано, что большинство поданных Салтычихи умерли не своей смертью. Это удалось установить благодаря арестованным счетным книгам помещицы. По записям сделанных в книге Волков и Цианов определили точное количество погибших крепостных, и установить круг влиятельных чиновников замешанных в этом деле. Стало ясно, что большинство слуг умерло насильственной смертью и при весьма загадочных обстоятельствах. Например, несколько раз в услужение к помещице брались красивые (18–20 лет) девушки и через две недели странным образом скоропостижно умирали.